Мальчики все больше времени проводили вместе. Ринат имел ярко выраженную восточную внешность, не так уж хорошо владел русским языком и имел странные для ленинградских школьников привычки. Через несколько месяцев и после пары глупых ответов на уроках он превратился в изгоя. Ильшату повезло больше. Русский язык он знал, а внешность ему досталась от матери: он имел светлую кожу и огромную шапку рыжеватых вьющихся волос. Да и по многим предметам успевал лучше других. И все же в классе он чувствовал себя чужим и поэтому предпочитал проводить время после уроков с младшим братом. Со временем они замкнулись друг на друге и стали вести себя почти как близнецы. Ильшату было физически тяжело высиживать уроки, так как все сорок пять минут он не имел возможности пообщаться с братом. С Ринатом все усугублялось тем, что его частенько избивали, оскорбляли и устраивали «темные». Ильшат всегда приходил на помощь, обрабатывал раны и старался отвлечь брата смешными разговорами. Вскоре они перешли в младший подростковый возраст, и все разговоры у них теперь сводились к вопросам особенностей голого тела, общения с мальчиками и девочками.
Ринату не нравилось то, что они с братом настолько сблизились, но Ильшат был его единственным родным человеком. Ни с одноклассниками, ни с тетей он не мог обсудить то, что его волновало. Ему казалось, что весь мир, кроме Ильшата, его ненавидит. Это продолжалось достаточно долго. Как минимум несколько лет. Тетя мальчиков не видела в этом ничего плохого. Естественно, в чужом городе у них появилась потребность сблизиться. Чем больше в этом пыталась убедить себя женщина, тем сильнее в ней разрасталась тревога. Ильшат совсем забросил учебу, пару недель прогуливал, а потом уже никак не мог нагнать пройденный материал. Женщину теперь постоянно вызывали в школу, и она решила, что единственным человеком, который ей объяснит, что происходит, может быть психиатр.
– Подозрение на шизофрению. Сейчас, конечно, жизнь ребенку ломать не будем, нужно более полное обследование. Если он не собирается выбрать какую-то профессию, где нужно будет проходить психологические тесты, то имеет все шансы на долгую и счастливую жизнь.
– Он медиком мечтал стать, – пробормотала женщина.
– Медиком он точно не станет, – отрезал мужчина. Он оторвал взгляд от раскрытой перед ним медицинской карты и внимательно посмотрел на женщину. Та все поняла, склонилась и аккуратно взяла со стола толстую папку с исписанными размашистым почерком листами.
После этого разговора тетя стала побаиваться Ильшата, и подросток это чувствовал. Женщина поселила Рината в своей комнате, а Ильшат остался жить в маленькой восьмиметровой каморке. Никто в семье никогда не заводил разговора о диагнозе Ильшата. Если же беседа каким-то образом упиралась в то, что все вспоминали об этой страшной тайне, то беседа тут же обрывалась. У близких людей всегда есть то, о чем они предпочитают не говорить.
К восьмому классу Ильшат уже понимал, что медиком ему никто не разрешит стать, а ничто, кроме обнаженного мертвого тела, его не интересовало.
После школы парень, по настоянию тети, поступил в училище на электросварщика. С тем же холодным спокойствием, граничащим с безразличием, он получил повестку, с успехом прошел медкомиссию и отправился в армию.
Ильшату несказанно повезло. Служить его отправили не так уж далеко, в Выборг. Этот городок в сотне километров от Ленинграда был буквально испещрен отголосками прошлых войн. Прогуливаясь по центру, то и дело натыкался на осколки как будто разных цивилизаций. Старинные средневековые здания соседствовали с лучшими образцами советской архитектуры и с домами начала века в стиле модерн. Воинская часть Ильшата располагалась недалеко от города, и никакой проблемы в том, чтобы отлучиться погулять в город, а то и поехать домой в Ленинград, не было. Тетю Ильшата заверили, что эта воинская часть – одна из образцовых. И все же Ильшат тяжело воспринял перемену обстановки.
Странный парень с мечтательным взглядом и блуждающей улыбкой на лице всех ужасно раздражал. Кто-то из однополчан сжалился над парнем и решил с ним заговорить, а затем даже разоткровенничался в специфических сексуальных предпочтениях. Ильшат не поверил своим ушам, замолк на минуту, а потом рассказал о собственных фантазиях. На следующий день новый приятель Кузикова испугался, что Ильшат всем разболтает об их разговоре, и сам рассказал всем вокруг то, что счел нужным. С тех пор Кузиков превратился в изгоя. Если раньше все ограничивалось насмешками и издевками, то теперь его лишали еды, избивали, угрожали изнасилованием. Ильшат просыпался от того, что его ноги горели, и начинал беспомощно размахивать ногами, пытаясь сбить пламя. А все вокруг только безумно хохотали. Эту забаву называли «велосипед»: человеку между пальцами ног вставляли спички и поджигали. Когда служащий просыпался, то видел, как его ноги горят. Ильшат попробовал пожаловаться, но получил за это лишь выговор, а повар в столовой теперь стал морить его голодом. В сознании Кузикова стали все ярче вспыхивать воспоминания о том, как в детстве они с братом ни о чем, кроме еды, думать просто не могли.
