Как бы то ни было, поколение за поколением ученых были уверены, что Карел Фабрициус в юности работал плотником, строгал и точил балочные столбы. Только потому, что он носил фамилию своего отца. Чтобы прокормить себя, голландские художники действительно брались за любую работу – красильщиками, рамочниками, укладчиками полов, стекольщиками и ювелирами. Но я сомневаюсь, что Фабрициус работал над окнами и дверями, а тем более над целыми домами, а потом стал одним из величайших новаторов в голландском искусстве. В тот майский день 1641 года Карел и Барент были конфирмованы недавно назначенным пастором, прибывшим всего за несколько месяцев до этого из Мееркерка, что близ Утрехта. Преподобный Тобиас Велтхейс, двадцатипятилетний холостяк, младший сын в зажиточной семье, вел переписку на латыни и именовал себя Велтузиусом. Следом приехала его незамужняя сестра Алтье (помогать по хозяйству). Дом священника располагался неподалеку от школы, в которой каким-то образом по соседству с классной комнатой теснилась вся семья Фабрициусов. Через три месяца после конфирмации было объявлено о помолвке между Карелом Фабрициусом и Алтье Велтхейс. В конце сентября соседка стала его женой. Вероятно, молодая пара вскоре уехала и начала семейную жизнь в Амстердаме, где, как известно, Карел Фабрициус присоединился к мастерской Рембрандта.
Первое горе настигло их в августе следующего года. Питер Карельс отмечает в метрической книге: «10 августа дитя моего сына похоронили на церковном кладбище». Спустя всего одиннадцать месяцев после свадьбы Фабрициус с женой потеряли первенца. В записях не сохранилось упоминания о поле ребенка, как и о возрасте – может быть, на момент смерти ему было два или три месяца, а то и больше. Не исключено, что родители зачали его до заключения брака. Всего через семь месяцев на свет появился еще один ребенок – дочка, которую в марте 1643 крестили под именем Катрина в Ньиве керк в Амстердаме. Согласно записям, родители Катрины проживают на Ранстраат, «у входа в Голландский сад». Ранстраат – Коровья улица – одна из девяти улочек, пересекающих канал Принсенграхт в центре Амстердама. Едва ли можно сказать, что она расположена рядом с домом Рембрандта на Йоденбреестраат, где трудился Карел. Чтобы добраться до мастерской, ему нужно было пересечь шесть мостов, зато на Ранстраат уютно и красиво. Скорее всего, дом для Карла и Алтье предоставил ее брат Абрахам, преуспевающий торговец шелком, которому принадлежали три земельных участка в разных частях Амстердама.
Но именно в этом доме Алтье было суждено умереть. Точная дата смерти неизвестна, но «опись имущества покойной Алтье Велтхейс, почившей в бозе, жены Карела Фабрициуса, художника» составлена 24 апреля – спустя месяц после рождения Катрины. Судя по всему, Алтье умерла в процессе или вскоре после родов, и малышка также не выжила, поскольку в завещании упоминается единственный ребенок – дочь, названная Алтье в честь матери. Очевидно, она родилась раньше Катрины, поэтому можно предположить, что она – сестра-близнец того ребенка, что покоился на кладбище в Мидденбемстере.
Чуть больше чем за год у пары родились трое детей, из которых умерли двое. И сама Алтье погибла спустя всего полтора года после свадьбы, которую праздновали в конце сбора урожая 1641 года.
В документе не указан ее возраст, зато в лучших голландских традициях представлен подробный список колец, подвесок и других золотых украшений, что говорило о том, что ее семья была далеко не бедна. Алтье также владела картинами: некоторые из них висели на стенах их дома на Ранстраат. Другие по какой-то причине хранились у ее брата Абрахама: натюрморт стола, накрытого к завтраку, картина с изображением отшельника, еще одна – с зарезанной свиньей, а также несколько трони – портреты каких-то неизвестных людей с необычными выражениями лица, написанные на том же рынке, где они и продавались. На картинах нет подписи художника, и историки-искусствоведы чуть не сломали головы в попытках установить, написал ли Фабрициус хотя бы одну из них. Вполне вероятно, что некоторые из них действительно принадлежали его кисти и он собирался написать еще. В описи имущества упоминаются чистые грунтованные холсты, готовые к использованию. Чьи они, если не Фабрициуса?
Довольно странно, что картины и чистые холсты принадлежат не художнику, а его жене. Это выглядит как попытка защитить состояние семьи Велтхейсов или, может быть, оградить Фабрициуса или его дочь от будущих финансовых обязательств. Но, возможно, загадка имеет другое объяснение. Было высказано предположение, что Велтхейсы оплачивали обучение Фабрициуса у Рембрандта или же Фабрициус занял у них средства, а картины выступили своего рода залогом. Неоспоримо то, что он не был финансово обеспечен: либо совсем не умел обращаться с деньгами, либо был слишком потрясен и сломлен, чтобы распоряжаться имуществом покойной жены. Собственных же денег у него было совсем немного, если было.
