— Мне кажется, что вы забываете еще об одном немаловажном аргументе — вы его любите.
— Возможно, да. Кроме того, после смерти несчастного Понсе я чувствую себя такой одинокой, что мне просто необходимо на кого-то опереться.
— Вы думаете, Пьер Вальер станет вам надежной опорой?
— Будьте снисходительны и дайте мне возможность заставить себя в это поверить.
Стараясь изменить тему, она сказала:
— После смерти Понсе мне кажется, я готова согласиться с официальной версией о том, что мой отец убил мачеху и покончил с собой. Понимаете, если раньше мне было только стыдно, то сейчас — просто страшно. Раз убили Понсе, почему им не попытаться убить и меня?
— Они не станут этого делать по многим причинам. Во-первых, вы отсутствовали в вечер преступления, во-вторых, вам не известно, кто знал о двадцати миллионах, лежащих в сейфе вашего отца, и, наконец, в-третьих, потому, что вы, похоже, не знаете кто такая Изабель.
— Но если Изабель существовала, мало того, была близко знакома с родителями, то обязательно нашелся бы кто-то, кто бы ее знал!
— Может быть, все-таки вы ее знаете?
— Я клянусь…
— Есть еще одна версия: ваша мачеха называла Изабель человека, у которого в жизни было совсем другое имя…
Мишель посмотрела на часы, стоящие на камине.
— Извините, но скоро прийдет Пьер, — мы собирались поужинать в Монрон.
— Не стану вам больше надоедать… Единственное, о чем бы я хотел еще упомянуть, так это о моем разговоре с мадам Вальер.
— Что же это был за разговор?
— Это неприятно вспоминать… Скажем, она… рассказала о причинах перемены решения о вашем браке с ее сыном.
— Не утруждайте себя перечислением этих причин, я их сама хорошо знаю: просто мадам Вальер поняла, что я не осталась без приданого. Но ведь я выхожу замуж не за Жермен Вальер, а за ее сына.
— Вчера вечером на Пилате вы рассуждали по-другому.
— Кажется, я наговорила много глупостей… Наверное, я просто опьянела от свежего воздуха.
— Похоже на то, если судить по сегодняшнему дню. Могу я позволить себе дать вам один совет? Остерегайтесь свежего воздуха, мадмуазель, поскольку глупости, о которых вы так легко сейчас сказали, кто-то может воспринять всерьез и… и потом страдать от них.
Ей стало неловко.
— Если это так, прошу вас простить мне, месье комиссар.
— Вам не за что просить прощения. Просто, я — глупец. До свидания, мадмуазель…
Я вышел от Мишель с тяжелым сердцем и, чтобы как-то успокоиться, решил зайти к моей старой знакомой Леони Шатиняк, в обществе которой жизнь казалась мне удивительно простой.
Леони была на кухне и мыла посуду.
— А, это ты, малыш? Если ты рассчитывал на ужин, то немного опоздал! Мне почти нечего тебе предложить!
— Спасибо, я не хочу есть, Леони.
Она посмотрела на меня с подозрением.
— Взгляни-ка мне в глаза! Ты странно выглядишь. У тебя тяжело на душе?
— Немного.
— А почему, могу я знать?
— Потому что недавно я беседовал с одной разумной и богатой девушкой, которая влюбилась в ничтожество, рвущееся только к ее деньгам, и, главное, что она об этом знает!
— Может быть, она не так уж умна, как ты думаешь? Итак, ты приревновал Мишель к Пьеру?
— Может и так.
Леони поцеловала меня в обе щеки.
— Не стоит переворачивать себе душу из-за девушек, малыш! Ты же хорошо знаешь, что самая лучшая из них иногда может ничего не стоить? Эти Вальеры — неприятные люди. Мать — настоящая мегера, сын — полное ничтожество. Жюль — просто старый дурак, которого жена всегда водила за нос. Поверь, что я желаю самого лучшего твоей мадмуазель, но не понимаю, зачем люди сами бегают за своей бедой, а поймав за хвост, никак не могут ее отпустить. Поверь твоей старой Леони: забудь о Мишель.
Когда я уже выходил, она крикнула мне вслед:
— Черт возьми! Ты говорил о Жермен Вальер, и я вспомнила: когда Жермен была маленькой, ее мать, неизвестно почему, называла ее Изабель.
Глава 6
В это воскресное утро я проснулся с тяжелой головой. Всю ночь я ворочался в постели, будучи не в состоянии понять поступки Мишель. Ведь я же не выдумал нашу прогулку по Пилату и вечер в Ля Жасери. Почему тогда она мне солгала? Наверное Леони была права, когда говорила, что не стоит переживать из-за женщин.
История же с этой Жермен-Изабель Вальер, по-моему, не имела никакого значения. Мать мадам Вальер, должно быть, очень любила сентиментальные рассказики, из которых и почерпнула это имя, чтобы одарить им свою дочь. Я старался понять, чем личная жизнь мадам Вальер, конечно, если предположить, что у нее таковая была, могла заинтересовать утонченную и деликатную Элен Ардекур.
