Раскаленное эхо. Опасный поворот. Аналитик. Три недели в Париже — страница 31 из 101

Сейчас почти два часа ночи, а сна ни в одном глазу. Я сижу за столом с ручкой в руке и размышляю о своих встречах с судьбой. В последнее время я, кажется, ни о чем другом думать не могу.

В доме совсем тихо, только тикают часы на книжной полке. Моя жена спит наверху, а я сижу, уставившись на белый лист бумаги, и не могу решить, с чего начать. Не потому, что не знаю, о чем рассказывать, – нет, мешает мне то, что я до конца не понимаю, почему мне так необходимо выговориться. Ведь события, которые я намерен описать, произошли тринадцать лет назад, точнее, все началось еще двумя годами раньше. Но я обязательно должен попробовать все изложить на бумаге, хотя бы для того, чтобы окончательно разобраться с прошлым.

Вспомнить, как все было, мне помогают дневник, папка с пожелтевшими газетными вырезками и, естественно, архивы. А еще то, что я сотни раз мысленно возвращался к тем событиям и они накрепко впечатались в мою память. Конечно, воссоздать каждое чувство, каждую мысль другого человека невозможно, но – уж не знаю, насколько мне это удастся, – именно это я и попытаюсь сделать.


Это прежде всего история любви, и, как часто бывает, история любви Майлса Райана и Сары Эндрюс началась с трагедии.

Нет, начинается эта история все-таки с Мисси Райан, первой любви помощника шерифа одного маленького южного городка. Мисси, как и ее муж Майлс, родилась и выросла в Нью-Берне. Говорят, она была и доброй, и красивой и Майлс любил ее всю сознательную жизнь. У нее были темно-каштановые волосы и карие глаза, а воля у нее – как у многих южанок – была сильнее, чем казалось на первый взгляд. Главой семьи была именно она, а не Майлс; дружил Майлс в основном с мужьями подруг Мисси, и жизнь их была сосредоточена на семье.

В старших классах Мисси была капитаном команды девушек-болельщиц, в школе ее все любили. Майлс Райан был на год старше. Их познакомили друзья, и вскоре начался роман. Да, знаю, некоторые считают, что в столь юном возрасте настоящей любви не бывает. Однако у Майлса с Мисси все было серьезно. Майлс уехал в Роли, учиться в Университете штата Северная Каролина, но они хранили друг другу верность. На следующий год она поступила туда же, а когда три года спустя он сделал ей предложение, она расплакалась и сказала «да». Майлс оставался в Роли, пока Мисси не окончила курс. Свадьба состоялась в Нью-Берне, и в церкви собрался чуть не весь город.

Мисси пошла работать в банк, а Майлс поступил на курсы подготовки шерифов. Она была на третьем месяце беременности, когда Майлс приступил к работе в округе Крейвен. В январе 1981 года у них родился сын Джона, и Мисси, едва взглянув на спеленутого младенца, сразу поняла, что материнство – главное счастье ее жизни.

Она была замечательной матерью. Ушла с работы, чтобы, быть дома с Джоной, читала ему сказки, играла с ним, водила в детский сад. Семь лет, которые они с Майлсом прожили вместе, для обоих были самыми счастливыми годами.

Но в августе 1986 года Мисси Райан – ей было тогда двадцать девять – погибла. Два года Майлс не мог прийти в себя.

Глава первая

Утром 29 августа 1988 года, через два с небольшим года после гибели жены, Майлс Райан стоял на заднем крыльце своего дома и курил. Перед ним была река Трент, частично скрытая росшими на берегу кипарисами. Проплыла мимо деревянная лодочка, рыбак помахал рукой, Майлс в ответ лишь кивнул. На большее у него сил не было.

Нужна чашечка кофе, и тогда можно будет начинать день: он отправит Джону учиться, а потом возьмется за работу. Днем еще придется забежать в школу поговорить с учительницей Джоны. Вечерами у Майлса тоже было полно дел: оплата счетов, покупки, уборка, мелкий ремонт. Да, с такой нагрузкой кто угодно сломается, но выбора у Майлса не было.

За последние два года он привык к состоянию полного изнеможения. Даже если у Джоны ночью не случалось кошмаров – а они начались после смерти Мисси, – Майлс все равно просыпался усталым. Ему было трудно сосредоточиться.

Да, дело, конечно, и в этом тоже. Одиночество… Он так устал быть один. Правда, ощущение это появилось недавно. В первый год после смерти Мисси Майлс и представить себе не мог, что когда-нибудь полюбит другую. Даже когда первая волна горя отступила, он все равно рыдал каждую ночь.

Шло время, оцепенение потихоньку проходило. Но как он ни старался, мысли его все время возвращались к Мисси. О ней напоминало все, особенно Джона. Иногда, укрыв Джону одеялом, он смотрел на сына и видел в нем черты жены. Тогда он отворачивался, чтобы Джона не заметил его слез. Майлсу всегда нравилось смотреть на спящую Мисси, на рассыпанные по подушке волосы, на заброшенную за голову руку, на приоткрытый рот. И запаха ее он не забудет никогда.

Он многое старался сохранить в прежнем виде. Дома делал все то, что обычно делала Мисси. За продуктами она ездила по четвергам вечером, и Майлс тоже. Мисси выращивала помидоры у стены дома, и Майлс посадил их там же. Мисси всем чистящим порошкам предпочитала «Лизол», и он не видел причины менять порошок. Мисси, что бы он ни делал, всегда была с ним.

