– Медленнее, – сказала Трикси, подходя ближе. Немного понаблюдала, потом начала расстегивать свою блузку. Под ней ничего не было, и Трикси повела плечами так, что блузка соскользнула на пол позади нее; вышла из своих джинсов как женщина выходит из воды. Все ее худое тело покрывали татуировки; яркие краски их делались люминесцентными в холодном свете фонарей: змея обвивала правое плечо, ее кольца останавливались на полпути к локтю; обнаженная феечка с лицом дьявола расположилась под ключицей; цепочки слов – стихов или таинственных списков – начинались у таза и оборачивались вокруг бедер; скрещенные молотки на фоне флага Конфедерации лежали на склоне одной груди; черная свастика, похожая на неуклюжее сплетение швов, – на другой. Они мерцали на ее нагом теле как раскаленные добела неведомые письмена. Однажды Ник слышал словосочетание «иллюминированная рукопись», и хотя он не знал его значения, но думал, что это должно быть нечто вроде тела Трикси, которое было покрыто буквами священного алфавита и само по себе являлось упругим словом или даже последовательностью слов, фразой, которую она прошептала ему, убирая его руку и заменяя своей. Она подтолкнула его к постели, и Ник потерялся между ее страниц.
– У меня жирные ляжки, – сказала она. Они лежали на простынях, все еще голые. Все продлилось лишь несколько ужасных минут; он извергся почти немедленно, после чего Трикси резко скатилась с него и уставилась в потолок. Ему хотелось подняться и вытереться, но он не знал правил этикета. Ник чувствовал себя вычерпанным, обреченным, как будто увидел пустоту за фасадом мира. Поэтому он следовал примеру Трикси и просто молча лежал, пока не услышал это откровение.
Он вытянул шею и взглянул на ее бедра. Но его внимание, невзирая на все искренние старания, отвлекалось от них иным.
– Выглядят нормально, – ответил Ник.
– Они мне от мамы достались. С этим ничего не поделаешь.
Трикси шлепнула ладонями по ляжкам так, что они затряслись.
– Суки, – сказала она.
– Эй, перестань. Ты красивая.
– Ага, конечно. Деррик, правда, говорит, что они хороши для дела.
– В смысле?
– Крупные ляжки. Ну, знаешь. Широкие бедра для родов. Наш долг – производить чистокровных белых детей.
– О, – Ник представил, как Деррик обследует ее бедра, проводит по ним руками. Он был почти уверен, что Деррик мог продержаться куда дольше, чем пару-тройку минут.
– Забавно, если подумать, – сказала Трикси. – Что мы передаем своим детям. Мне достались от матери слоновьи ляжки, и это отстой, но заодно я получила чистую кровь. А это, ну, охренеть как важно. И я тоже должна ее передать. Так что, наверное, тут особо не пожалуешься.
Ник смотрел на потолок. Они выключили все фонарики кроме одного, который горел звездой в дальнем углу. Все предметы в комнате отбрасывали карикатурные тени.
– Сколько детей ты хочешь завести?
– Пять или шесть, наверное. Мы должны. Белые люди теперь – меньшинство. Мы теряем нашу страну. Это мой долг – родить много детей.
Ник попытался представить себя в роли отца. Он не знал, как отцы поступают, как выглядят или как говорят.
– Не знаю, способен ли я на это, – сказал он.
– Из тебя получится хороший отец. Ты милый.
Это было не то слово, которое Нику хотелось услышать сразу после потери девственности.
– А тебе что досталось от родителей? – спросила Трикси.
– Ничего, мне кажется, – ответил он, немного подумав.
– Ты должен был что-то получить. Внешность, поведение. Это немножко странно, но единственный способ узнать что-то про своего отца – это посмотреть, каким вырастешь сам. Как будто он оставил тебе особое тайное послание или что-то вроде того.
Ник решил послать этикет в жопу и подняться.
– Мне надо отсюда выбраться, – сказал он, спрыгивая с кровати и нашаривая одежду.
– Я ведь кое на что намекаю, Ники.
Он замер.
– На что?
– На ответственность. На наследие. Ты не можешь больше быть эгоистом. Ты должен решить, кто ты и что ты должен своей семье.
– Какой еще семье.
– Той, что у тебя уже есть, и, что еще важнее, той, которая у тебя будет.
– Ты хочешь, чтобы я что-то доказал «Молоткам».
– Почему бы тебе не начать с того, чтобы доказать что-то мне? Мне нужно, чтобы ты был больше, чем просто милым мальчиком, Ники. Этого не хватит.
Ник не смотрел на нее, одеваясь.
– У тебя есть пистолет? – спросил он.
Трикси этого явно не ожидала. Какое-то время она пялилась на него.
– Я могу его достать, – ответила она.
Тайрон все еще жил с матерью. Как-то раз Ник слышал, как он говорил об этом с Большим Джейком – о том, что она работает в вечернюю смену в отеле рядом с университетом на Елисейских полях и ему приходится ежедневно забирать ее в десять вечера и отвозить домой. Еще не было и девяти; Ник легко мог выследить их у этого места и доехать за ними до дома. На самом деле все это должно было быть просто. Однажды Ник подстрелил крысу, когда в детстве шлялся по улицам с пневматическим ружьем. Ему казалось, что никакой разницы не будет.