Как и всякий старый холостяк, для которого воскресенье скорее больше наказание, чем отдых, потому что в этот день больше всего ощущается одиночество, я зашел на работу. Даруа и Эстуш уехали отдыхать домой, в Лион. На моем столе лежала записка, оставленная Даруа, в которой говорилось, что Вальеры действительно продали свое дело, но всего лишь за восемь миллионов старых франков. Кроме того, эта сумма еще не была передана им полностью. Для того, чтобы что-то начало проясняться, мне нужно было любым способом узнать, как Жермен Вальер достала деньги, чтобы расплатиться с долгами.
Пока же, не зная что делать в ближайшее время, я позвонил Мишель Ардекур. Когда я представился, девушка не без злорадства спросила:
— Чему я обязана такой честью, месье комиссар?
— Сам не знаю… просто я хотел спросить, понравился ли вам вчерашний вечер?
Я почувствовал, что она колеблется с ответом.
— Если я вам отвечу положительно, — вы рассердитесь. Если я скажу нет, вы будете довольны, но тогда это не будет отвечать действительности.
— Скажите правду…
— Я провела прекрасный вечер. Это действительно так. Пьер — хороший друг, и у него доброе сердце. Я его расспросила о вашем разговоре с мадам Вальер, и он сказал, что страховой полис моего отца уже давно ни для кого не секрет.
— И вас это не удивило?
— А почему, собственно, это должно меня удивить, месье комиссар? Разве богатая девушка не может выйти замуж за небогатого парня?
— Конечно, может, если, конечно, он заслуживает эту любовь.
— Ничто не дает вам права, месье комиссар, думать о Пьере по-другому. Когда мы с ним поженимся…
— Когда вы поженитесь, мне будет безразлично, как вы будете жить.
На другом конце провода я услышал смешок.
— По крайней мере, вы откровенны.
— Вам это неприятно?
— Вовсе нет, месье комиссар, я даже могу вам это доказать.
— Весь во внимании…
— С самого утра Пьер с родителями уехал, чтобы присмотреть дом, который они хотят купить для месье и мадам Вальер. Вы ведь знаете, что родители Пьера продали свое дело.
— Да, я в курсе.
— Итак, месье комиссар, сегодня я одна, и если… вы захотите пригласить меня на обед, думаю, что не откажусь.
— Замечательно… Встретимся перед лицеем?
— Хорошо, тогда через час у лицея?
Мы прекрасно пообедали в Сен-Жене-Малифо в ресторане Монмартен. Мишель была весела, меня это радовало, и никак не хотелось верить в то, что эта обаятельная девушка помолвлена с другим. После обеда мы на машине поехали в Труа-Круа, где решили прогуляться по лесу. Присутствие Мишель рядом делало меня таким счастливым, что мне не хотелось даже разговаривать. Разговор начала она сама:
— Вам кажется странным мое поведение, не правда ли?
— Я стараюсь не задаваться этим вопросом, — просто мне с вами хорошо.
— Нам нужно прекратить встречи, Шарль.
Она меня опять звала по имени, как на прогулке в Ля Жасери.
— Почему?
— Потому, что я помолвлена.
— Ну и что?
— Если бы я была помолвлена с вами, Шарль, вам бы понравилось, если бы я проводила вечер с кем-то другим?
— Конечно, нет.
— Тогда…
Мы остановились на обочине дороги, ведущей к Сен-Соверан-Рю.
— Послушайте, Мишель, я не могу поверить, что вы любите Пьера настолько, чтобы выйти за него замуж.
— Не будем говорить об этом, Шарль. Это бесполезный и болезненный разговор. Но поверьте, что я не могу отвернуться от него.
— И это говорите вы!
— У меня тоже есть определенные моральные обязательства.
— Но, в конце концов, не станете же вы портить себе жизнь из-за угрызений совести, пусть даже в чем-то справедливых?
— Я вовсе не собираюсь этого делать.
Мы немного помолчали, и я, взяв себя в руки, произнес другим, спокойным, тоном:
— Мишель, вы могли бы дать мне одно обещание?
— В чем оно будет заключаться?
— Я прошу вас не выходить замуж прежде, чем я разберусь с делом об убийстве ваших родителей.
Она посмотрела на меня с подозрением.
— Какая связь между моей свадьбой и вашим расследованием?
— Я не хотел бы вам этого говорить, Мишель, но если вы сами спрашиваете, — пожалуйста: я считаю, что родители Пьера прямо или косвенно замешаны в убийстве месье и мадам Ардекур.
Она прошептала:
— Вы поступаете бесчестно, месье комиссар.
Я сделал вид, что не расслышал.
— Нам стало известно, что Вальеры выплатили огромные долги, тогда как до смерти ваших родителей у них денег не было.
Она скорей вскрикнула, чем сказала:
— Они же продали свое дело!
— Но продали за сумму, которая не покрывает и половины долгов. Кроме того, сейчас они собираются купить дом, — вы сами мне об этом сказали утром. Отсюда следует вопрос: на какие деньги?
— Не знаю. Но все, что вы рассказываете — отвратительно! Вы хотите вбить клин между мной и Пьером! Так вот, я не желаю вас слушать! Прошу вас только об одном: отвезите меня поскорей в Сент-Этьен, и я больше не хочу вас видеть! Вы мне отвратительны!
Мы доехали до Сент-Этьена, не проронив ни слова. Мишель сидела с каменным лицом и неподвижным взглядом. Мне было очень тяжело… Когда я остановил машину перед мужским лицеем, моя спутница вышла: