" (Спасибо! Это мое маленькое королевство) — девушка гордо оглядела кафе. "Ich bin Sabrina, übrigens." (Я Сабрина, кстати.)
"Diana. Sehr angenehm." (Диана. Очень приятно.)
Диана принялась за сэндвич. Он был идеален: хрустящая чиабатта, нежный соленый хамон, сливочный моцарелла, горьковатая руккола и сладковато-терпкая изюминка — инжирный джем. Сочетание было бомбическим. Она застонала от удовольствия, невольно прикрыв глаза.
"Schmeckt's?" (Вкусно?) — услышала она смешок Сабрины, которая протирала стойку неподалеку.
"Unglaublich gut!" (Невероятно вкусно!) — честно ответила Диана. "Sind Sie die Köchin?" (Вы и повар?)
"Ja, und die Chefin, und die Kellnerin, und die Putzfrau," (Да, и шеф, и официантка, и уборщица) — Сабрина рассмеялась.
"Alles in einer Person. Kleines Business, aber meins." (Всё в одном лице. Маленький бизнес, но мой.)
Разговор мог бы на этом и закончиться, но между ними возникло что-то вроде искры взаимного интереса. Может, Сабрина уловила что-то в задумчивости Дианы, а может, Диана увидела в этой уверенной, улыбчивой девушке с татуировкой-ласточкой родственную душу, которая тоже строит свое "маленькое королевство".
"Sie sind nicht aus Köln, oder?" (Вы не из Кёльна, да?) — спросила Сабрина, подливая себе кофе и присаживаясь на высокий стул за стойкой напротив Дианиного столика. Рабочий день только начинался, посетителей не было.
"Nein. Aus… überall und nirgendwo, gerade," (Нет. Из… везде и ниоткуда, сейчас) — улыбнулась Диана. "Reise." (Путешествую.)
"Ah, eine Reisende!" (А, путешественница!) — глаза Сабрины загорелись. "Das ist cool. Ich… ich bin auch eine Art Reisende gewesen. Eine Flüchtende, eigentlich." (Это круто. Я… я тоже была вроде как путешественницей. Беглянкой, на самом деле.)
Диана насторожилась. Слово "беглянка" отозвалось в ней знакомым эхом. Она отложила сэндвич. "Flüchtende? Vor was?" (Беглянка? От чего?)
Сабрина вздохнула, крутя в руках пустой кофейный стаканчик. "Vor der Familie. Vor dem vorbestimmten Leben. Vor… Jura." (От семьи. От предопределенной жизни. От… Юриспруденции.)
История полилась сама собой, под аккомпанемент шипения кофемашины и доносящегося с улицы гула трамвая. Сабрина выросла в консервативной семье где-то в Гамбурге. Отец — влиятельный адвокат, мать — судья, брат — прокурор. Путь был предрешен с пеленок: престижная гимназия, юридический факультет, стажировка в отцовской фирме, партнерство. "Традиция! Стабильность! Уважение!" Но Сабрину с детства манило другое: линии, формы, пространство. Она рисовала дома, мечтала о том, как свет падает сквозь витражи, как люди живут в созданных пространствах.
"Ich habe rebelliert. Leise, aber beharrlich," (Я бунтовала. Тихо, но упорно) — рассказывала Сабрина, ее глаза блестели смесью гордости и старой боли. "Habe heimlich Mappen für die Kunstakademie vorbereitet. Und dann… bin ich einfach abgehauen. Nach Köln. Ohne Geld, ohne Plan. Nur mit der Mappe und dem Traum, Architektin zu werden." (Тайно готовила портфолио для Академии искусств. А потом… просто сбежала. В Кёльн. Без денег, без плана. Только с портфолио и мечтой стать архитектором.)
Годы учебы были адом. Сложнейшая программа, постоянный недосып, подработки официанткой, няней, уборщицей. И вечный гул осуждения из дома: "Ты позоришь семью!", "Когда ты возьмешься за ум?", "Архитектура — не для женщин!" Сабрина грызла гранит науки, но чем дальше, тем больше понимала страшную вещь: ей это не нравилось. Не нравилась сухая теория, бюрократия строительных норм, бесконечные компромиссы с заказчиками и подрядчиками. Ее творческий огонь гасила рутина. Она закончила обучение, получила диплом… и почувствовала себя в тупике.
"Ich stand da, mit dem teuren Stück Papier, und wusste: Ich will das nicht. Nicht so. Nicht für den Rest meines Lebens," (Я стояла там, с дорогим клочком бумаги, и знала: я не хочу этого. Не так. Не до конца своих дней) — Сабрина говорила тихо, но твердо. "Ich hatte so viel gekämpft, um gegen die Erwartungen anzukommen… nur um festzustellen, dass die Erwartungen vielleicht doch nicht das Problem waren. Sondern ich selbst. Mein eigener Traum war… falsch?" (Я так боролась, чтобы оправдать ожидания… только чтобы понять, что ожидания, возможно, были не проблемой. А я сама. Моя собственная мечта была… ложной?)
Диана слушала, затаив дыхание. Она узнавала в этой истории отголоски своего собственного бунта — бегства от Артёма, от ожиданий "нормальной" жизни, поиска себя в путешествии. И этот страшный момент разочарования в том, ради чего боролся… Это было слишком знакомо.
"Und was dann?" (И что потом?) — спросила Диана, отпивая кофе.
