— И что?
Уолкер сказал, не поднимая взгляда от стола:
— Предполагаю, преступление было обдумано очень тщательно. Она долго думала, потом попыталась нанять вас, а в качестве платы предложила вам секс.
Ричер молчал.
— Если я прав, — продолжал Уолкер, — все это вылезет наружу во время перекрестного допроса. Вот тут-то встанет вопрос о том, насколько ей вообще можно доверять. Мы зададим вам вопросы, ответы на которые нам уже известны. Поначалу мы будем спрашивать у вас о вещах вполне невинных, к примеру кто она и откуда. Вы поведаете нам о том, что она вам рассказывала, и доверия к ее словам как не бывало. Следующая остановка — казнь при помощи смертельной инъекции.
— Почему?
— Потому что она большая выдумщица. Она вам говорила, что происходит из семьи богатых виноделов?
— Более или менее. А что, это не так?
— Она родилась в одном из бедных латиноамериканских кварталов на юге Лос-Анджелеса. О ее родителях ничего никому не известно. Полагаю, что и ей самой.
Ричер пожал плечами:
— То, что человек скрывает свое скромное происхождение, — это еще не преступление.
— Она никогда не училась в Лос-Анджелесском университете, Она была стриптизершей. Шлюп познакомился с ней на вечеринке. Когда она забеременела, Шлюп поступил так, как подобает порядочному человеку.
— Даже если все это правда, это не оправдывает избиения.
— Конечно, нет. Но дело-то как раз в том, что он ее не бил. Я знал Шлюпа. Он был человеком сложным. Не все его качества были положительными. Он был немного легкомыслен в бизнесе, немного нечист на руку. Но он был техасским джентльменом, а понятие джентльменства в Техасе подразумевает, что вы никогда не поднимете руку на женщину.
— Что же еще вы можете сказать? Ведь вы его друг.
— Я вас понимаю, — согласился Уолкер. — Но говорить здесь больше не о чем. Никаких доказательств, никаких свидетелей, абсолютно ничего. Мы, конечно, затребуем ее медицинскую карту, но особо на нее не надейтесь.
— Вы сказали, что семейное насилие может быть скрытым.
— Настолько скрытым? Пока вы не поведали эту историю Алисе Аарон, ни один человек во всем Техасе, кроме вас, даже не подозревал о насилии в их семье. Но, если вы все же решите ее защищать, тогда вам придется рассказать и о других фактах, которые свидетельствуют о ее лживости. Например, она говорила, что донесла на Шлюпа в налоговую службу?
— Да, говорила.
Уолкер отрицательно качнул головой:
— Они вычислили его по каким-то банковским проводкам. Это был случайный, побочный результат налоговой проверки другого лица. Кармен — лгунья, Ричер.
— Так к чему же тогда весь этот наш разговор?
— А к тому, что я не стремлюсь любой ценой защитить репутацию своего друга. Если ее мотивом было что-либо недостойное, вроде денег, тогда ее стоит утопить. Однако, если в ее медицинской карте найдется что-нибудь хоть отдаленно намекающее на возможные избиения, я хочу попытаться ее спасти.
Ричер промолчал.
— Хорошо. Я все же хочу выиграть выборы. Вернее, и то, и другое. Спасти и ее, и себя. И Элли тоже.
— Итак, что вам понадобится от меня?
— Если мы договоримся, я хочу, чтобы вы солгали в суде. Я хочу, чтобы вы повторили все, что она вам рассказывала об избиениях, и видоизменили все другие ее истории.
— Не знаю, — ответил Ричер.
— Я тоже. Но может быть, до суда все же не дойдет. Если в медицинских документах будет достаточно неопределенности, чтобы толковать их двояко, тогда, может быть, и удастся обосновать полное снятие обвинения.
— Вы уверены?
Уолкер снова вздохнул:
— Нет, конечно, не уверен. Но это спасет Кармен. А Шлюп любил ее, Ричер. Трудно даже представить то осуждение, которое эта любовь вызвала в его семье. Я полагаю, он, не задумываясь, обменял бы свою репутацию на ее жизнь.
Ричер пожал плечами и поднялся со стула.
— Надеюсь, вы понимаете, что все это не должно выйти за пределы этого кабинета? — спросил Уолкер.
— Свяжитесь со мной, — сказал Ричер и вышел из кабинета.
ГЛАВА IX
— Так что, бил он Кармен? — спросила Алиса.
— Она меня убедила, — ответил Ричер. — У меня на этот счет нет никаких сомнений.
Они сидели но разные стороны стола Алисы в юридической консультации. Алиса откинулась в кресле, заложив за голову мокрые от пота руки. Рубашка Ричера была мокрой насквозь. Он подумывал о том, что намеченный ей трехдневный жизненный цикл придется сократить.
— Тебе здесь все ясно с юридической точки зрения?
Ричер кивнул:
— Если и было насилие, она все испортила своими приготовлениями. Если не было, тогда это умышленное убийство без смягчающих обстоятельств. Но доверия ей не будет, поскольку она лжет и преувеличивает. Ее песенка была бы спета, если бы Уолкер не желал так страстно судейской мантии.
— Именно так, — подытожила Алиса.
— Ты рада, что тебе так повезло?
— Нет. Ни с точки зрения морали, ни с практической стороны дела. До ноября еще много времени. Строить расчет на том, что он не останется в списке претендентов, было бы глупо. Его тактическое затруднение в лице Кармен может исчезнуть в любой момент, поэтому ей нужна полноценная защита.
