Всю жизнь я очень тянулась к брату, семье. Мне хотелось их внимания и одобрения. Конечно, это было неосознанно, только спустя много лет я смогла все разложить по полочкам, тогда же это представляло собой месиво обид, разочарований и бессознательных действий. Например, я мыла каждый день полы. В целом это было оправданно, потому что в квартире жили две собаки, которые дважды в день выходили гулять. Родители возвращались, я подбегала, говорила: «А я полы помыла», – и ждала реакции. Они бросали «молодец», шли переодеваться, а потом ужинать. Важно отметить, что они никогда не просили меня об этом, как и брат никогда не просил заботиться о нем, опекать и лезть в его личную жизнь.
Мое вторжение в личную жизнь брата заслуживает отдельных абзацев. Я начала это делать с тех пор, как стали появляться первые мобильные. Брату купили Siemens С45, когда он учился в девятом классе. Мой первый мобильный появится у меня через два года, и это будет оранжевая Nokia 1110. Вместе с ней мне подарили шнурок, чтобы носить телефон на шее. Никогда не забуду папино наставление: «Кать, если кто-то захочет тебя ограбить, будет угрожать жизни, просто отдавай этот телефон, и все». Сейчас это кажется диким, но в Челябинске 2004-го звучало вполне реально. Вокруг нашей «богатой» гимназии было много обычных школ, и гопота из них частенько поджидала чистеньких и хорошо одетых мальчиков (реже девочек), чтобы их тормознуть и что-нибудь отобрать. Однажды мы с подружкой так спасли моего брата: он уже подходил к троллейбусной остановке, как до него докопался какой-то парень с классическим «дай позвонить». Брат не давал и хотел пройти вперед, тот начал его толкать, в этот момент мы подбежали к ним с криками: «Там папа подъехал к остановке, мы ждем тебя!» Гопник увидел нас, услышал про папу и понял, что лучше пойти дальше по своим делам, что он и сделал. Я чувствовала себя невероятно крутой, потому что спасла старшего брата.
Тем более выяснилось, что он тогда поменялся телефонами со своей девушкой и рисковал тем, что у него могли отобрать мобильный подружки. Мне всегда очень хотелось чувствовать себя причастной к жизни брата, а он меня в нее не пускал. Поэтому однажды я не придумала ничего лучше, чем взять его телефон, переписать оттуда номера его друзей и девушек и писать им эсэмэски. Важно отметить, что тогда с кем-то переписываться по эсэмэс было невероятно увлекательно. Тема личных границ и цифрового этикета еще не поднималась, да и всем был интересен этот прогресс, пусть он и ограничивался эсэмэсками, «змейкой» и рингтоном из «Бумера». Друзья брата в большинстве случаев охотно шли на общение, в том числе девушки. Когда он узнал, то был в бешенстве, рассказал маме, она меня отругала. С их стороны это было справедливо, потому что я не просто нарушила личные границы, а сделала это дважды: залезла сначала в чужой телефон, а потом в чужие отношения. Со своей – конечно, я не желала брату зла, а просто хотела чувствовать себя частью его жизни.
На этом все не закончилось. Я продолжила встревать в жизнь брата и в августе 2011 года, когда у него были трудности с девушкой: я влезла всем в задницы, пока не выяснила, что же между ними случилось. Я продолжила форсировать его личную жизнь, когда он переехал в Москву и начал здесь встречаться с девушками. Мне казалось, что без меня он не разберется, что только я знаю, что лучше для него. Позже, с психологом, я пойму, что по неясной причине у меня к старшему брату были материнские чувства. Причем, знаете, чувства такой очень токсичной нарциссической мамки. Прошли годы, прежде чем я осознала, что он прекрасно справится без меня. Точнее, ему понадобилось уехать на другой континент от всей нашей семьи, чтобы мы все наконец поняли: он может справиться без нас. Все очень любили брата, но иногда буквально душили его своей любовью. Он же – человек свободолюбивый, и пространство, глоток свежего воздуха ему просто необходимы, чтобы развиваться. Что он успешно делает в Канаде: и профессионально, и личностно. Все это осознать мне помогла последняя девушка брата, которая уже, наоборот, лезла в мои отношения с ним («карма из э бич»). Я злилась, мне хотелось ее убить за нарушение границ, за бестактность, невоспитанность, но именно это мне помогло отпочковаться от брата, сепарироваться от него: да, через обиду, боль, потерю, горевание, но мало кому удается расти через какие-то другие состояния.
В конце лета 2011 года я всего этого не понимала, поэтому картина была следующей: я мыла полы, чтобы получить одобрение родителей, и лезла в жизнь брата, чтобы почувствовать себя ее частью. Тогда случился переломный момент, когда я поняла: нет, я больше так не могу. Какого хрена родители говорят просто «молодец», а брат вообще клал на все мои старания помочь наладить его отношения? Даже помню момент, когда меня впервые охватило возмущение. Все произошло довольно кинематографично (если, конечно, сравнивать с дешевыми ромкомами). Я сидела на диване и смотрела VMA – как раз то самое легендарное выступление Бейонсе, когда в конце она бросила микрофон и показала округлившийся живот. Меня почему-то так это поразило, это выступление что-то пробудило внутри, мне так захотелось стать свободной, собой, не ждать чьего-то одобрения, а просто жить. Я до сих пор слушаю песню Love On Тор (именно ее она тогда исполняла), когда мне нужна поддержка, заряд энергии. Да и в целом трек стал очень символичным, но об этом я расскажу в конце главы. Тогда я даже представить не могла, что не только скоро встречу свою любовь, но даже поеду вместе с ним на концерт Бейонсе в Париж. Тот диванный протест под голос поп-дивы стал первым крошечным шагом к сепарации от родителей, а следовательно, к своей собственной жизни.