Но этой весной Майлс внезапно почувствовал, что все начинает меняться. Он ехал на машине в центр и поймал себя на том, что смотрит на парочку: парень с девушкой шли, взявшись за руки. На мгновение Майлс представил себе, что с девушкой идет он. Может, не именно с этой, а с другой – с той, которая будет любить не только его, но и Джону.

Он напомнил себе, что он вдовец, что ничего постыдного в таких чувствах нет и никто его не осудит. Уже несколько месяцев друзья предлагали ему пригласить кого-нибудь на свидание. Но он все говорил, что время еще не пришло.

Летом мысли о том, чтобы найти кого-то, стали посещать его все чаще. Но он каждый раз давал задний ход и убеждал себя, что все это ни к чему.

И причина этому находилась в его спальне. Там, на книжной полке, в пухлом конверте лежали материалы по делу о гибели Мисси – все, что ему удалось собрать за несколько месяцев после похорон. Этот конверт напоминал ему, что дело не доведено до конца.

А еще он напоминал Майлсу о том, что все его попытки что-то выяснить закончились ничем.


Майлс затушил сигарету о перила, вернулся в дом, налил себе кофе и, пройдя по коридору, открыл дверь в комнату сына. Джона, сидевший в кровати, взглянул на него припухшими со сна глазами.

Майлс улыбнулся:

– Здорово, чемпион! Завтракать идешь?

Джона потянулся:

– А можно оладьи?

– Давай лучше вафли. Мы и так уже опаздываем.

– Ты это каждое утро говоришь.

– А ты каждое утро опаздываешь. Давай в ванную. И причесаться не забудь.

– Не забуду, – буркнул Джона.

Когда Джона оделся и пришел на кухню, вафля лежала на тарелке, рядом стоял стакан молока. Майлс уже намазал вафлю маслом. Несколько минут они ели молча, потом Майлс рискнул спросить:

– Ну, как дела в школе?

– Да вроде нормально, – пожал плечами Джона.

За полчаса до этого, собирая рюкзак Джоны, Майлс нашел записку от учительницы, которая просила его, если получится, заглянуть к ней днем. По тону записки Майлс догадался, что дело довольно серьезное.

– У тебя все получается?

– Угу, – хмыкнул Джона.

– А учительница тебе нравится?

– Угу.

– А почему же ты не рассказал мне про записку от учительницы?

– Забыл.

– Ты знаешь, почему она меня вызывает?

– Да нет… – промямлил Джона, и Майлс догадался, что это неправда.

– У тебя неприятности в школе?

– Да нет, пап. Я вообще в школе не шалю. Честно.

– Тогда в чем же дело?

Джона заерзал на стуле:

– Ну… у меня с уроками не все получается.

– Ты же вроде говорил, что у тебя в школе все нормально.

– В школе нормально. Мисс Эндрюс очень хорошая, и мне там нравится. Но она совсем другая, не такая, как миссис Хейз. И задания задает очень трудные. С некоторыми я никак справиться не могу.

Майлс положил руку сыну на плечо:

– Почему ты мне раньше ничего не рассказывал?

Джона долго мялся, но наконец выговорил:

– Не хотел, чтобы ты на меня злился.


После завтрака Майлс помог Джоне надеть рюкзак, и они вышли во двор. Джона помалкивал. Майлс чмокнул его в щеку и сказал:

– Ты не беспокойся насчет сегодняшнего. Все будет хорошо. Понял?

– Понял, – пробормотал Джона.

– И не забудь, что тебя забираю я. Не уезжай на автобусе.

– Понял, – повторил Джона.

– Я люблю тебя, чемпион!

– И я тебя люблю, папа.

Джона отправился к остановке школьного автобуса, а Майлс смотрел ему вслед. Вот для Мисси случившееся не было бы неожиданностью. Она наверняка уже знала бы, что у Джоны в школе неприятности. Мисси такого из виду не упускала.

Мисси вообще ничего не упускала из виду.


Накануне вечером Сара Эндрюс ходила по историческим местам Нью-Берна и очень старалась нигде не задерживаться. Прогулка быстрым шагом – отличная разминка для мышц, но Сара всякий раз обнаруживала то одно, то другое старинное здание и обязательно останавливалась им полюбоваться.

Нью-Берн, основанный в 1710 году, расположился на берегах двух рек, Ньюс и Трент, на востоке штата Северная Каролина. Нью-Берн, второй по возрасту город штата, был когда-то его столицей, здесь находится дворец Трайон, раньше служивший резиденцией губернатора.

Сара поселилась в симпатичной квартирке на Мидл-стрит, в нескольких кварталах от дворца и через три дома от той самой аптеки, где в 1898 году Калеб Брэдхем начал торговать «Напитком Брэда», известным теперь всему миру как пепси-кола. За углом была епископальная церковь – внушительное здание красного кирпича, построенное в 1718 году. Сара проходила мимо этих двух достопримечательностей всякий раз, когда шла на Фронт-стрит, улицу, знаменитую чудесными особняками восемнадцатого века.

Прогуливаясь по городу, она удивлялась, насколько он отличается от Балтимора, где она родилась и выросла и откуда уехала всего несколько месяцев назад. Балтимор – большой современный город, а Нью-Берн – крошечный южный городок. Здесь шапочные знакомые приветственно махали Саре на улице, а если она задавала вопрос, то получала неспешный ответ, пересыпанный упоминаниями о людях и событиях, ей совершенно неизвестных, – отвечающий-то был убежден, что здесь все и вся как-то друг с другом связаны.