Кузиков боялся ночи, а еще сильнее – страшился дня. Постепенно его психика стала давать сбой, он стал срываться: мог неожиданно заплакать или закричать. Самое страшное – в нем все чаще просыпалось желание расправиться со всеми в этой чертовой части.
В один из дней Ильшата с еще одним парнем отправили в наряд. Они должны были охранять склад ночью, а заодно подремонтировать машину кого-то из начальства. Пару часов все было спокойно, а потом парень начал донимать товарища. Ильшат никак не реагировал, но напарник вдруг заявил, что отправится спать, а Ильшат должен будет нести службу, иначе его изобьют завтра до смерти. В глазах Кузикова потемнело, он схватил валявшийся в углу гаечный ключ и стал наносить им удары по голове сослуживца.
Ильшат успокоился лишь когда парень потерял сознание, а весь склад был залит кровью. Это так возбудило Кузикова, что он незаметно для себя занялся самоудовлетворением, а затем заснул без сил. Нашли их только утром. Ильшата тут же отправили подальше из части на медицинское освидетельствование. В клинике ему поставили диагноз – шизофрения. Естественно, парня тут же демобилизовали и назначили социальную пенсию.
3. Наедине с собой
– А как вы вообще в Ленинграде оказались?
– Папа маму ножом зарубил, а нас с братом тетя к себе забрала в Ленинград. Я хотел медиком стать, но меня в школе отговорили, и я стал сварщиком.
– Вы понимаете, почему получили свой диагноз?
– Я нанес травмы сослуживцу.
– Почему?
– Он обещал меня убить, – пожал плечами Ильшат Кузиков и внимательно посмотрел на сидящую перед ним пожилую женщину в старомодных очках, закрывающих половину лица.
Поразительно, но это сработало. Когда Ильшата выписали из больницы с диагнозом, он отправился в поход по социальным службам города, чтобы встать в очередь на получение социального жилья. Домой его тетя не пустила, и парень стал скитаться по парадным, ночевать на вокзале и вскоре, вполне закономерно, был арестован за бродяжничество. Когда выяснилось, что он стоит в очереди на получение жилья, дело вдруг задвигалось. Его стали то и дело приглашать в какие-то службы, просили оформлять справки, а потом ему выделили однокомнатную квартиру с телефоном на третьем этаже пятиэтажки по адресу Орджоникидзе, 22, в Московском районе Ленинграда. По словам Кузикова, на это повлияло то, что женщине, принимавшей заявления на получение квартиры, стало его жалко. Как обстояло дело на самом деле, вряд ли можно будет уже выяснить. Так или иначе, вскоре после армии Ильшат стал счастливым обладателем однокомнатной квартиры в Ленинграде. Невероятная удача даже по тем более или менее благополучным временам.
Первым делом Ильшат пригласил всех, кого знал, на новоселье. Парень не работал, не общался с одноклассниками и сослуживцами и знал в основном лишь постоянных пациентов психоневрологического диспансера, в котором состоял на учете. Каждый год Ильшат стал ложиться на полтора месяца в клинику на курс лечения, а затем возвращался в свою квартиру и начинал потихоньку пропивать пенсию вместе с другими пациентами того же диспансера. Как только Ильшат замечал, что алкоголь начинает его злить и провоцирует припадки ярости, он шел к врачу и просил положить его назад в больницу. Когда он возвращался домой, никто себе и представить не мог в этом застенчивом кучерявом парне склонности к агрессии. Ильшат лишь тихо-тихо что-то бормотал, вечно спотыкался и мог неделями не выходить из дома. На сплошь усеянной маленькими кубиками пятиэтажек улице многие хорошо знали о том, что этот паренек «состоит на учете», и очень ему из-за этого сочувствовали. В середине 1980-х психиатрический диагноз тут же лишал человека надежды хоть на какую-то карьеру, но Ильшат уже и не думал о таком. Он мечтал о тихой и спокойной работе, которая даст хоть небольшую прибавку к пенсии, но сил на то, чтобы на нее ходить, у парня не было.
Когда срок очередного курса лечения подходил к концу, Кузиков повстречал в коридорах больницы Марину. Милая девушка попала сюда с попыткой суицида по причине тотального одиночества. У Ильшата тоже не было в Ленинграде ни одного близкого человека, который бы готов был с ним общаться. Тетя и брат предпочли забыть о его существовании. Кузиков производил впечатление странного, но доброго человека, который, казалось, умеет слушать и искренне сопереживать. Между молодыми людьми завязался роман. Ильшата вскоре выписали, но он продолжал ездить в больницу на набережной, правда, уже на правах посетителя. Каждый день он приходил к девушке, чтобы подбодрить и порадовать. Впервые он чувствовал себя кому-то нужным, и это придавало ему сил для того, чтобы выйти из дома.
Вскоре пара поженилась. Вопрос сексуальных предпочтений кажется важным лишь в очень юном возрасте. На деле же секс имеет значение лишь в короткий период от двадцати до тридцати лет. До двадцати редко у кого получается сформировать представление о собственных предпочтениях, а после тридцати секс становится частью жизни, но далеко не самой главной. Ильшат не испытывал к Марине сексуального влечения, но он чувствовал, что девушка нуждается в помощи, а ему очень хотелось стать кем-то значимым в жизни другого человека.