«Это не путешествие. Ты понимаешь? Мы туда переезжаем. Я уезжаю отсюда, папа».
«Ага, я знаю».
Она схватила его за плечи и развернула на стуле так, что ему пришлось посмотреть на нее. «Папа, пожалуйста».
Секунду он смотрел на нее, вычленяя ее лицо из расползавшегося мира. Он был так пьян. Солнце еще не зашло, его свет просачивался сквозь пыльные окна бара. У нее в глазах начинали блестеть слезы. «Что, – сказал он. – Что. Что ты хочешь от меня?»
Дэвис испускает долгий вздох и откидывается на спинку кресла.
– Я нашел Сэма и Лайлу Делакруа. Знакомые имена?
Сердце Белтрана подскакивает.
– Это она. Лайла. Это она.
Дэвис записывает адрес и номер телефона на бумаге для заметок и передает ее Белтрану.
– Похоже, сегодня ваш счастливый вечер, – говорит он, хотя тон у него блеклый.
Белтран смотрит на номер у него в руке со слабой, недоверчивой улыбкой.
– Ты наберешь ее для меня?
Дэвис откидывается в кресле и улыбается:
– Что, прямо сейчас? Уже почти полночь, мистер Белтран. Вы не можете сейчас ей звонить. Она будет спать.
Белтран кивает, впитывая это.
– Послушайте, я держу в кладовке матрас для тех случаев, когда не получается уйти домой. Я могу достать его для вас. Вы можете сегодня переночевать здесь.
Белтран снова кивает. Мысль о матрасе ошеломляет его, и он чувствует, как на глаза наворачиваются слезы. Его разум перескакивает в завтрашний день, к фантазиям о том, какими мягкими могут оказаться постели в доме Лайлы, если она позволит ему остаться. Он гадает, каково будет просыпаться поутру и чуять запах кофе и завтрака. Быть с кем-то, кто станет говорить ему добрые слова и будет рад его видеть. Когда-то он все это знал. Это было очень давно.
– У вас проблема, – замечает Дэвис.
Слова проталкиваются сквозь мечты Белтрана, и те исчезают. Он ждет, пока его горло разожмется, чтобы можно было заговорить. И говорит:
– Кажется, я одержим призраком.
Дэвис не сводит с него взгляда.
– Мне тоже так кажется, – отвечает он.
Белтран не может придумать, что еще сказать. Он машинально потирает грудь рукой. Он знает, что не может увидеться с дочерью, пока это с ним происходит.
– Однажды я тоже был одержим призраком, – тихо продолжает Дэвис. Он открывает ящик стола и достает пачку сигарет. Одну протягивает Белтрану, вторую берет себе. – Потом он меня покинул.
Белтран смотрит на него в благоговейной надежде, пока Дэвис медленно роется в карманах в поисках зажигалки.
– Как ты от него избавился?
Дэвис зажигает обе сигареты. Белтрану хочется вцепиться в него, но вместо этого он затягивается, и никотин попадает к нему в кровь. Вспышка эйфории прокатывается через него восхитительной энергетической волной.
– Я не хочу вам об этом рассказывать, – отвечает Дэвис. – Я хочу вам рассказать, почему вы должны его сохранить. И почему вам не стоит завтра видеться с дочерью.
У Белтрана отвисает челюсть. Он неуверенно улыбается.
– Ты свихнулся, – говорит он негромко.
– О чем вы думаете, когда думаете о Новом Орлеане?
У Белтрана сводит живот. Суставы принимаются слать панические телеграммы. Он не может позволить этому случиться.
– Пошел в жопу. Я ухожу.
Дэвис не двигается, когда Белтран вскакивает со стула.
– Вас не пустят в ночлежку. Вы сами так говорили, и отказались от койки, когда ушли. Куда вы отправитесь?
– Пойду к Лайле. Какая разница, что поздно. Она меня пустит.
– Пустит ли? С улицами, проходящими сквозь тело? С фонарями, горящими в глазах? С дождем, хлещущим из сердца? Нет. Она захлопнет дверь перед вашим носом и закроет на все замки. Она подумает, что к ней явилось создание ада. Она вас не примет.
Белтран стоит неподвижно, ухватившись одной рукой за стул; перед глазами у него не комната, а эта ужасная сцена. Он не видел лица Лайлы двадцать лет, но видит теперь, искаженное страхом и отвращением при виде него. Он чувствует, как в его теле что-то смещается, а в конечностях что-то каменеет. Он крепко зажмуривает глаза и приказывает телу сохранять форму.
– Пожалуйста, – просит Дэвис. – Сядьте обратно.
Белтран садится.
– Вы сейчас находитесь в промежутке. Люди думают, что в промежутках обитают призраки, но это не так. Там обитаем мы. Расскажите мне, о чем вы думаете, когда думаете о Новом Орлеане.
Двигаясь по Сент-Чарльз-Авеню, он прибыл в паб «Авеню», который ронял на тротуар свет из раскрытых стеклянных дверей и изливал в ночь музыку и голоса. Белтран заглянул в окно, прежде чем зайти, чтобы увидеть, чья сегодня смена. Правильные работники позволили бы ему войти и пропустить пару стаканчиков. Неправильные не пустили бы его дальше дверей, и пришлось бы выбирать: тащиться за выпивкой обратно во Французский квартал или же решить, что день окончен, и вернуться в таксопарк, в свою сломанную машину.
Ему повезло; работал Джон.
