"Und dann… eines Abends, auf der Terrasse mit Blick auf den Fluss…" (И потом… один вечером, на террасе с видом на реку…) — голос Сабрины дрожал. "Er gab mir diese Schachtel. Mit diesem Armband. 'Ein Stück Sonne der Ostsee für eine Sonnige', sagte er." (Он дал мне эту коробочку. С этим браслетом. "Кусочек солнца Балтики для Солнечной", сказал он.) Она сжала браслет в кулаке. "Ich war verknallt wie ein Teenager. Es fühlte sich an… als ob jemand mich endlich sieht. Versteht." (Я влюбилась как подросток. Казалось… что кто-то наконец-то видит меня. Понимает.)
Но сказка длилась недолго. Через пару дней Сабрина случайно услышала, как Кирилл разговаривает по телефону на лестнице. Говорил он с кем-то, кого называл "Кисонька". Говорил те же слова, что и ей. О море, о свободе, о понимании. А потом… она увидела, как он утром выходит из комнаты другой девушки — хрупкой блондинки из их же хостела. И у той на запястье блеснуло что-то знакомое… Еще один янтарный браслет? Или серьги? Она не рассмотрела. Но суть была ясна.
"Ich konfrontierte ihn," (Я приперла его к стенке) — продолжила Сабрина, ее голос стал жестким, как камень. "Er hat nicht mal versucht, sich rauszureden. Nur gelacht. 'Sabi, entspann dich! Wir hatten doch eine schöne Zeit, oder? Das ist doch alles nicht so ernst gemeint. Die Bänder sind… ein Andenken. Für besondere Bekanntschaften.'" (Он даже не попытался выкрутиться. Только рассмеялся. "Саби, расслабься! У нас же было классное время, да? Это ведь все не всерьез. Браслеты… это сувенир. На память об особенных знакомствах.")
Она бросила браслет ему в лицо. Буквально. Как и Диана. Потом собрала вещи и уехала из Калининграда на сутки раньше, чем планировала. В Кёльн. Где, в конце концов, нашла свое кафе.
"Er ist ein Charmeur. Ein Spieler," (Он обаяшка. Игрок) — Сабрина положила браслет обратно в коробку и с силой захлопнула ее. "Er findet Mädchen wie uns. Die ein bisschen verloren sind. Die nach etwas suchen. Er gibt ihnen Aufmerksamkeit, ein bisschen Abenteuer… und dieses verdammte Stück Bernstein als 'besondere Erinnerung'. Es ist sein Modus Operandi. Wahrscheinlich hat er eine ganze Kiste davon im Hostel." (Он находит девушек вроде нас. Немного потерянных. Ищущих что-то. Он дает им внимание, немного приключений… и этот чертов кусочек янтаря как "особое воспоминание". Это его почерк. Наверное, у него целая коробка этих браслетов в хостеле.)
Диана сидела, окаменев. Весь мир сузился до этой маленькой деревянной коробочки на стойке. Гнев, стыд, унижение, которые она носила в себе после той ночи — все вдруг обрело новый, ужасающий смысл. Она не была особенной. Она была одной из многих. "Тысяча поклонниц в год" — это не было ее злой выдумкой. Это была жестокая правда. Ее искренние (пусть и испуганные) чувства, ее замешательство, ее боль — все это было лишь развлечением для профессионального обольстителя. А браслет… этот якобы "настоящий", "ручной работы" символ… был всего лишь штампованным сувениром, который он раздавал своим "особенным знакомствам".
В груди у Дианы все перевернулось. Не гнев теперь был главным. А жалость. К себе тогдашней. И к Сабрине. И к той блондинке. И ко всем остальным "особым знакомствам". И даже… к Кириллу. К человеку, который так и застрял в роли вечного соблазнителя, раздающего фальшивые кусочки солнца, потому что сам, наверное, не способен на настоящее чувство.
"Und du?" (А ты?) — тихо спросила Сабрина, глядя на Диану. "Was ist mit dir und dem Armband passiert?" (Что случилось с тобой и браслетом?)
Диана рассказала. Коротко. Про сыр в воротах. Про янтарную вечеринку. Про лоджию. Про его наклоняющееся лицо и ее паническое "не готово!". Про его гневные слова и ее ответ. Про браслет, брошенный ему в лицо. Про бегство в Берлин.
Сабрина слушала, не перебивая. Когда Диана закончила, она долго молчала. Потом медленно покачала головой.
"Du hast ihm ins Gesicht geworfen?" (Ты швырнула ему в лицо?) — в ее голосе было что-то между ужасом и… восхищением.
Диана кивнула, чувствуя, как снова краснеет от стыда.
Сабрина вдруг рассмеялась. Громко, искренне, снимая напряжение. "Oh mein Gott! Das ist… episch!" (О боже! Это… эпично!) — она вытерла слезу смеха. "Ich wünschte, ich hätte das auch getan! Ich habe es nur auf den Boden geschmissen wie eine Idiotin!" (Хотела бы я тоже так сделать! Я просто бросила его на пол, как идиотка!) Она вздохнула, успокаиваясь.
"Aber weißt du was? Es tut mir nicht mehr leid. Für ihn. Oder für das Armband. Es tut mir nur leid für… die Diana von damals. Die es ernst meinte und verletzt wurde." (Но знаешь что? Мне больше не жаль. Ни его. Ни браслет. Мне жаль только… ту Диану, которая была тогда. Которая восприняла все всерьез и которой было больно.)
Она взяла деревянную коробку и протянула ее Диане. "Hier. Nimm." (Вот. Возьми.)