— А ты даже умнее, чем я думал, — улыбнулся Ричер.
— Тебе нельзя появляться в качестве свидетеля в суде, — продолжала она. — И тогда единственной уликой против нее остается пистолет. Мы можем попытаться доказать, что покупка пистолета не связана напрямую с его использованием.
Ричер молчал.
— Сейчас он находится на экспертизе. Они говорят, что есть отпечатки пальцев двух человек. Одни, я предполагаю, принадлежат ей. А вторые, наверное, ему. Может быть, они боролись. Может быть, все-таки это был несчастный случай.
Ричер покачал головой:
— Второй комплект отпечатков наверняка принадлежит мне. Она попросила научить ее стрелять.
— Тогда тебя вызовут в суд свидетелем.
— Придется кое в чем приврать.
— Как ты объяснишь наличие твоих отпечатков?
— Я скажу, что нашел его где-нибудь на помойке. И ни о чем не подозревая, вернул его ей. Тогда создастся впечатление, будто она купила его, а потом передумала.
— И тебе не будет стыдно нести такую чушь?
— Если цель оправдывает средства, стыдно не будет.
— Ну хорошо, таким образом мы постараемся похоронить тему предумышленности, а потом докажем наличие следов побоев. Я уже послала запросы. Обычно больницы реагируют на судебные запросы довольно быстро. Если травмы стали результатом насильственных действий, тогда в медицинских документах будет написано, что вероятность подобного развития событий не исключается. Тщательный «подбор присяжных даст нам возможность надеяться на то, что их голоса разделятся пополам. На тех, кто будет считать ее невиновной, и тех, кто не сможет определиться. Первые сумеют обработать вторых за пару дней. Особенно, если будет так жарко.
Ричер отлепил от тела насквозь мокрую рубашку.
— Но ведь такая жара долго не продержится?
—- Эй, я говорю о будущем лете.
Ричер в недоумении уставился на Алису:
— Ты шутишь. А как же Элли?
Она пожала плечами:
— Моли Бога, чтобы медицинские документы были такие, какие надо. Только в этом случае мы сможем попросить Хака спять обвинения.
— Когда ты пойдешь на свидание к Кармен?
— После обеда. Сначала я отправлюсь в банк и обналичу двадцать тысяч. Затем я сложу их в бумажный пакет и отвезу в одну очень счастливую семью. Ты должен поехать со мной. Я не каждый день хожу по улице с такими деньгами.
— О’кей, — согласился Ричер.
В банке не выказали ни малейшего волнения по поводу того, что им приходится выложить двадцать тысяч наличными в купюрах различного достоинства. Кассирша лишь пересчитала их три раза и сложила в пакет из плотной коричневой бумаги, принесенный Алисой.
Внутри «фольксваген» нагрелся до такой температуры, что они не могли сесть и пего сразу. Алиса включила вентилятор и открыла дверцы машины нараспашку. Они подождали, пока воздух lit* остыл градусов на двадцать, сели в машину и поехали. За руль села Алиса.
— Тебе когда-нибудь бывало так же жарко? — спросила она.
— Пару раз. В Саудовской Аравии, на Тихом океане.
Она спросила его, когда он был на Ближнем Востоке и на Тихом океане, и он ответил ей десятиминутным монологом, представлявшим собой его автобиографию в развернутом виде. Он поступил так потому, что ему нравилось ее общество. Первые тридцать шесть лет его жизни были отмечены, как это принято в армии, новыми званиями и наградами. Последние несколько лет были менее удачны. Бесцельные странствования. Ричер считал это высшим проявлением независимости, хотя другие люди так не думали. Поэтому он лишь изложил факты, предоставив ей возможность интерпретировать их по-своему.
Алиса поведала в ответ о своей собственной судьбе. Ее жизненный путь по сути своей был очень похож на жизненный путь Ричера. Различия в деталях. Он был сыном солдата; она была дочерью адвоката. Она, так же как и он, никогда всерьез не думала о том, чтобы изменить семейной профессии. Сейчас ей было двадцать пять, и ее нынешнее положение примерно соответствовало положению молодого, амбициозного лейтенанта, но не в армии, а в юриспруденции.
Через некоторое время они свернули на проселочную дорогу. По обеим сторонам лежала распаханная земля, которую оживляли сделанные на скорую руку поливальные конструкции. На деревянных каркасах крепилась проволока, она должна была служить опорой для растений, которых больше не было. На полях остались лишь высохшие на солнце, хрустящие остовы. Все здесь свидетельствовало о тяжком многомесячном ручном труде и последовавшем горчайшем разочаровании.
В сотне метров от последней вспаханной борозды стоял маленький домик, рядом с которым примостились сарай и разбитый грузовичок. Алиса припарковала машину рядом с ним.
— Их фамилия Гарсия, — сказала она. — Я не сомневаюсь, что они дома.
Двадцать тысяч долларов произвели на них впечатление столь колоссальное, какого прежде Ричеру не доводилось наблюдать. Они буквально возродили их. Семья состояла из пяти человек: родителей, обоим было под пятьдесят, старшей дочери лет двадцати четырех и двух младших мальчиков. Все они толпились в дверях. Алиса бодро с ними поздоровалась, прошла мимо них в дом и высыпала деньги на кухонный стол.