Белтран зашел внутрь и был встречен людьми, выкрикивавшими его имя. Он приветственно поднял руку, входя в роль. Это был белый бар. Если он хотел сегодня выпить, ему нужно было вести себя так, как от него ждали. Какой-то студент – с короткой стрижкой, вечно пахнущий одеколоном; Белтран никак не мог запомнить его имя – сдавил его руку в мощном пожатии:
– Тран! Брателло! Как дела, чувак?
– Нормалек, нормалек, – ответил Белтран, позволяя парню сокрушить свою ладонь. Ей предстояло болеть всю ночь.
Студент заорал поверх толпы:
– Йоу, Джон, наструячь-ка мне той штуки для старика Трана!
Джон улыбнулся:
– Чувак, да ты злодей.
– Ой, да ладно тебе! Налей и мне тоже! Не могу же я пустить его по этой дорожке одного!
Белтран протиснулся к пустому месту у бара рядом с миленькой белой девушкой, которую он раньше не видел, и мужчиной постарше в комбинезоне электрика. Девушка с отвращением фыркнула и отодвинулась подальше. Электрик кивнул и назвал его по имени. Мгновение спустя подошел студент с двумя молочно-серыми напитками в руках. Стакан побольше он подтолкнул к Белтрану:
– Чувак! Братан, я беспокоюсь. Не знаю, достаточно ли ты мужик для такого бухла.
– Фигняяяя. Я мужик!
– Это коктейль для мужиков, брателло!
– Дак это я и есть! Я мужик!
– Тогда залпом!
Он выпил залпом. Вкус был омерзительный, конечно же: словно растворитель пополам с йогуртом. Ему вечно ставили какое-то чудовищное дерьмо. Но это была настоящая выпивка, и она ударила в его мозг, как шар для сноса зданий. Белтран закашлялся и утер рот тыльной стороной ладони.
Студент шлепнул его по спине:
– Тран, зараза! Ты как? Ты ж вроде говорил, что ты мужик!
Он попытался ответить, но не смог заставить горло разжаться. В конце концов он просто небрежно отмахнулся.
Белтран глянул мутным глазом на бармена, чьи движения были зыбки и оставляли за собой призрачный след. Стакан пива, казалось, проклюнулся из барной стойки как сорняк. Белтран достал пакет с креветками, который достался ему раньше:
– Подогрей-ка их мне, Джон.
Когда через несколько минут Джон вернулся с пакетом, Белтран спросил:
– Ты Айви сегодня видел?
– Она была тут раньше. Все пытаешься ее склеить, извращенец?
Белтран только рассмеялся. Он сжал стакан в руке и погрузился в привычные мечтания, пока вокруг разворачивалась и текла барная жизнь, окутывая его теплом, как неспешная река. Он заглатывал напитки, как только они появлялись перед ним, и сосредотачивался на том, чтобы удержать их внутри. Где-то по ходу ночи рядом возникла девушка, повернувшаяся к нему боком и спиной, потому что говорила с кем-то, сидевшим по другую сторону. У нее на плече была татуировка с японскими иероглифами, уходившими под белую безрукавую майку. Девушка была изящной и красивой. Он мазнул по ее руке тыльной стороной ладони, пытаясь изобразить, что это получилось случайно, и она обернулась.
– Привет, Тран, – сказала девушка. Ее глаза источали теплый желтый свет. Ему хотелось коснуться ее, но эту границу пересекать было нельзя.
– Все мы дети Божьи, – отозвался он.
– Ага, я в курсе. – Девушка взглянула на парнишку, с которым болтала, и закатила глаза. Когда она снова повернулась к Белтрану, вместо глаз у нее были открытые окна, и ветер колыхал в них занавески, обрамлявшие залитую желтым светом комнату. Ниже лицо переходило в укрытый влажной черепицей скат, по которому струились ручейки воды. Он не сразу осознал, что вода течет у нее изнутри. За спиной у девушки поднялся на ноги ее приятель; от движения дерево и штукатурка пошли трещинами и разломами. Его глаза тоже были окнами, только свет в них был погашен. Оттуда хлестала вода. Бар затих; краем глаза Белтран увидел, что его окружают мокрые, светящиеся лица.
Кто-то подошел к окну на лице у девушки. Силуэт был освещен сзади; Белтрану не удавалось разглядеть, кто это. Вода поднималась вокруг его ног, затекала в ботинки, заставляла дрожать от холода.
Дэвис говорит:
– Я хочу, чтобы вы кое с кем познакомились.
Голос настолько тих, что Белтран едва его слышит. Дэвис сидит на краю стола, нависая над ним. Его глаза влажны.
Белтран моргает:
– Я хочу уйти отсюда.
– Просто подождите. Пожалуйста?
– Ты не можешь меня тут держать. Я не заключенный.
– Нет, я знаю. Вы… ваш призрак очень силен. Я никогда раньше не видел такого, что был бы… был бы городом.
Белтран неожиданно чувствует неудобство от того, что Дэвис сидит так близко.
– Ты чего ко мне подобрался? Ну-ка отойди.
Дэвис делает глубокий вдох и соскальзывает со стола, возвращаясь на другую его сторону. Падает в свое кресло.
– Я хочу, чтобы вы кое с кем познакомились, – говорит он. – Можете остаться еще ненадолго?
Мысль о том, чтобы выйти наружу, в этот незнакомый город, Белтрану не нравится. Он не знает округи, не знает, куда безопасно заходить бездомному, а куда доступ закрыт – из-за полиции, или бандитов, или просто потому, что это чужая территория. В Новом Орлеане он всегда был в безопасности, потому что знал его как собственное лицо. Однако новые места полны угрозы.