с мэтром. Старик умел себя вести так, что все вокруг начинали себя чувствовать, будто они на аудиенции императора. Он был всегда подчеркнуто вежлив, но если вдруг кто-то осмеливался что-то сказать, не упускал возможности с резкой иронией поиздеваться над скудоумием и малограмотностью гостя. Обычно объектом всеобщих насмешек становились девушки, которые приходили на пятницу впервые. В такие дни гости молча наслаждались спектаклем, разворачивающимся на их глазах.
Это была традиция. Он приглашал только самых приближенных. Я бы не сказала, что речь шла о друзьях. Игорь был не тем человеком, с кем можно было бы дружить. Это были самые верные слуги. Те, кто был готов ловить каждое его слово, угадывать приказы до того, как он их озвучит. Долго в его обществе находиться было сложно, но все же он был очень образованным человеком. Общаясь с ним, ты всегда узнавал нечто новое для себя.
На этот раз в гости к Императору пришли лишь старые товарищи, так что на цирковое представление с девичьими слезами и августейшими речами можно было не рассчитывать. Мессир выглядел очень уставшим и встретил гостей с бокалом красного вина, который тут же с ходу осушил.
– Уж простите, чем богаты в этом скромном узилище старого воина, – развел он руками, довольно наблюдая за тем, как гости усаживаются за стол. – Марго уехала на пару дней.
– Куда же удалилась ваша Жозефина, государь? – добродушно спросил хмурый мужчина за столом, активный участник реконструкций и личный адъютант Мессира, когда тот разыгрывал роль Наполеона или, под настроение, инфернального Воланда. Историк вдруг разозлился, но успел вовремя замолчать, чтобы не доводить диалог до перебранки.
Спустя минут двадцать за столом все уже активно обсуждали биографию великого корсиканца, а Мессир налегал на спиртное. Алкоголь будто на время утратил свою власть над ним. Он опорожнял один бокал за другим, но не чувствовал, что пьянеет, разве что начал чуть поживее рассказывать о юных годах Бонапарта.
Гости разошлись лишь около одиннадцати вечера. Они бы остались, но старому историку просто некуда было положить гостей спать, о чем он и напомнил несколько раз. Выпроводив всех из своей квартиры на углу Казначейской улицы и Столярного переулка, неподалеку от «дома Раскольникова», он прошел по коридору и в задумчивости встал перед закрытой дверью. Нужно было набраться решимости, чтобы начать приготовления к последнему дню своей жизни. Для этого потребовалось еще немного алкоголя. Дверь в комнату рядом с кухней открылась с легким скрипом. Когда-то это помещение служило комнатой для прислуги. С тех пор в ней мало что поменялось. Однотонные стены, узкая кровать с продавленным матрасом, тумбочка, стул, на котором громоздились бальные платья, – вот и весь интерьер. Разве что огромный, неуклюжий чемодан с пластиковыми накладками и кожаными заплатами напоминал о том, какой сейчас век.
Историк взглянул на кровать и почувствовал себя исполненным скорбной решимости Наполеоном в изгнании. Теперь нужно было приступить к самой грязной работе. Пила все время соскакивала и не желала подчиняться, а тонкие кухонные ножи изгибались быстрее, чем он успевал их вонзить. Его кабинет с книжными стеллажами до самого потолка, с историческими мундирами на вешалках и манекенах и заваленным бумагами столом наполнился смрадным запахом. Повсюду на полу были бурые пятна, из-за этого все предметы здесь отчего-то стали казаться грязными и испорченными.
Просторная комната из кабинета ученого и коллекционера вдруг превратилась в одиночную палату для душевнобольного. Старик подошел к одному из больших пластиковых мешков для мусора и попытался его поднять. Ему это удалось лишь с третьего раза, а на полу тут же появилась пара свежих пятен. Расчленитель неожиданно для себя осознал, что просто не сможет донести эти пакеты до канала, да даже спустить их с лестницы не сможет. У него началась паника, какая была у Бонапарта в первые дни пребывания в том убогом доме на краю света, в котором ему пришлось провести остаток дней. Нужно было срочно что-то решить. Уже изрядно выпивший мужчина чертыхнулся и потащил волоком груз на балкон. Один за другим он скинул вниз пару самых тяжелых тюков, а затем взял тот, который все же мог поднять без больших усилий, накинул на плечо рюкзак, в котором обычно носил вещи для исторических реконструкций, и отправился к набережной.
