– А что страшное может произойти? – спросила девушка, чтобы помочь хотя бы разговором.
– Они засыпают и замолкают, и больше никогда не приходят. Всем людям нужно что-то есть, а у меня нет денег на еду, понимаете? – ответил Ильшат, и его лицо исказила гримаса грусти.
Девушка еще какое-то время послушала сидящего перед ней мужчину, а потом все же набралась храбрости и рассказала о том, что гуманитарные посылки кончились и вряд ли в ближайшее время появится.
Опечаленный Ильшат пошел к себе домой, в заваленную хламом хрущевку на улице Орджоникидзе, 22, а через пару часов к нему в дверь постучал его приятель Саша, с которым они частенько вместе сидели в одной очереди к врачу. Ильшат всегда любил проводить время с Сашей. С ним было легко и поговорить, и просто помолчать, а это Кузиков всегда очень ценил в людях. В тот вечер они на пустой желудок «уговорили» бутылку спиртного сомнительного происхождения, а потом вдруг Ильшат сказал посреди вечера:
– Тебе уже пора, тебе нужно идти домой.
– Да некуда идти, где тот дом, куда мне надо? – то ли засмеялся, то ли закашлялся Саша.
Спустя пару месяцев двадцатисемилетняя Мария из квартиры этажом выше отправилась в подвал дома, чтобы забрать лыжи, которые ребенку понадобились для уроков физкультуры. Подвал дома все местные жители с первых же дней использовали как склад для ненужных вещей, не умещавшихся в квартире. Периодически эти вещи затапливало, но это никого не останавливало. Советские люди были приучены беречь все, что было добыто, а выкидывать вещи им обычно было до боли неприятно. Другое дело, если эти вещи пришли в полную негодность из-за потопа, тогда их можно было выкинуть без угрызений совести. Маша спустилась на несколько пролетов вниз, отворила тяжелую железную дверь и включила свет в небольшой темной, пропахшей сыростью комнате. Повсюду здесь творился какой-то хаос. Сначала девушка никак не могла понять, что здесь такое раскидали. Глаза от внезапно вспыхнувшего света заслезились, и она начала по-детски их тереть руками. Когда все-таки она поняла, что именно выбросили в подвал дома, девушка закричала, тихим сдавленным от ужаса голосом.
1. Как все начиналось
Ильшат Кузиков родился в феврале 1960 года в городе Ленинабаде Таджикской ССР. Сегодня этот город называется Худжанд. В Таджикистане главной религией считается мусульманство, но в 1960-х годах большинство людей в этом небольшом городе на 70 тысяч человек верили только в Ленина, партию и комсомол. Вместе с отказом от религии в городе появились школы, училища и даже неплохой университет. Девушки теперь вовсю старались получить высшее образование и сделать карьеру. По крайней мере, так случилось с матерью Ильшата, которая была из русской семьи, которых переселили сюда в 1930-е годы. Девушка, как и две ее сестры, собиралась получить образование и уехать в Ленинград делать карьеру. Получилось это, правда, лишь у одной, а две другие, как это часто водится, влюбились и наплевали на все свои планы. Мама Ильшата так и не уехала в Ленинград.
Девушка повстречала парня по имени Закирья в последнем классе школы. Вскоре они поженились и стали жить в одном из маленьких традиционных частных домов на окраине городка. Закирья устраивался то на одну работу, то на другую, но отовсюду увольнялся через неделю и со страшным скандалом. Вспыльчивый нрав в сочетании с безденежьем на грани голода заставляли его раз за разом избивать жену все сильнее. Впервые это случилось, когда девушка была беременна Ильшатом. Тогда она еще надеялась, что со временем все наладится, да и родственники ее настойчиво убеждали в этом, но дальше все становилось только хуже. Девушка успела родить второго ребенка, когда вдруг поняла, что хочет уехать отсюда навсегда. Закирья считал себя прогрессивным человеком, поэтому от мусульманства взял только те традиции, которые ему нравились, а вот запрет на употребление алкоголя ему совершенно был не по душе. Парень стал пить и буквально за считаные месяцы превратился в законченного алкоголика.
Ильшат вместе с младшим братом рос в этом старом традиционном доме с земляным полом, очень любил маму и братика, но отчаянно боялся отца. По вечерам, когда Закирья валялся в отключке, мама рассказывала им разные истории о том, как они переедут в большой город и заживут счастливо. Затем Закирья просыпался и свирепел из-за того, что где-то были раскиданы игрушки или дети слишком громко топали по дому.
Ильшат вместе с братом всегда думали только о еде. Со временем все воспоминания о матери смешались у него с мучительным ощущением голода, которое не покидало его все первые годы жизни. Всегда можно было найти какие-то фрукты, или соседи могли чем-то угостить, или мама их вела в гости к бабушке с дедушкой, но Ильшат не помнил ни минуты в том старом, погрязшем в рухляди доме, чтобы он был сыт и чувствовал себя в безопасности. В любую минуту отец мог ворваться с криком или с чем-то тяжелым в руках.
Родители девушки, естественно, не приняли бы ее обратно, если бы та обратилась к ним за помощью. Это было против правил, а русские семьи в Худжанде старались чтить традиции. Когда Закирья впадал в состояние безумия и начинал с огромным тесаком для резки мяса бегать за женой, девушка вместе с детьми убегала к соседям. Ильшату врезалось в память, как он брал за руку брата и в кромешной тьме хватался за юбку матери и слепо шел вслед за ней, подтягивая брата. Мама распознавала дорогу благодаря маленькому металлическому фонарику в железном корпусе. Этот фонарик казался детям чем-то волшебным, что неизменно приводило их в безопасное место.