Диана отпрянула: "Was? Nein! Warum?" (Что? Нет! Зачем?)
"Weil es dir gehört. Nicht ihm. Es ist deine Geschichte. Deine Wut. Deine Scham. Aber auch deine Stärke, die da durchgebrochen ist. Selbst wenn es falsch war, wie du es getan hast… es war deine Reaktion. Deine Grenze. Behalte es. Als Erinnerung. Nicht an ihn. An dich. An die, die nicht mehr durch so einen Mist durchgehen lässt." (Потому что он принадлежит тебе. Не ему. Это твоя история. Твоя ярость. Твой стыд. Но и твоя сила, которая тогда прорвалась. Даже если было неправильно, как ты это сделала… это была твоя реакция. Твоя граница. Оставь его. Как напоминание. Не о нем. О себе. О той, которая больше не пропустит через себя такую хрень.)
Диана смотрела на коробку, потом на Сабрину. Эта девушка, которая прошла через свой ад и построила свое кафе, протягивала ей ключ к завершению ее собственного калининградского кошмара. Не выбросить память. Не стереть. А присвоить. Признать боль, гнев, стыд — как свои, а не как подаренные Кириллом. И увидеть в этом поступке не только разрушение, но и силу сказать "нет". Установить границу. Даже криво, даже в панике.
Она взяла коробку. Она была тяжелее, чем казалось. "Danke, Sabrina," (Спасибо, Сабрина) — прошептала она.
"Keine Ursache," (Не за что) — Сабрина улыбнулась. "Und vergiss nicht: " (И не забывай:) — ее голос стал серьезным. "Tu, was dir Freude macht. Wo du nicht dich verbiegen musst. Und lass dir von keinem charmanten Arschloch mit Ostsee-Bernstein erzählen, dass du etwas Besonderes für ihn bist, wenn er nur sein Spiel spielt." (Делай то, что приносит тебе радость. Где тебе не нужно прогибаться. И не позволяй ни одному обаятельному мудаку с балтийским янтарем рассказывать, что ты для него особенная, когда он просто играет в свою игру.)
Диана вышла из кафе "Sandwich". В руке она сжимала деревянную коробку с браслетом. В кармане пальто лежал флакон "Waldlichtung". В душе царил странный покой. Не радостный, не печальный. Принявший.
Она дошла до набережной Рейна. Сели село низко над Собором, окрасив его черные камни в розовато-золотые тона. Она открыла коробку. Янтарные камешки заиграли в лучах. Он был красив. Обманчиво настоящим. Она вынула его, ощутила гладкость полированных поверхностей, тяжесть в ладони.
Она подошла к парапету, за которым нес свои воды величественный Рейн. Она посмотрела на браслет. На Собор. На мост Гогенцоллернов, где висели тысячи замков — символов веры, пусть и хрупкой. Она подумала о Сабрине. О ее кафе. О ее силе. О том, что "не прогибаться" — это не бунт ради бунта. Это право быть собой. Где угодно. Даже в маленьком кафе с бутербродами. Даже с осколками чужого обмана в руках.
Диана разжала пальцы. Янтарный браслет упал вниз. Не со злости. Не с отчаяния. С освобождением. Он мелькнул золотистой искрой в воздухе и бесшумно исчез в темно-зеленых водах Рейна. Унесенный течением. Как прошлое. Как боль. Как иллюзия "особенности".
Она не чувствовала пустоты. Она чувствовала легкость. И запах "Лесной Поляны после грозы" на своем запястье. Влажная земля, корни, кедр, грейпфрут, ладан. Ее аромат. Ее путь.
Она достала блокнот цвета морской волны. Открыла на странице с кёльнским утром. И написала под рассказом о кафе и встрече с Сабриной:
Кёльнское утро. Кофе, сэндвич, правда.
Сабрина. Сбежала от юриспруденции к архитектуре. Потом от архитектуры — к бутербродам. Своим. Где не нужно прогибаться.
Браслет. Оказался штамповкой. "Особенное воспоминание" для "особенных знакомств". Раздаточный материал профессионального обольстителя.
Бросила его в Рейн. Не со зла. С благодарностью за урок.
Урок: Я не "особенная" в чужой игре. Но я — единственная и неповторимая в своей саге.
Урок: Сила — не в том, чтобы не ошибаться. А в том, чтобы не прогибаться. Даже когда больно. Даже когда стыдно.
Урок: Настоящее "особенное" — это не браслет из янтаря. Это кафе "Sandwich" Сабрины. Это мой аромат "Waldlichtung". Это право быть собой у реки, под вечным, недостроенным Собором.
Калининград закрыт. Настоящим прощением. Не ему. Себе.
Куда дальше? Не знаю. Но знаю КАК: Не прогибаясь. Чуя свой аромат. Неся свою сагу. Одна песчинка в потоке времени. Но моя.
Она закрыла блокнот. Вдохнула воздух, пахнущий рекой, городом и собой. Сага продолжалась. И следующая глава начиналась прямо сейчас. С чистого листа. С легким сердцем.
Глава 16
Поезд «Кёльн-Вена» мчался сквозь ночь, укачивая как колыбель. Диана сидела у окна, наблюдая, как огни городов растворяются в черном бархате. В руке — деревянная коробочка от Сабрины, теперь пустая, но все еще хранящая отзвук янтарного обмана. В кармане пальто из Осло — флакон «Waldlichtung». В душе — необычайная легкость, смешанная с предвкушением. Кёльнский Собор, Мост Замков, откровение Сабрины и янтарная ложь Кирилла — все это отступило, как берег за кормой. А впереди… Вена. Не просто точка на карте.