Трикси была единственной, кто еще вызывал в нем какие-то чувства. Он сделает все, что потребуется. А если потребуется что-то, потрясающее своей чудовищностью, тем лучше. Может, это он тоже почувствует.
Пока они были в доме, небеса воистину разверзлись. К тому времени, как Трикси довезла их сквозь проливной дождь до жилища Мэтта в Мид-Сити, было уже сильно позже девяти.
– Нам нужна пушка, – сказала она Мэтту после того, как он пустил их внутрь. На Мэтте были трусы-боксеры – и ничего больше. Он сидел на краю дивана и пялился в телевизор, где показывали какое-то военное кино.
– Пива хочешь? – спросил он у Трикси. На Ника он не взглянул ни разу.
– Нет, спасибо.
– Зачем тебе пушка?
Ник ждал, что Трикси все объяснит, но когда она не проронила ни слова, понял, что вопрос предназначался ему.
– Мне надо кое-кого пристрелить, – сказал он.
– Да ладно. – Мэтт продолжал смотреть в телевизор.
– Я готов исполнить свой долг.
Это, похоже, вызвало реакцию, но не ту, которую он ожидал. Мэтт оглядел его с неприкрытым презрением.
– Подстрелив какого-то ниггера? Добьешься только того, что тебя за решетку упекут. А потом и мою жопу туда же усадят. Иди на хер отсюда, чувак.
– Меня не поймают.
– С моей пушкой – точно.
Вмешалась Трикси.
– Я знаю, что у тебя тут есть запасные, – сказала она.
– Почему бы тебе не завалить хлебало, Трикс?
– Этого хочет Деррик, Мэтт. Прекращай.
Ник уставился на нее, неожиданно сбитый с толку. Когда это стало иметь какое-то отношение к Деррику?
– А мне он ничего не говорил, – сказал Мэтт, возвращая взгляд к телевизору. Он казался необъяснимо увлеченным рекламой электробритвы.
– Он тебе много чего не говорит, – холодно сказала Трикси. – Никому из вас. Только если заберешься к нему в постель… но я что-то тебя там не видела.
Что-то в груди Ника оборвалось, он почувствовал внезапную тяжесть и уже не знал, сможет ли сдвинуться с места, если потребуется. Мэтт молча покипятился пару минут, потом выругался себе под нос и ушел в спальню. Несколько мгновений спустя он вернулся с маленьким куском черного металла, завернутым в тряпку. Отдал его Трикси и сказал:
– Отвечаешь ты. Если все пойдет через жопу, отвечаешь ты.
Она взяла пистолет.
– Ты так говоришь, будто я не знаю, что делаю.
Трикси направилась к двери. Ник повернулся, чтобы пойти следом, но Мэтт сказал:
– Эй.
Когда Ник взглянул на него, он усмехнулся:
– Ну что, как тебе член Деррика на вкус?
Мэтт все еще смеялся, когда Ник захлопнул дверь.
По пассажирскому окну текли струи дождя; машина неслась по насыпной части трассы I-10, и видимый сквозь воду город тоже тек мимо, инкрустированный светом, точно сон о волшебном королевстве. Ник прислонился головой к стеклу и попытался представить, что он не здесь, а где-то далеко от этого города и людей, которые в нем жили, где-то, где не нужно каждый день вести войну за право быть собой. Трикси сидела рядом и вела машину через ливень, ее пальцы стискивали руль так, будто он был спасательным тросом.
– Что будем делать с мамашей? – спросила она, разрушив его прекрасные мечтания.
– Не знаю, – сказал Ник. – Я об этом еще не думал.
– Ну, сейчас самое время начать.
Он решил не отвечать. Трикси кивала, погруженная в собственные мысли. Ливень набрал обороты, и она переключила дворники на быстрый режим. Новый Орлеан остался позади; Нику пришлось заглянуть в зеркало, чтобы его увидеть. Потоп замедлил движение, из-за чего дождь казался только сильнее. Фары машин на соседней полосе размазывались по ветровому стеклу, вспыхивая и угасая, как пульсары.
– Ты знал, что я с ним спала, – сказала Трикси.
– Спала, я знал, что ты с ним спала. Я не знал, что ты приехала прямиком из его сраного дома!
– Я и не приехала.
– Да… какая разница, Трикси! Что за херня!
– Я ему не девушка никакая, хорошо? Мы просто иногда трахаемся. В этом ничего такого нет.
– Точняк, ничего такого.
– Ой, блин, повзрослей уже, а?
Зеленый BMW втиснулся перед ними, и Трикси вдавила тормоз. Колеса на мгновение застопорились, и машину чуть не развернуло поперек полосы, прежде чем она снова обрела сцепление с дорогой.
– Гондон! – сказала Трикси, оскалив зубы.
– Хочешь, я поведу?
– Нет, я не хочу, чтобы ты вел.
– Точно?
– Ник! Я могу управиться с долбаной машиной!
BMW перед ними вильнул вправо и набрал скорость. Кто-то надавил на сигнал. Освободившееся место занял грузовичок-пикап с прицепом для перевозки лошади. Ник видел внутри размытый белый силуэт животного и попытался представить, куда ему нужно было попасть в такой дождь, какая необходимость звала его.
Несколько мгновений спустя он спросил:
– Ты, вообще, хотела со мной переспать? Или просто выполняла приказ?