Ильшат вместе с братом подросли и вскоре отправились в школу. С тех пор мальчики забыли об абсолютном, тотальном и выматывающем чувстве голода. Как бы ужасно дома ни было, они точно знали, что в школе им удастся поесть и в школе безопасно. Мать же мальчиков стала все чаще переписываться со своей сестрой, давным-давно переехавшей в Ленинград. Женщина даже стала бегать на почту, чтобы созвониться с сестрой. По секрету она рассказывала мальчикам о том, что они обязательно переедут в Ленинград, нужно было только подождать еще немного. Эти рассказы они слышали столько, сколько себя помнили, и воспринимали их как прекрасные сказки, а не как нечто вполне реальное. Казалось, что за огромной Ферганской долиной, на краю которой стоял Ленинабад, нет больше ничего, а пару раз в неделю они все равно обязательно будут убегать под свет старого фонарика от разъяренного и обезумевшего отца.
Когда Ильшату было одиннадцать лет, стало особенно тяжело. Кто-то рассказал Закирье о том, что его жена бегает на почту и созванивается с кем-то. С этого момента в нем поселилась какая-то вселенская ненависть к жене, которая стала проявляться в жестоких побоях и унижениях уже не только под воздействием алкоголя. Казалось, ему доставляют удовольствие страх и беспомощность жены. Он стал в ней видеть главного врага, который собирается лишить его детей, чести и самоуважения.
В тот вечер Закирья выпил лишнего, и все пошло по давно заведенному сценарию. Когда мужчина схватил в руки тесак, женщина бросилась к своему спасительному фонарику, а Ильшат потащил брата к выходу, но на этот раз Закирья оказался быстрее. Он догнал жену в прихожей, повалил на пол и замахнулся. Фонарик выпал из рук женщины, и брат Ильшата сразу понял, что все это плохо закончится.
– Не смотри, не смотри, не смотри, – стал повторять Ильшат, с силой зажимая глаза брату, – не смотри, не смотри, не смотри…
Закирья наносил один удар за другим, пока не устал, а мать мальчиков уже не подавала признаков жизни. Земляной пол дома заблестел от растекшейся по нему крови. На шум, доносившийся из их дома, вскоре прибежали соседи и увидели мирно спящего на диване мужчину и в ужасе стоящего посреди комнаты Ильшата, который все еще зажимал глаза брату и повторял одно и то же: «Не смотри».
Соседи потихоньку увели мальчиков к себе, вызвали милицию, и вскоре Закирья отправился в места не столь отдаленные, а к мальчикам из Ленинграда приехала их тетя и заявила, что собирается их забрать в далекий большой город, где все у них будет хорошо. Перед отъездом младший брат Ильшата попросил зайти в последний раз к ним домой. Мальчик долго бегал по комнате и кухне, пока наконец не нашел фонарик с треснувшим стеклом, который так любила их мама.
2. Ленинград. 1971‑1980
С переездом в Ленинград Ильшат сильно изменился. Первым это заметил его брат. Раньше старшего сына Закирьи пугал один только вид крови, чем он ужасно веселил всех соседских мальчишек в Ленинабаде, а теперь этот страх полностью прошел. Напротив, Ильшат с удовольствием изучал основы оказания первой помощи на занятиях, полюбил разглядывать пару учебников по анатомии, которые стояли на книжных полках их тети, а когда младший брат поранил коленку, Ильшат устроил дома настоящий травмпункт и постарался сделать все именно так, как учили на уроках. Вообще говоря, Ильшату стало нравится при любой возможности играть в доктора на операции, и иногда это уже начинало выглядеть неуместно. Например, он однажды уговорил мальчишку во дворе разрезать ему ногу, чтобы потом сыграть с ним в доктора. Еще одним изменением, которое заметил младший брат, было то, что с лица Ильшата навсегда ушла улыбка. Старший брат и так был весьма флегматичен, но теперь, казалось, его покинули все чувства. Ильшат не радовался собственным победам в играх, не печалился плохим оценкам в школе. Его интересовали лишь книги про медицину и разного рода эксперименты, которые он хотел произвести над людьми. Тетя мальчика, впрочем, списывала все это на пережитый стресс и живое увлечение медициной, которое вполне могло бы перерасти в профессию. Кузиков неплохо успевал в школе, а в биологии и химии ему, и вовсе не было равных.
Тетя мальчиков оформила опекунство и была рада тому, что у детей все идет более или менее хорошо, учитывая то, из какого кошмара их пришлось забрать. Женщина вовсе не собиралась класть себя на алтарь материнства, никогда раньше у нее и мыслей не было о том, чтобы взять ребенка из приюта или завести своих детей, но она искренне любила сестру и хотела вырастить мальчиков в память о ней и в напоминание себе о том, что она не успела помочь. Тетя мальчиков делала все необходимое, старалась обеспечить детей, но она не была «матерью-наседкой», поэтому долгое время попросту не замечала того, как постепенно меняются мальчики. Да и все странности она старалась списывать на тяжелое детство и сложности адаптации в новом городе.