Возможно, кто-то решит, что я ухожу в крайности, мне бы и самой хотелось думать, что это так, но я каждый день вижу в жизни и социальных сетях женщин, которые только подтверждают мои слова. Я не очень хочу погружаться в историю патриархата, объяснять причинно-следственные связи, почему женщины так много внимания уделяют внешности, доводя это порой до абсурда и откровенного насилия над собой. Скажу лишь, что это действительно часть нашей культуры, в которой «мама красивая, а папа зарабатывает», хотя чаще мама и красивая, и зарабатывает, и детей рожает, и дома убирается, а папа просто пользуется своими привилегиями, которые ему дал патриархат: не занимается детьми, уход за собой ограничивает походом в душ и полностью отстраняется от решения бытовых вопросов. В таком раскладе нет возможности не то что разобраться с чувствами к самой себе, а просто выдохнуть и спокойно жить.
В своем блоге я время от времени пишу про менструацию, выкладываю или перепощиваю картины или объекты искусства, с этим связанные. Конечно же, получаю много хейта после этого, сообщения типа «Полоумная, еще говно свое выложи», но есть и положительная динамика: многие женщины и даже мужчины благодарят меня и других блогерок за снятие стигматизации с этого явления. Для меня говорить открыто про менструацию, рекламировать менструальные чаши, писать рассказы про месячные (как, например, мой рассказ «Красное пятно на серых “Найках”», который собрал за несколько дней три тысячи прочтений), рисовать картины – один из самых мощных способов женщинам заявить миру о себе. Вся эта неприкрытость говорит о том, что женщины перестают быть «просто красивыми», а в одно мгновение становятся живыми существами, которые менструируют, меняют тампоны, прокладки, промывают чаши, борются с диареей и запорами во время месячных, просят отгулы на работе, лежат дома в растянутых штанах и с грязной головой, ждут доставку из «Макдоналдса», пьют обезболивающее и хотят, чтобы их скорее отпустило. Словно кто-то возьмёт и резко сбросит красивый занавес, за которым кроется вся правда, узнав которую мир наконец-то дарует тебе свободу. Внутреннюю в первую очередь.
Я хочу верить, что настанет день, когда женщины по-настоящему полюбят себя и свои уникальные, удивительные, неповторимые тела. Увидят красоту в каждом изгибе, почувствуют свободу в самовыражении, тогда их жизнь перестанет быть постоянным донорством и снова начнет принадлежать только им: без жертв, чувства долга и страха. С тем ростом, весом, размером груди, попы и ноги, которые есть; с той гладкостью кожи, густотой волосяного покрова, четкостью контуров бровей и губ, которые есть; с теми запахами, выделениями и испражнениями, которые есть; с теми мыслями, желаниями, правами и возможностями, которые есть.
Еще больше я хочу верить, что те поколения девочек, которые будут жить и расти после меня, напишут книги о чем-то совершенно другом, и все, чему я посвятила первые страницы, будет для них настолько очевидным и естественным, что слова бабушки на остановке про платья в горошек станут просто словами, без какого-либо подтекста: «Сегодня не в платье, а в джинсах. Что такого?» Да, все будет именно так.
Часть II. Любовь и секс
Глава 1. Я никогда не потеряю девственность, или Все мои вымышленные любовники
Если верить моим личным дневникам (а я не вижу поводов им не верить), то о любви я начала мечтать с восьми-девяти лет. Какой там мечтать – я была одержима идеей о том, чтобы у меня появился парень. Забегая немного вперед, скажу: первые отношения у меня появятся только в 19 лет – с моим мужем.
Моей первой влюбленностью был темнокожий мальчик по имени Саймон, который учился в параллельном классе в младшей школе. Между нами ничего не было, но он обратил на меня внимание, мы поболтали – и я решила, что это любовь. Я про него мало что помню, кроме одного эпизода. Парни из моего класса как-то назвали его черножопым, он пожаловался моей классной руководительнице, она каждому в дневник написала замечание, а нам прочитала большую лекцию, почему судить человека по цвету кожи плохо. За что Зинаиде Константиновне от меня огромный респект, несмотря на всю сложность наших взаимоотношений. К слову, Саймон вскоре ушел из школы, потому что они с семьей переехали жить в Санкт-Петербург.
Следующей моей любовью был Витя. Если опять обратиться к дневникам, то я уступила его своей подруге. На самом деле так все и произошло: как-то Витя пришел в класс и подарил мне маленькую керамическую змейку в спичечном коробке. Я ее приняла, но быстро поняла, что между нами ничего не может быть. Витя сильно не расстроился – и тут же переключился на мою подругу.
Потом началась средняя школа, а там целая череда влюбленностей в более взрослых парней, среди которых, конечно же, были одноклассники старшего брата, с которым у меня разница в возрасте четыре года.
К влюбленностям мы еще вернемся, а пока мне бы хотелось рассказать о моем брате. Все это очень между собой связано, и, я думаю, те девушки, у которых тоже есть старший брат и большая любовь к нему вперемешку с болью от того, что он тебя постоянно отвергает, увидят в моих словах поддержку. В конце концов, зачем маленькой девочке постоянно влюбляться в кого-то, если у нее дома в избытке любовь брата или, например, отца?