Глубоко скорбя о своей утрате, спустя месяц Фабрициус вместе с дочерью вернулся к семье, в отчий дом в Мидденбемстере. Может быть, ему помогала мать-повитуха. Не успел Фабрициус прийти в себя, как его шурин, преподобный Велтхейс, взял в свои руки будущее Фабрициуса и его ребенка. Контракт подписали Велтхейс и Питер Карелс, предположительно, от имени Фабрициуса, которого, судя по всему, не было в Пюрмеренде тем летним днем. Документ все еще хранится в местном архиве.
Двое мужчин «пришли к полюбовному соглашению» о том, что Велтхейс унаследует все имущество покойной сестры, которое оценивалось примерно в 1800 гульденов. Он будет ежегодно выплачивать Фабрициусу пять процентов от установленной суммы – 90 гульденов – на содержание Алтье при условии, что «отец вышеупомянутой девочки, Карел Фабрициус, не обременен долгами перед ее матерью и обязуется предоставлять ей пищу, питье и одежду (из льна и шерсти), а также позволит обучиться какому-либо искусству или ремеслу». В случае же ее смерти половина средств будет передана Фабрициусу, а половина возвращена семье Велтхейсов, словно они имели равные права на ее имущество.
Также было решено, что Фабрициус продаст одиннадцать картин из дома Абрахама в интересах дочери. Изображения братьев и сестер Велтхейс возглавляют этот список. Портрет самой младшей сестры Гретель оценен в 40 гульденов – немаленькая сумма, учитывая, что она превышала месячный заработок самого Тобиаса Велтхейса, а на рынке натюрморт можно было купить дешевле, чем окуня. Разумеется, некоторые или все эти портреты принадлежат кисти Фабрициуса, но ни один из них не сохранился до наших дней. Можно представить, как трагично для него было отказаться от прав на портрет собственной покойной жены. Очевидно, что для семьи Велтхейсов более важным представлялось обеспечить финансовую безопасность Алтье, нежели сохранить в своем распоряжении предметы искусства. В документе прослеживается значительное беспокойство за будущее Алтье и не меньшее сомнение в способности Фабрициуса зарабатывать на жизнь. Вполне возможно, что он действительно потерял хватку, заболел душой и телом, не в силах справиться с утратой.
Но все сложные переговоры и планы, все поездки в Пюрмеренд верхом на лошади, на барже или в экипаже, лишь бы получить на руки юридический документ, засвидетельствованный нотариусом, оказались тщетны. Спустя три месяца после возвращения Фабрициуса в Мидденбемстер его дочь Алтье умерла. К двадцати одному году он потерял всех членов молодой семьи одного за другим.
Питер Карельс вновь оставляет запись в метрической книге: «27 августа дитя моего сына похоронили в церкви под знаком № С10 под звон колоколов».
Мне неизвестно, какие картины оказали влияние на Фабрициуса, какие стихотворения он читал, был ли таким же высоким, каким я представляю Тициана, или низким, как Гойя. Он не оставил после себя писем, благодаря которым мы узнали бы, что он чувствовал. Но я точно знаю, как и вы теперь, что морозной зимой и зеленым летом он бродил по посеребренным росой полям Мидденбемстера, ничуть с тех пор не изменившимся. Я отчетливо представляю, как он молитвенно преклонял колени в той самой церкви, залитой холодным светом, и где именно он стоял, когда хоронили его маленьких детей – одного на кладбище, другого под каменной плитой № С10. И я знаю, что, смотря на его первый автопортрет, вы заглядываете в глаза человеку, который прошел через все это и вынужден жить с грузом такого горя.
Миф о Фабрициусе, скромном плотнике по дереву, который преобразился по мановению волшебной кисти Рембрандта, был довольно устойчивым до тех пор, пока в XX веке не обнаружили самую раннюю из его известных картин. На ней изображено воскрешение Лазаря, поднявшегося из самых глубин смерти, его лицо озарено жутким белым сиянием. В середине XIX века утраченная картина возникла из ниоткуда в церкви в центре Варшавы. Тогда сочли, что она принадлежит немецкому подражателю Рембрандта XVIII века, который так и не сумел выработать собственный стиль. И только в 1935 году после реставрации картины из-под вековой пыли проявилась подпись «Кар. Фабр.», нацарапанная на могильном камне Лазаря. Картина висела в костеле Святого Александра, что стоял на площади Трех Крестов. Всеми любимый памятник, знаменитый белыми ротондами, был разбомблен немцами до основания во время Варшавского восстания 1944 года. Но картина каким-то образом уцелела (может быть, ее перенесли в другое место) – в отличие от множества героических польских граждан. Картина теперь находится в Национальном музее в Варшаве. Костел впоследствии отстроили заново.
Обнаруженная при загадочных обстоятельствах картина Фабрициуса стала единственной подобной находкой из его наследия. С большой долей вероятности он написал ее в возрасте двадцати одного года. Покойник едва вернулся к жизни, его глаза еще не привыкли к яркому свету непостижимого чуда. Над могилой опасно нависает Иисус, подняв ладонь, словно призывая дух Лазаря восстать из мертвых, изумленная толпа вокруг распростерла к нему руки. Вполне очевидно, что картина написана в мастерской Рембрандта: его влияние прослеживается в приглуш