– Нельзя отчаиваться раньше времени, да, Тим? – спрашивает она, уже всхлипывая.
Он вскакивает, подхватывает её на руки и баюкает, как ребёнка, которого у него никогда не будет.
Плач, не жена, не мать, не любимая… Плач о том, чего не понимаешь, о чём не узнаешь никогда… Жизнь раз за разом разочаровывает тебя, маленькая сильная женщина, а он, Тим, не разочарует. О, нет! Не причинит ей вред даже такой малостью, как правда. А сейчас – плач! Плач, чтобы завтра проснуться с улыбкой.
Спустя тридцать лет с катастрофы «Лагуны»
В пыли у ног Риа возится пара маленьких нубисов. Самец – крупный, матёрый, в цвет скал Тильды, лежит в тени и лениво жмурится. Он недавно вернулся с охоты и притащил своим друзьям тушу сурика – так смешно они называют грии‑таа, что водятся в предгорьях.
Самка нубиса никогда не принимает участия в выхаживании и воспитании детёнышей. После того, как они впервые выползают из норы, она исчезает из жизни их и самца до следующего гона – держать нос у земли, идти по следу сладкой крови, спать под открытым небом. И горе тому, чья мясная куча на следующий гон окажется невелика! Такой зверь рискует остаться без потомства.
Риа учит малышей манипулировать палкой, удерживая её хватательными щупальцами. Использовать в качестве рычага для того, чтобы перевернуть камни, под которыми прячутся вкусные слизни и спят ночные мотыльки, чьи крылышки так забавно хрустят на зубах.
Из Дома выходит Друг и садится рядом с Ти‑Гаа. Треплет его по загривку. Хищник скалит зубы – улыбается. Друг скалит зубы в ответ. Они не такие острые и растут всего в один ряд, но тоже белые и здоровые. От Друга пахнет силой, чистотой. Это хороший запах. От Подруги в последнее время пахнет усталостью. Так же пахнет от суриков, кровь которых с возрастом становится не такой сладкой, как прежде.
– Смотри, Тим! – Риа смеётся. – Наполеон перевернул камень палкой, а Мерилин палку выбросила и впервые использовала щупальца не в охотничьих целях. Ей просто стало любопытно, что там, под камнем. Она не голодна, ни одного слизня не съела. Это прямая замена вспомогательного орудия труда конечностями! Понимаешь, что это значит?
Тим играет с Ти‑Гаа в игру Хлоп. Хищник расслабленно положил щупальце на землю, а Друг пытается прихлопнуть его ладонью. У него хорошая реакция. Иногда он даже ловит Ти‑Гаа, заставляя его уязвлённо порыкивать.
Они называют себя лю‑дии. Смешные. Мягкие. Могут думать. Ти‑Гаа улыбается всей пастью и смотрит, как веселится Друг, когда в очередной раз попадает по щупальцу. Тому даже в голову не приходит, что Ти‑Гаа поддаётся, потому что ему нравится тот булькающий звук, который издают лю‑дии, когда радуются. Уже пятнадцать прайдов приводил к ним Ти‑Гаа, и детёныши уходили более умелыми и умными, чем приходили сюда.
– Если эта способность Мерилин закрепится в её потомках, считай, ты столкнула очередной камень с пути эволюции, – улыбается Тим.
Теперь хищник пытается шлёпнуть по его ладони одним из щупалец.
Подруга оставляет малышей забавляться с камнем и садится рядом. Кладёт голову на плечо Тима.
– Представляешь, – говорит она. – Вчера, когда вы с Ти‑Гаа охотились, приходила Джудит. Помнишь её? Бука Джу, злючка Джу? Она приходила просто полежать рядом с Домом, понимаешь? Неужели она скучает?
– Или ей любопытно, – усмехается Тим. – Или отсюда сильно пахло суриком, которого ты готовила. А может быть, её привлёк запах Ти‑Гаа? Скоро гон…
Риа качает головой.
– Говорю тебе, она хотела нас проведать! Так же, как самки иногда приходят проведать своих детёнышей из предыдущих прайдов. А это значит, что она считает нас семьёй!
– Пусть так! – легко соглашается Тим и поддаётся рассерженному хищнику, которому никак не удаётся шлёпнуть его по ладони. И улыбается, слыша довольное «Хроо…». «Хлоп!» – повторяет Тим. Оба игрока смеются, сверкая зубами на солнце.
– Здорово, что Племя стало считать нас семьей! – отсмеявшись, говорит Тим и крепче прижимает к себе Риа одной рукой. – Эти дети не вырастут людьми, но они создадут свой мир, мир нубисов, в котором рано или поздно разум обуздает жажду крови. Главное…
– … Не отчаиваться раньше времени! – довершает Риа.
Они поднимают глаза друг на друга и улыбаются, как люди, которые смотрят в одну сторону или видят одно и то же. И в эту минуту становятся похожи, как брат и сестра. И морщины Риа более незаметны, как и седина на висках Тима.
Маленькая Мерилин садится на задние лапы, для верности опершись о землю хвостом, щупальцами поднимает камень с земли и принимается подбрасывать и ловить, показывая братцу длинный сиреневый язык.
Спустя пятьдесят один год с катастрофы «Лагуны»
Сегодня первый день гона, но камни не закрывают вход в лощину, и нападения не последует, хотя, вот они – все здесь. Племя. Сотни зверей лежат вокруг, положив морды на лапы и вяло шевеля щупальцами. В первых рядах самцы и детёныши, то и дело затевающие потасовки в корнях деревьев, позади самки. Лежат… Ждут…
Тим сидит внутри убежища, держит Риа за худую руку, без надежды смотрит в осунувшееся лицо. Отчаяние ему не ведомо, но боль подступает к горлу сухими рыданиями. Тихо гудит, пощёлкивая, минилаборатория. Надо бы её выключить. Всё, чего он боялся, она уже сообщила. Уровень клеточной энергии Риа стремится к нулю – женщина умирает. Обычная человеческая смерть присела у порога. Смерть от обычной человеческой старости.
