енно прорыв. В то время как по Новогеоргиевску уныло брели в плен в полном составе роты, батальоны и целые полки, они рассматривали маршрут движения на восток. Оказалось, что у Ольги уже была приготовлена и довольно подробная карта местности, по которой следовало уходить, и даже имелся небольшой запас продовольствия в дорожном чемоданчике.
— Когда вы успели подготовиться? — искренне подивился Земцов.
Оказалось, что вчера в лазарет привезли раненого русского летчика, который после получения известия о капитуляции попытался несколько успокоить заволновавшихся раненых и медицинский персонал, сообщив, что знамена и штандарты дислоцировавшихся в крепости русских частей были самолетами отправлены в расположение основных сил фронта. Летчик сетовал, что из-за ранения не может улететь из крепости сам. И восторгался какими-то знакомыми офицерами, которые еще до принятия решения о сдаче говорили, что в случае такого решения они ему не подчинятся и будут пробиваться на восток. Тогда Ольга и решила действовать так же.
Земцов слушал ее и, сам того не осознавая, любовался своей нечаянной собеседницей. Конечно, с их стороны это была порядочная авантюра с весьма призрачными шансами на успех. Но каждому из них было едва ли больше двадцати лет, и когда же еще было решаться на авантюры, если не сейчас! Земцова, конечно, несколько раз в течение разговора посещала вполне здравая мысль, что он втягивает девушку в очень серьезные неприятности. Он честно озвучил ей все свои сомнения и опасения. Однако Ольга была непреклонна.
Когда они вышли на улицу, по городу уже двигались с разных сторон германские патрули.
— Пойдемте! — Ольга быстро схватила за руку бывшего в полной русской офицерской форме Земцова.
Они перебежали на другую сторону и скрылись в подворотне. Отворив маленькую дверь, поднялись вверх по трем деревянным ступеням и вошли в небольшую комнатку. Как объяснила Ольга, тут она жила, буквально в двух шагах через улицу, напротив лазарета. Здесь они просидели до позднего вечера. С наступлением темноты несколько раз пытались выйти наружу, но всякий раз, слыша гортанные выкрики и тяжелую поступь немецких патрулей, были принуждены возвращаться обратно. В тревожном ожидании прошла ночь.
— У вас есть чемодан? — невозмутимо осведомился Земцов утром следующего дня.
— Чемодан?
— Да. И желательно большой.
Ольга извлекла из-под кровати чемодан внушительных размеров.
— Есть идея, — ободряюще кивнул ей Земцов.
Он переоделся в форму немецкого лейтенанта, которая так и оставалась у него с собой. Натянул пришедшиеся как раз по ноге сапоги рыжей кожи, препоясался ремнем. Сдвинул вперед с левой стороны на германский манер коричневую кобуру трофейного «Люгера». Свою форму уложил в туркестанский мешок, а его, в свою очередь, — в большой дорожный чемодан. На дно чемодана сунул и свой револьвер. Надел фуражку с красным околышем и очень серьезно повторил почти дословно то же самое, что два дня назад говорил Земцову его ротный командир:
— Ольга Александровна, Рубикон перейден. Если меня раскроют в этой форме, последствия будут самые печальные. Если выяснят, что мы действуем заодно — не поздоровится и вам. У каждого из нас есть шанс выбраться по отдельности. Предлагаю вам воспользоваться своим.
— Мы пойдем вместе, — без колебаний произнесла Ольга.
— Ну что же, как вам будет угодно… — Земцов в задумчивости потер подбородок: — Вы говорите по-немецки?
— Немного. Свободно только по-французски.
— К сожалению, мы не в Париже.
— Мы в России. К счастью. — Земцова буквально пробуравил пронзительный взгляд серо-желтых глаз.
Он только молча покачал головой…
Спустя четверть часа улицами Новогеоргиевска, по которым уже прогнали русских военнопленных и теперь деловито сновали германцы, ни от кого не таясь, шагали немецкий лейтенант с большим дорожным чемоданом в руке и сестра милосердия рядом с ним. Слава Богу, нейтральное платье Ольги ничем не выделялось на фоне платьев немецкого женского медицинского персонала. В руках у нее также был маленький чемоданчик. То и дело козыряя, Земцов как можно непринужденнее двигался в сторону хорошо знакомой ему железнодорожной станции. Ольга уверенно держалась в шаге от его плеча. На путях вдалеке протяжно гудели паровозы — значит, железная дорога действовала. Все подъездные пути в западном направлении были забиты теплушками. Увы, во многих из них Земцов разглядел наших пленных.
«Сейчас бы сидел так же», — с горечью и одновременно с волнительной надеждой оттого, что про него это не так, подумалось ему о себе.
Усадив Ольгу на скамейку и пристроив рядом с ней оба чемодана, Земцов спокойно сам направился к стоящей чуть в отдалении от них группе германских военных. До Ольги донеслись обрывки их завязавшейся беседы. Поджав губы и стараясь не выдать своего волнения, она смотрела, как Земцов непринужденно разговаривает с немцами. Вот он достал папиросу, кто-то из германцев услужливо щелкает зажигалкой. Земцов благодарственно кивает, говорит что-то еще, поворачивается в сторону Ольги и делает ей легкий кивок. Ольга сначала непринужденно слегка улыбается в ответ и лишь потом осознает это. Понимая, что выражение лица вот-вот выдаст ее, у нее хватает сил отвернуться в сторону якобы со скучающим видом…
Земцов вернулся, подхватил чемодан. Они переместились на другую скамью в более безлюдном месте.
— Вы не поверите, но я достал билеты, — будто бы невзначай оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто не может их слышать, негромко проговорил он. И добавил с легкой улыбкой на губах: — Русские золотые монеты по-прежнему здесь в ходу.