Мы познакомились с моим будущим мужем Димой у меня дома. Все было почти как в «Иронии судьбы». Я вернулась домой после пары по физкультуре – с грязной головой и дурным настроением, а тут он. Здесь тоже нужна небольшая предыстория, и мы снова вернемся в Челябинск, но обещаю, что ненадолго.
Незадолго до отъезда обратно на учебу в Москву в моей жизни появился Коля, которого вы уже знаете. Весь комизм и трагизм ситуации заключался в том, что это тот самый одноклассник, который больше всех унижал остальных, особенно Лену, которая, вы уже знаете, не так давно умерла. Повторюсь, тогда наши отношения были большим абьюзивно-невнятным клубком. Поэтому предложение встретиться в «Макдоналдсе» выпить кофе мне показалось заманчивым. Коля был вежлив и учтив, – что меня удивило, – отметил, что я похудела, а в конце добавил: «Можно я поживу у тебя в Москве?» В целом это казалось мне веселой затеей. Я жила одна в трехкомнатной квартире, мне было одиноко, и я согласилась, но сказала, что уточню у родителей.
«Я сказал нет, и точка!» – на повышенных тонах ответил папа. Любые мои попытки его уговорить терпели поражение, поэтому я решила впервые в жизни его ослушаться. Раньше я так не поступала: я либо просто делала что хотела и не говорила ему ничего, либо слушалась его, если все-таки спрашивала мнение. Тогда мне казалось, что я поступаю правильно, хотя сама не понимала: и чего я так борюсь за то, чтобы Коля жил у меня? Человек не сделал мне ничего хорошего, да и его компания для меня не так уж важна, но почему-то внутренний голос говорил, что я должна поступить так, как в итоге и поступила.
Мы улетели вместе в Москву, придерживаясь легенды, что по прилете я поеду к себе, а Коля к другу. Так мы и начали жить вместе. Я выделила Коле отдельную комнату, он исправно платил мне символические 5000 за аренду (я оплачивала ими коммунальные услуги, а те деньги, что присылали родители, тратила на себя), и мы, кстати, довольно редко пересекались. Нередко Коля писал мне, что не приедет ночевать, а останется у некоего Димы на «1905 года». Тогда я и вовсе выдыхала: ходила по дому голышом и не собирала по всей квартире кружки, которые Николай всюду расставлял. Однажды он мне написал днем в пятницу: «Кать, можно Дима приедет к нам в гости с ночевкой? А то я вечно у него останавливаюсь, даже неудобно». Первой мыслью было сказать «нет», мне кажется, я даже написала Коле что-то из серии: «Еще Димы мне тут твоего не хватало», – но потом все-таки разрешила, опять же, не понимая мотива своего поступка.
В тот день Коля и Дима приехали поздно, я уже спала. Утром в субботу я уехала на пару по физкультуре, а когда вернулась, то впервые увидела своего будущего мужа.
Мы часто с Димой вспоминаем те времена и ужасаемся: кажется, будто это были не мы, а какие-то другие Катя и Дима. Я – худая, длинноволосая, дерзкая, он – молодой, робкий, со смешной стрижкой.
Это не была любовь с первого взгляда, но во мне с первых секунд, как я его увидела, начался шторм, град, ураган, гололед, вспышки на Солнце, песчаная буря – и все одновременно. Я вела себя как идиотка: почему-то начала материться через слово. Жутко нервничала, несла какой-то бред и вообще не могла понять, почему я себя так веду. Как в мемчике, мой внутренний голос орал: «Катя, ты в порядке? Ты в порядке, Катя?» – а я не знала, что происходит. Дима, в свою очередь, был приветлив, вежлив, выглядел совершенно спокойным и расслабленным. Так и произошло наше знакомство.
В этот же вечер я уехала к одногруппнице в Тушино – готовить сюрприз для подруги на день рождения. Я совершенно не думала о Диме, о Коле, а полностью сосредоточилась на подготовке к празднику. Все изменилось в разгар вечеринки, когда мы изрядно выпили. Не знаю, кто меня дернул, я подошла к ноутбуку, зашла во «ВКонтакте», написала ему «Привет» и сразу же захлопнула крышку компьютера. После мне налили еще один бокал шампанского, я его выпила, снова погрузилась в пучину празднования и забыла о своем сообщении.
А па следующий день вспомнила. Потому что в непрочитанных висело «Привет-привет». Тогда все и началось: бесконечные переписки до глубокой ночи, замирание сердца, когда пиликает телефон, и трепетное ожидание, когда же он пригласит встретиться.
Мы познакомились 28 сентября 2011 года (к слову, эта дата – день рождения Сени; странную рифму подобрала жизнь), а впервые поцеловались ровно через месяц.