Мне кажется, когда в небесных канцеляриях создавали моего брата, то, чтобы не заморачиваться, просто навели курсор на папу, нажали Ctrl+C, отвели курсор в сторону и ввели уже Другую комбинацию – Ctrl+V.
Конечно, моему брату очень много досталось и от мамы, но чем старше я становлюсь, тем больше вижу сходства с отцом. Не могу назвать ни папу, ни брата эгоистами – это слишком категорично и вовсе не так. Мне кажется, то количество времени, которое папа пропадал на работе, чтобы обеспечить нам хорошую жизнь, не пропадал ни один отец (да простят меня папы всего мира). То же и брат: я знаю, если позвоню ему сейчас в Канаду, где он живет, попрошу помочь, занять денег или что-то еще – он сделает это без лишних вопросов. Правильнее будет сказать, что мужчины в моей семье не очень внимательны к другим людям, к их чувствам, вообще к их жизни. То же и с женщинами в моей семье (исключительно мои наблюдения): если надо, они сделают все, что требуется, но переживать, спрашивать, как дела, быть эмпатичными, внимательными, угадывать желания – точно не про них.
Я с детства любила брата беззаветно. Он был для меня кумиром, я во всем ему подражала. Мне кажется, даже мой спортивный стиль одежды и неосознанный отказ от всего условно женственного были попытками привлечь его внимание: «Смотри, я своя, я такая, как ты». К слову, в моем сексистском детстве (будем честны, оно у всех было таким) брат часто (папа – реже) транслировал мысль, что парнем быть классно, а девчонкой – отстой. Конечно, это происходило неосознанно, как говорится, в полувзглядах, полуфразах, но я это моментально считывала. Даже помню, когда это произошло впервые.
Родители нас никогда не отпускали гулять во двор, потому что «там было много гопоты», да и, честно, улица нас не особо манила, мы были домашними детьми. Тем не менее однажды произошел слом в системе, мы вышли на прогулку в первый и последний раз. Мне было лет девять, брату тринадцать. Не успели мы выйти, до нас сразу докопалась местная шпана, что мы заняли, оказывается, чьи-то качели. У брата завязалась драка с каким-то пареньком, я пыталась влезть, чтобы помочь, но мне почти сразу прилетело в живот, и я села на земле, скрючившись. Вскоре они разошлись, мы пошли домой, и брат, весь в царапинах и ссадинах, бросил: «От тебя никакого толка, ты ж девчонка». Его злость я понимаю, потому что ему прилетело явно больше, но то, что меня тоже пнули в печень, когда я пыталась ему помочь, и он это не оценил, да еще и назвал меня таким обидным и унизительным – девчонка, было не просто досадно, а стало руководством к действию. Моя внутренняя мизогиния тогда пустила корни, расцвела в пубертат и дала свои плоды в 25+.
Больше всего на свете мне хотелось любви брата и отца: чувствовать их защиту, опеку, внимание. Сейчас, когда я уже стала взрослой, часто говорю мужу: «Если у нас будет дочь, пожалуйста, люби ее: уделяй внимание, води ее в кафе, говори, что она самая любимая и красивая, что ты всегда на ее стороне, а она всегда будет твоей любимой дочкой». Взрослея, мы, конечно, понимаем, что наши отцы и братья нас любили как умели, но пока ты ребенок, то просто не можешь этого понять, если не видишь прямых слов и действий. Поэтому приходится адаптироваться: искать любви у тупых одноклассников, отказываться от своей женской сущности, чтобы стать «своим пацаном» и, как следствие, жить в бесконечном внутреннем конфликте. Что и происходило со мной. Папа пропадал на работе, брат выпихивал из комнаты со словами «задолбала, пошла вон», а если и уделял внимание, то только в формате шуток и подколов, иногда при своих друзьях, в которых я была влюблена – в каждого по очереди.
Я искала мужского внимания у каких-то придурков и сейчас радуюсь, что все обошлось лишь фантазиями и страданиями из-за неразделенных чувств. К слову, я вообще не помню, чтобы за десять лет обучения в школе я не была в кого-то влюблена, не посылала анонимные записочки, не страдала вместе с подружкой. Анализируя сейчас все те события, я ловлю себя на интересной мысли, что, вероятно, я и не искала взаимных чувств. Влюбленность в объект воздыханий без надежды на продолжение (а какое продолжение может быть, когда вы даже не знакомы?) меня более чем устраивала. То есть я искала любви у других, но повторяла ровно ту модель, что была в моей голове по отношению к брату: я любила, страдала, тянулась, а в ответ получала холод, иногда любовь, но очень сдержанную.
Впервые в жизни я поняла, что брат меня любит, когда мне было 12 лет, а ему – 16. Родители отправили нас на лето в Болгарию. По приезде нас разделили на разные группы: старшие и младшие. Весь отдых мы почти не пересекались и не общались: у брата был свой круг, у меня свой. Все изменилось, когда в один д