Сабрина улыбнулась, и в этой улыбке была горечь, но и огромное облегчение. "Dann kam der Zufall. Oder das Schicksal. Ich habe hier, in diesem Laden, gearbeitet. Als Barista. Und ich habe gemerkt… ich liebe das. Das Schnelle, das Praktische. Den Kontakt zu Menschen. Den Geruch von Kaffee und frischem Brot. Das Kreieren von etwas Schönem und Leckerem, das sofort Freude bringt. Keine endlosen Planungen, kein Kampf um Genehmigungen. Nur… machen. Und sehen, wie die Leute lächeln, wenn sie beißen." (Потом пришел случай. Или судьба. Я работала здесь, в этой забегаловке. Баристой. И я поняла… я люблю это. Быстроту, практичность. Контакт с людьми. Запах кофе и свежего хлеба. Создание чего-то красивого и вкусного, что сразу приносит радость. Никаких бесконечных планирований, никакой борьбы за разрешения. Просто… делать. И видеть, как люди улыбаются, когда откусывают.)
Она накопила, купила это кафе у старого владельца, который уезжал к детям. Переименовала его просто в "Sandwich". И начала строить свою жизнь заново. С нуля. Семья, конечно, была в ярости. "Ты променяла диплом архитектора на… бутерброды?!". Но Сабрине было все равно.
"Es ist mein Leben," (Это моя жизнь) — сказала она просто, но с такой непоколебимой уверенностью, что Диане стало тепло внутри. "Ich muss mich nicht mehr verbiegen. Nicht vor der Familie, nicht vor den gesellschaftlichen Normen, nicht mal vor meinem eigenen, alten Traum. Ich tue, was mir Freude macht. Was mich nicht auffrisst von innen. Hier," (Мне больше не нужно прогибаться. Ни перед семьей, ни перед общественными нормами, ни даже перед своей собственной старой мечтой. Я делаю то, что приносит мне радость. То, что не съедает меня изнутри. Здесь) — она обвела рукой свое маленькое кафе. "Hier bin ich ich. Hier muss ich niemandem etwas beweisen." (Здесь я — это я. Здесь мне не нужно никому ничего доказывать.)
Диана смотрела на нее с восхищением и легкой завистью. Эта девушка, почти ее ровесница, прошла через ад самоопределения и вышла победительницей. Она нашла свою поляну после грозы. Не ту, что рисовала в мечтах, но свою настоящую.
"Das ist… bewundernswert. Und mutig," (Это… восхитительно. И смело) — искренне сказала Диана.
"Mutig?" (Смело?) — Сабрина усмехнулась. "Eher verzweifelt. Aber ja, am Ende fühlt es sich gut an. Nicht perfekt. Manchmal hart. Aber echt." (Скорее отчаяние. Но да, в конце концов, это приятное чувство. Не идеально. Иногда тяжело. Но настоящее.)
Она встала, чтобы проверить кофемашину. Диана допивала кофе, размышляя над ее словами. «Не прогибаться… Найти то, что не съедает изнутри… Быть собой, а не доказательством чего-то…» Это было так созвучно ее вчерашним озарениям у Собора и на Мосту Замков. И ее новому аромату.
Диана собралась было уходить, когда Сабрина вдруг сказала, роняя полотенце:
"Entschuldigung, aber… dein Parfüm. Es ist… wunderschön. Ungewöhnlich. Wald nach Regen, oder?" (Извини, но… твои духи. Они… прекрасны. Необычные. Лес после дождя, да?)
Диана удивленно кивнула: "Ja. Genau. 'Waldlichtung'. Aus dem Museum 4711." (Да. Именно. "Лесная поляна". Из музея 4711.)
"Passt perfekt zu dir," (Идеально тебе подходит) — улыбнулась Сабрина. И тут ее взгляд упал на Дианино запястье, где брызги аромата еще блестели на коже. Ее улыбка замерла. Потом медленно, почти невероятно, сползла с лица. Ее глаза расширились, стали остекленевшими. "Mein Gott…" (Боже мой…) — прошептала она.
Диана нахмурилась: "Ist alles in Ordnung?" (Все в порядке?)
Сабрина не отвечала. Она медленно подошла к кассе, открыла ящик под стойкой. Рылась там несколько секунд, а затем вытащила… маленькую коробочку из темного дерева. Она открыла ее дрожащими пальцами и достала оттуда что-то, что блеснуло медовым светом в тусклом утреннем свете кафе.
Диана замерла. У нее перехватило дыхание. В руках Сабрины лежал браслет. Несколько небольших, тщательно отполированных кусочков янтаря разного оттенка — от медового до почти вишневого — нанизанных на тонкий кожаный шнур и соединенных крошечным серебряным замочком. Точная копия того, что Кирилл хотел подарить ей в Калининграде.
"Wo… woher hast du das?" (Откуда… откуда у тебя это?) — голос Дианы звучал чужим, сдавленным.
Сабрина подняла на нее взгляд. В ее глазах была буря: боль, горечь, ирония. "Ich könnte dich das Gleiche fragen. Oder besser… wer hat dir fast denselben gegeben?" (Я могла бы спросить тебя о том же. Или лучше… кто почти такой же подарил тебе?)
Она рассказала. Год назад. Она еще работала официанткой, пытаясь оплатить последний курс. В ее хостел "У Пруссака" в Калининграде приехал парень. Харизматичный, улыбчивый, с татуировкой корабля на предплечье и глазами, в которых, казалось, светилось все Балтийское море. Кирилл. Он был там проездом, работал менеджером сезонно. Они познакомились на общей кухне. Он был обаятелен, внимателен, знал город как свои пять пальцев. Показал ей Рыбную деревню, форты, пил с ней пиво на набережной Преголи. Он говорил о море, о свободе, о том, как важно следовать за мечтой, даже если все против. Он казался родственной душой, человеком, который понимал ее бунт.