Он не спал и не ел уже несколько суток. Так же, как и нубисы, ждёт конца. И склеры высохли от непрерывного напряжения – Тим не спускает взгляда с её лица. Надо закрыть глаза, чтобы смягчить их и дать отдохнуть…
Когда он поднимает веки – Риа смотрит на него. Впервые за последние дни и ночи.
– Не волнуйся, Тим, обычное дело, – говорит она спокойным и отстранённым голосом Первого научного координатора, – я умираю…
Тим крепче сжимает её пальцы. Он не волнуется. Он знает.
– Мне радостно, Тим, – продолжает она, и голос теплеет, будто возвращается издалека, – я прожила жизнь не зря. Но не это главное в ней… Главное – ты!
Он пытается ладонью накрыть её губы, заставить замолчать, ибо с каждым словом силы покидают её. Но Риа неожиданно сильно сбрасывает его руку.
– Не надо! Мне нужно сказать… Именно ты научил меня жить в полную силу, не отчаиваясь и не останавливаясь на достигнутом. С тобой я стала смеяться легко и радостно, а не скептически и язвительно. Ты показал мне – как это, жить! Просто жить, не пытаясь разбиться в кровь, чтобы найти истину, не подвергая сомнению каждый свой шаг или поступок. Ты – замечательный, Тим… Ты – лучшее, что было в моей жизни!
Его лицо кривится. Прошедшие годы почти не оставили на нём морщин, нет старческих пятен и желтизны, так щедро покрывающих щёки Риа. Его губы не ссохлись и волосы не поредели. Тим бронзоволик и красив, как бог. Седоволосый бог, который, оказывается, умеет плакать!
– Я знаю, – продолжает Риа, и он ясно понимает, что разговор – последний, – у тебя нет от меня тайн, кроме одной. Скажи мне… Сейчас… Чтобы не мучиться, когда я уйду…
Тыльной стороной ладони Тим отирает мокрые щёки, пробует влагу на вкус. Солёные, надо же!
Он скажет, раз она того хочет. У осуждённого жизнью должны сбываться последние желания.
– Я перекодировал передатчик, – тихо говорит он и, склоняясь, целует её редкие кудряшки, чтобы она не разглядела его слёз, – давно…
Риа торжествующе улыбается.
– Я знала, Тим! Я догадалась! И ты…
– …И я не стал активировать его, когда понял – здесь ты нашла то, что так долго искала! Дело, которому не жалко посвятить жизнь. Племя.
– Не называй их так, – шепчет Риа. – Теперь они – Народ Тильды. Вспомни, когда мы попали сюда, у них были только зачаточные навыки коммуникации. А теперь они владеют развёрнутой вербальной системой, а не просто сигнальными понятиями «хорошо – плохо», «съедобно – опасно». Они пишут сказки для детёнышей на коре дерева нут и читают им вслух. А их головные щупальца великолепный аппарат для действий, связанных даже с самой мелкой моторикой!
Влага всё течёт по щекам, словно изливается целая жизнь. Но Тим улыбается. Перед внутренним взором не худая пародия на человека, а его Риа – сильная маленькая женщина, которая, наконец, научилась не отчаиваться.
– Я люблю тебя, Тим, мой Тим, – шепчут блеклые губы. – Теперь ты можешь активировать передатчик и ждать помощи, ведь ты гораздо сильнее меня. Ты почти не изменился за эти годы, в тебе сил ещё на несколько десятилетий, если не больше!
Он качает головой.
– Нет, Риа, моя Риа, я никуда не улечу. Не оставлю тебя и наших детей. Они все здесь – снаружи. А теперь – спи!
Одинокая капелька скатывается с уголка её глаза. Тому, кто не умирал на руках любимого человека, не понять ни этого счастья, ни этой боли…
Риа глубоко вздыхает и вытягивается, сжав кулачки. Сон… Покойный сон смерти.
Тим поднимается и выходит наружу.
Первый день гона, но Народ здесь. Они пришли провожать и прощаться.
Уже старый, отяжелевший Ти‑Гаа подходит и садится напротив, низко взрыкивая. В рычании слышатся чёткие паузы, смена интонаций.
– Подруга ушла?
– Да, мой друг.
– Она будет зваться Небесным светом, отогнавшим ночь разума. Народ всегда будет помнить Ри‑аа…
– Я знаю, Ти‑Гаа, я знаю.
– А ты? Что будешь делать ты?
– Я остаюсь с ней. Дальше вы будете учиться всему сами.
С мгновение нубис смотрит на него снизу вверх, затем берёт щупальцами один из камней. Тим улыбается и привычно треплет его по загривку.
– Ты всё правильно понял.
И возвращается в убежище. Садится на пол рядом с любимой. Берёт её за руку, смотрит в заострившееся лицо, пока нубисы снаружи стаскивают камни к входу, превращая убежище в саркофаг.
Он долго сидит рядом с телом. Окоченение уже превратило Риа в статую. В помещении темно, лишь перемигиваются огоньки на передней панели лаборатории. Что ж…
Тим поднимается и осторожно отделяет силовые кабели от лабораторных блоков. Время пришло. Оно приходит и уходит, но остаются воспоминания. Через сотню лет прах Риа истлеет вместе с ложем и обстановкой убежища. Плоть Тима тоже сгниет, сползёт со скелета из облегчённого титана, и не останется никаких следов татуировки на предплечье, котору