— Вы прекрасно держались, — с нескрываемым восхищением посмотрела на него Ольга.
— Правда? — просто взглянул на нее Земцов и, сняв фуражку, достал платок, медленными движениями промокнув им лоб. — А мне показалось, я весь взмок.
— У вас прирожденный талант для подобных авантюр, — подтвердила Ольга. — Только…
— Что — только?
Ольга подняла на него глаза, в которых блестели слегка насмешливые искорки:
— Только я не ваша невеста из Эльзаса, с которой вы выхлопотали отпуск после вашей контузии, как вы вещали этим господам.
— А вы знаете немецкий гораздо лучше, чем признавались в этом поначалу, — чуть улыбнулся Земцов. И, немного покраснев, проговорил:
— Простите великодушно. Но у меня в кармане ни одного документа. Приходится импровизировать на ходу.
Удивительно, но им удалось тогда покинуть крепость. Двигаться прямо на восток было немыслимо, неправдоподобно и слишком рискованно. Они уехали в северном направлении. Потом были пыльные дороги Польши, небольшие городки с постоялыми дворами, снова железная дорога. Они шли, ехали, пережидали, шли и ехали снова. Земцов обменял часть русских денег на марки и расплачивался ими там, где русские монеты могли бы вызвать подозрение. На небольшой станции на вторую неделю их необычайного путешествия Земцов отправился узнать о поезде в нужном для них направлении. То, что германский патруль во главе с офицером проверяет документы у всех военных поголовно, Ольга заметила сразу. Обернулась — с другой стороны как раз навстречу патрулю появилась фигура Земцова в форме немецкого лейтенанта. Вернув документы какому-то гауптману и козырнув ему, начальник патруля уверенными шагами двинулся прямиком к Земцову. За ним следовали двое солдат с винтовками за плечами. Подхватив свой чемоданчик, Ольга бросилась им наперерез.
— Гюнтер! Гюнтер! — издалека закричала она, называя Земцова первым пришедшим на ум немецким именем.
Патруль не дошел до Земцова шагов пять, когда Ольга промчалась мимо них и с размаху бросилась Земцову на шею. Ее чемоданчик брякнулся под ноги начальнику патруля, а Земцов, обнимая ее за талию одной рукой, другой пытался взять под козырек. Весь его вид изображал крайнее смущение. Немцы окружили их с совершенно растроганными лицами. Один из солдат поднял и поставил рядом с Ольгой ее упавший чемодан. Начальник патруля растянул губы в сентиментальной улыбке и сделал Земцову, который якобы пытался что-то нашарить рукой за бортом своего мундира, останавливающий жест. Не проверив документы, патруль в полном составе проследовал дальше, гулко печатая шаг.
— Благодарю вас, — не глядя на Ольгу и продолжая провожать взглядом уходящих германцев, проронил Земцов.
Он все еще придерживал ее за талию одной рукой. Ольга опустила глаза и увидела, как второй рукой Земцов незаметно застегивает кобуру, которую успел расстегнуть, пока они изображали бурную встречу на перроне.
— Прошу, — протянул он ей согнутую в локте руку и, заглянув в глаза, не произнес, а теперь буквально выдохнул:
— Спасибо большое…
Больше они не стали искушать судьбу, решив, что эта железнодорожная поездка по занятой противником территории станет последней. Сойдя с поезда на небольшом провинциальном вокзальчике, совсем целом, будто бы и не прокатывалась через него война, они пошли по длинной улице вниз. Земцов подождал Ольгу в подворотне, пока она разговаривала с сухонькой старушкой, торговавшей на перекрестке цветами.
— Наши войска оставили город неделю назад, — сообщила Ольга новости, которые ей удалось узнать. — Еще позавчера на востоке была слышна сильная канонада.
Земцов кивнул, вытащил из-за спины букет полевых цветов и протянул их своей спутнице.
— Когда вы успели? — искренне изумилась Ольга. — Откуда, здесь?..
Земцов снял фуражку, взъерошил себе ладонью волосы на виске и, ничего не сказав, только загадочно улыбнулся. Ольга взяла букет и спрятала в нем свое лицо.
В лавке на окраине городка они купили продовольствие. Деньги подходили к концу. Сверившись по карте, Земцов рассчитывал преодолеть остаток пути через начинающийся за городком глухой лесной массив. Судя по всему, линия фронта плавала. Не могло такого быть, чтобы при вновь на некоторое время возобновившейся здесь маневренной войне им не представилась бы возможность перейти ее и оказаться у своих…
Они шли еще почти неделю, а канонада впереди то приближалась совсем близко, то отдалялась, делаясь едва слышной. Несколько раз на лесных дорогах ими были замечены маршировавшие на восток воинские части — все еще германские. Земцов, продолжавший идти в немецкой форме, поостерегся появляться перед ними в прифронтовой полосе. Да и не было в этом такой острой необходимости. Картина происходящего перед ними вырисовывалась более или менее ясная. Расположившись отдыхать на закрытой со всех сторон высокими деревьями лесной полянке, они доедали последний оставшийся у них хлеб. Ольга аккуратно собрала разбросанные на разостланной между ними косынке хлебные крошки. Земцов, сидя на пеньке и расстегнув верхние пуговицы мундира, наблюдал, как она, поджав губы и вставив в них заколки для волос, заплетала свою темно-русую косу. Он знал из ее рассказов, что она добровольно отправилась на фронт. Что отец ее был земским доктором, а на японскую войну пошел полковым врачом. Был тяжело ранен на реке Шахэ, вернулся домой, продолжил свою медицинскую практику. Знал, что через несколько лет после японской кампании у отца Ольги открылась старая рана, от которой он вскоре умер. И никто