Нужно было пройти налево всего три дома по Казначейской и возле аптеки на углу скатиться по дюжине ступеней вниз, но он едва мог держаться на ногах, а ледяной ноябрьский ветер обжигал кожу и сбивал дыхание. Наконец в ночи что-то начало мерцать вдалеке. Черная блестящая поверхность воды казалась сейчас монстром, который живет здесь вечно, но является лишь тем, кто осмеливается подойти. Старику стало не по себе, и он попытался швырнуть пакет на середину неширокого протока. Ветер сыграл против него. Пакет упал у самого берега и раскрылся. Холодный свет фонаря выхватил отрезанные человеческие руки. Они выглядели как щупальцы дрожащего фантастического зверя, влажная шкура которого была неотличима от чернильной ряби канала. В последний день жизни нет места страху. Нужно разобраться со всем, решить что-то с завещанием, надеть костюм Наполеона и покончить с собой на потеху публике. Когда не знаешь, как быть, нужно действовать по плану. Мэтр ступил в обжигающе ледяные воды и стал отчаянно бороться с тем, что было в пакете. Монстр, в которого превратилась для него река, побеждал. Чудовище не хотело проглатывать то, что пытался ему скормить старик. Оно упрямо выбрасывало на поверхность изящные женские руки, и кажется, именно они теперь утягивали мужчину туда, куда он пытался их отправить.
Она не хотела умирать, и даже в тот момент руки ее не хотели тонуть, а она пыталась утащить его за собой, или хотя бы рассказать о том, что это за человек.
– Что вы делаете? Вы в порядке? Я сейчас… – прокричал вдалеке прохожий, заметивший мужчину посреди ледяного канала. Кажется, он даже назвал его «Мессир». Может быть, кто-то из знакомых. Беспомощный старик стал в ужасе оглядываться по сторонам и заметил, что из-за угла выезжает машина с мигалками. Историк вдруг понял, что изящные женские руки сейчас утянут его за собой, на дно, и не позволят достойно уйти из жизни. Он стал в ужасе заталкивать то, что пытался утопить, в рюкзак. Как раз в этот момент невдалеке показалась темная фигура.
– Давайте выберемся отсюда, – начал было говорить спасатель. Старик вяло пытался сопротивляться, но парень упрямо тащил его за шиворот к берегу. Спасатель даже заметил рюкзак в метре от них и взял его во вторую руку.
– Оставьте его, он мне не нужен, – еле ворочая языком, говорил странный мужчина, но голос его звучал так слабо и жалко, что спутник предпочел его не услышать. Он решил, что старик просто хочет упростить ему задачу, а парню было в радость проплыть десять метров и спасти человека. В конце концов, именно ради этого он и пошел в эту профессию.
Вскоре после этих событий, разыгравшихся в самом центре Северной столицы, началось судебное разбирательство по делу широко известного историка и коллекционера, которого обвиняли в убийстве своей любовницы, недавней студентки одного гуманитарного института. Никто не мог поверить в то, что один из самых известных петербургских историков, писатель, лауреат международных премий, мог убить юную, похожую на подростка женщину. Игорь Орлов из благородных побуждений или от растерянности признавал свою вину и требовал дать ему возможность свести счеты с жизнью. Что произошло? Что могла сделать хрупкая девушка грузному шестидесятилетнему мужчине, который, забыв обо всем, пытался утопить в ледяной воде канала Грибоедова отрезанные руки несчастной?
– Она превратилась в чудовище, я никогда не видел в человеке столько агрессии, – раз за разом повторял обвиняемый.
«Я не говорю, что Маргарита виновата в случившемся, но ее действия оказали значительное влияние на то, что произошло»
1. Как все начиналось
Игорь родился в 1955 году в Выборге, городе в паре-тройке часов езды от Ленинграда в направлении финской границы, во вполне благополучной семье учительницы и офицера из органов безопасности. Яркий, эксцентричный мальчик любил привлечь к себе внимание. Благодаря своим организаторским способностям он всегда легко мог превратить всё в увлекательную игру, в которой он король. Ему было по плечу собрать одноклассников в туристический поход, поставить спектакль или помочь с участием в субботнике. При этом мальчик обычно работал вдохновителем, а вот для организации мероприятия подыскивал кого-то из одноклассников. Удивительно, но подросток всегда понимал толк в субординации. С ровесниками он вел себя как барин с челядью, но стоило из-за угла показаться учителю, как тон его голоса менялся. Игорь так преклонялся перед всеми, кто хоть немного был выше его статусом, что вскоре это стало смешить одноклассников. Естественно, Игорь мигом перессорился со всем классом, и решать вопрос пришлось его отцу. Хватило одного появления мужчины в форме, чтобы все вопросы к Игорю мигом отпали. Обычный сын номенклатурного работника. Такие привыкают, что нужно подчиняться старшему по рангу и возвыситься над остальными. Так, в их понимании, ты демонстрируешь готовность к включению в высшую касту избранных, право и власть имеющих. Через пару дней Игоря сделали старостой класса.
Учился мальчик хорошо, демонстрировал неординарные способности к литературе, обожал книги Дюма (как и большинство мальчишек тех лет), зачитывался недавно опубликованным в журнале «Москва» романом «Мастер и Маргарита» и часто декламировал по памяти монологи Гамлета. Тем не менее к моменту окончания школы он был убежден, что хочет стать химиком. Просто потому, что в начале 1970-х химия, наряду с физикой, была одним из самых перспективных и популярных направлений. Считалось, что в эту профессию идут только самые умные и талантливые. Да и отец Игоря был склонен считать, что это более подходящая для мальчика сфера, чем гуманитарные науки.