«Нужно что-то… настоящее. Не картинка. Не поза. Место, где можно спрятаться не только от людей, но и от этой чертовой саги своей, хоть на полчаса. Где стены не кричат о прошлом, а просто… принимают.»
И тут, как укол, всплыли слова Артёма, сказанные с горькой усмешкой в салоне его машины в тот роковой вечер: «Ты как метро, Диан. Всегда куда-то едешь. Вперед. К новым станциям.» Тогда они резали как нож — обвинение в том, что она не может, не хочет остановиться, застрять в его «сельской» реальности. Сейчас же, бродя по Грюнерлокке, она осознала страшную иронию. Он был прав, черт возьми. Но не так, как думал. Она действительно ехала. Не вперед. А по кругу. По замкнутому маршруту собственной боли. Станция «Боль Артёма». Станция «Предательство Даши». Станция «Пустота». И снова по кругу. «Метро моей души», — подумала она с горечью. «Вечный тоннель без света. Когда же я наконец выйду на поверхность? Когда найду свою станцию «Уют»? Или она вообще существует в этой реальности?»
Усталость накатывала волнами. Физическая — от бесцельной ходьбы. Душевная — от постоянной бомбардировки воспоминаниями и сомнениями. Казалось, проще сдаться. Вернуться в номер. Завернуться в одеяло и смотреть в потолок. «Тетя Марта, — мысленно позвала она, — это же невозможно! Я ищу тепло, а нахожу только призраков и холодные витрины!» Но образ тети — не осуждающий, а скорее терпеливо-насмешливый — заставил ее сделать еще один шаг. И еще один. «Не останавливайся, Дианка. Ищи. Тонко чувствуешь — так почувствуй то место.»
И вот, когда она уже готова была махнуть рукой и зайти в первое попавшееся, она свернула с оживленной улицы Грюнерлокка в сторону жилого района. Шум сменился относительной тишиной. И появилось оно.
Galgen.
Не в центре туристического паломничества, а в Валеренге (Valerenga), среди рядовых домов, где жизнь текла своим чередом. Вывеска — яркая, но не кричащая, не агрессивная. Апельсиновый цвет, но теплый, как спелый мандарин. И окна… Большие, чистые окна. За ними — не толпа туристов, а люди. Люди с ноутбуками, погруженные в работу. Люди с книгами, ушедшие в строки. Люди, просто смотрящие в окно с кружкой в руках. Спокойствие. Сосредоточенность. Жизнь, а не карнавал.
Но главное было не внутри. Главное было снаружи, отраженное в этих самых окнах. Прямо напротив кафе стояли те самые разноцветные деревянные домики. Не просто яркие — они были игривыми, дурашливыми, словно сошедшими со страницы детской книжки. Ярко-желтый, как цыпленок. Небесно-голубой, как июньское небо. Терракотовый, как старая черепица. Изумрудный, как хвоя сосны. Их веселое, бесхитростное буйство красок отражалось в больших окнах Galgen, проецируясь на теплую древесину интерьера — столов, стульев, барной стойки.
Диана замерла, завороженная. Это был не просто интерьер. Это был волшебный калейдоскоп. Суровая, но добротная красота внутреннего пространства кафе вступала в диалог с жизнерадостным хаосом улицы. Древесина внутри, окрашенная в теплые, натуральные тона, не противостояла буйству красок снаружи, а принимала его, отражала, включала в себя. Создавалось ощущение, что кафе не отгораживается от мира, а дышит с ним в унисон. Что уют здесь рождается не вопреки окружающему миру, а благодаря ему, в гармонии с ним.
Вот оно, — пронеслось в голове Дианы, и это было не просто мыслью, а физическим ощущением тепла, разлившегося от солнечного сплетения. Точно. Настоящий уют. Не вымученный дизайнерами, не купленный за большие деньги, не прикрывающий пустоту милыми безделушками. А органичный. Там, где внутреннее пространство становится продолжением внешнего, а внешний мир — украшением внутреннего. Как в тех редких моментах детства, когда она и Даша, сидя в их старом гараже под аккомпанемент дождя по крыше, чувствовали себя абсолютно защищенными и счастливыми, частью этого уюта и этого дождя одновременно.
«Это не побег, — осознала она. — Это… интеграция. Как вода фьорда принимает в себя реки. Как камни Акерсхуса вросли в скалу. Здесь можно спрятаться не от своей саги, а вписать ее в этот пейзаж. Найти точку покоя внутри движения.»
Она потянулась к двери, и звонок над ней прозвенел не тревожно, а нежно, как приглашение. Воздух, хлынувший навстречу, обволакивал запахами — терпкого, свежесмолотого эспрессо, сладковатой корицы, парного молока, и еще чего-то неуловимого, домашнего, почти хлебного. Звуки — тихий гул негромких разговоров, скрип перьев по бумаге в блокноте у соседнего столика, размеренные щелчки клавиатуры — сливались в успокаивающий белый шум. Мир вокруг был занят своими делами, но не враждебен. Он просто был. И в этом «бытии» было место для нее.
Она нашла свободный столик у самого окна — тот, где отражение цветных домиков играло на столешнице теплого дерева. Заказала латте и кусок яблочного пирога с корицей — классику, не требующую риска. Пока ждала, наблюдала. За людьми. За игрой света и цвета на стенах. За ощущением покоя, которое, как теплая волна, накатывало на нее, смывая слой за слоем напряжение последних недель.
Потом достала телефон. Не чтобы проверить сообщения (она поклялась себе у могилы тети Марты не делать этого сегодня — и это был еще один маленький акт силы). А чтобы сделать фото. Не селфи с поднятым пальцем. Фото момента. Теплое дерево стола. Отражение сине-желтого домика в стекле. Ее собственная кружка, ждущая кофе. Первый пункт. Первое материальное доказательство новой главы. «Начало поиска уюта в Осло. Пункт 1: Galgen. Успешно локализовано и присвоено», — мысленно подписала она кадр. Это было не для соцсетей. Это было для нее. Для той Дианы, которая только что решила, что ее сага продолжается. И первая страница новой главы была заполнена не слезами, а теплом дерева, отраженным светом и тихой надеждой.
Когда подали пирог и латте, она взяла вилку с ощущением ритуала. Первый кусок — слоеный, с тонкой кислинкой антоновки и щедрой сладостью корицы — растаял во рту. Латте был бархатистым, с правильной, нежной пенкой. Она ела медленно, смакуя каждый кусочек, каждым глотком. Пыталась полностью погрузиться в момент. В теплоту фарфора в ладонях. В игру света и цвета на столе. В тихое, глубокое удовлетворение от выполненного (пусть и крошечного!) обещания, данного самой себе у камня тети Марты. Вот оно, — подумала она, закрыв глаза на мгновение, ощущая сладость во рту и тепло напитка внутри. Маленькая, настоящая победа. Для меня. Только для меня. Это чувство было таким хрупким, таким новым, что она боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть. Но оно было реальным. Первой зеленой травинкой, пробившейся сквозь мерзлую землю ее души.
Именно в этот момент, когда она потянулась за салфеткой, это случилось.
Тень мелькнула сбоку. Резкий взмах руки. И вдруг — холодный, липкий, ярко-зеленый водопад обрушился ей на колени, на бежевые джинсы, на куртку! Диана вскрикнула от неожиданности и холода. Перед ней замерла девушка, чуть младше ее, с круглыми от ужаса глазами и пустым огромным стаканом в руке. Из-под рыжих, небрежно собранных в пучок волос выбилась прядь, прилипшая к вспотевшему виску.
«Å nei! Å nei, jeg er så lei meg!» — затараторила она, ставя стакан с грохотом на соседний столик. — «Unnskyld! Unnskyld! Jeg snublet!» (О нет! О нет, мне так жаль! Извините! Извините! Я споткнулась!).
Диана сидела, ошеломленная, глядя на зеленые разводы, расползающиеся по светлой ткани. Холод проникал сквозь джинсы. Запах банана и шпината ударил в нос. Смузи. Огромное количество смузи. Идеально. Просто идеально. Не могла моя "сага" обойтись без фарса, — пронеслось с горькой иронией.
Девушка (имя, как выяснилось, Лив) не переставала извиняться, судорожно вытирая Диану салфетками, которые лишь размазывали зеленую жижу. Вокруг смотрели с сочувствием и легким любопытством. Бариста за стойкой покачал головой, но с пониманием.
«Det går ikke vekk…» (Это не отмыть…), — констатировала Лив с отчаянием, глядя на безнадежные пятна. Внезапно ее лицо осветилось. «Vent litt! Min søster! Hun har en butikk… der!» (Подождите! Моя сестра! У нее магазин… там!). Она указала на соседнюю дверь, ведущую не на улицу, а в смежное помещение. «Klesbutikk! Hun har vaskemaskin? Nei… Men klær! Du kan velge noe! Gratis! Som unnskyldning! Vær så snill!» (Магазин одежды! У нее есть стиральная машина? Нет… Но одежда! Вы можете выбрать что-нибудь! Бесплатно! В качестве извинения! Пожалуйста!).
Диана хотела отказаться. Сказать, что все в порядке, и просто уйти, заливаясь краской стыда и чувствуя себя мокрой, липкой, нелепой. Но вид ее джинсов и куртки был удручающим. Идти по улице Осло в таком виде? Нет. Да и решимость, найденная у могилы тети Марты, требовала не отступать при первой же неудаче.
«Окей, — кивнула она, стараясь улыбнуться сквозь неловкость. — Ладно. Покажите».
Шоурум сестры Лив, «Hverdagsverk» (что-то вроде "Повседневное Дело"), оказался сокровищницей. Не модными трендами, а качественной, стильной базой и винтажными находками. Воздух пахло деревом и свежей тканью. Везде царил аккуратный порядок. Сестра Лив, Тора (высокая, с такой же рыжей, но гладко собранной в хвост шевелюрой и внимательным взглядом), выслушала историю, бросила убийственный взгляд на младшую сестру и жестом пригласила Диану выбирать.
«Gratis. Alt du trenger. Ta din tid.» (Бесплатно. Все, что вам нужно. Не спешите).
Диана растерялась. Выбор из жалости? Из чувства вины? Это было неприятно. Но Тора смотрела не с жалостью, а с деловой симпатией и легким сожалением за беспорядок. И одежда… она была такой привлекательной. Простой, добротной, с характером. Не как ее поношенные "беженские" вещи из чемодана и не как московские попытки соответствовать чьим-то ожиданиям.
Она бродила между стеллажами, трогая ткани. Мягкий хлопок, теплая шерсть, прочный твид. И тут она увидела Его. Висящее отдельно, будто ждало ее. Длинное пальто-рубашку. Не гладкое, не строгое. Из мягкой, уютной шерсти в крупную клетку — глубокий шоколадно-коричневый, бежевый, охристый. Цвета осеннего леса, горячего шоколада, старого дерева. Покрой — свободный, почти бойфренд, с отложным воротником и деревянными пуговицами. Оно выглядело как объятие. Как теплый плед, в который можно завернуться.