Шон снова сосредоточился на хребте и различил две фигуры на лошадях. Он снял с груди бинокль; в окуляры были видны всадники, они стояли рядом, лицом к нему. Шон всмотрелся в очертания их касок, увидел, как сверкнули медные детали амуниции, оценил размер коней и выправку и с облегчением воскликнул:
– Это солдаты!
И словно в подтверждение, на фоне неба двумя ровными рядами показался эскадрон с весело раздуваемыми ветром вымпелами на пиках.
Дирк возбужденно закричал, Руфь рядом с ним рассмеялась, Мбежане повел вперед вьючных лошадей, а Шон приподнялся на стременах и, размахивая над головой шляпой, поскакал к солдатам.
Но энтузиазм путников никак не подействовал на всадников, они сидели неподвижно и следили за их приближением, а младший офицер во главе колонны с подозрением обратился к Шону:
– Кто вы такой, сэр?
Правда его как будто больше интересовал не ответ Шона, а брюки Руфи и то, что под ними. Во время последующего объяснения у Шона возникла устойчивая неприязнь к этому человеку. Хотя гладкая загорелая кожа и пушистые желтые усы усиливали это чувство, главным его источником стали светло-голубые глаза. Возможно, они всегда были навыкате, но Шон в этом засомневался. Во время короткого разговора, когда Шон сообщил, что с бурами они не встречались, офицер не сводил с него глаз, но потом снова уставился на Руфь.
– Что ж, не будем вас задерживать, лейтенант, – сказал Шон и взял поводья с намерением повернуть лошадь.
– Вы все еще в десяти милях от реки Тугелы, мистер Кортни. Теоретически эту территорию удерживают буры, мы на фланге их большой армии, и будет безопаснее, если вы проедете к британским линиям под нашей защитой.
– Спасибо, нет. Мы хотим избежать встречи с обеими армиями и как можно быстрей добраться до Питермарицбурга.
Офицер пожал плечами.
– Как хотите. Но если бы мои жена и ребенок... – Он не закончил, обернулся в седле и сделал колонне знак продолжать движение.
– Идемте, Руфь. – Шон поймал ее взгляд, но она не тронулась с места.
– Я не поеду с вами. – Ее голос звучал решительно, и она отвернулась от Шона.
– Не делайте глупостей. – Он был удивлен, и его слова прозвучали резко; глаза Руфи гневно вспыхнули.
– Я могу присоединиться к вам? – поинтересовалась она у офицера.
– Что ж, мэм. – Поколебавшись, он взглянул на Шона. – Если ваш муж...
– Он мне не муж. Я его едва знаю. – Она не обратила внимания на гневное восклицание Шона. – Мой муж служит в вашей армии. Я хочу, чтобы вы отвезли меня к нему.
– Ну что ж... это совсем другой коленкор, – протянул офицер, едва скрывая удовольствие от перспективы оказаться в обществе Руфи. – Буду рад проводить вас, мэм.
Руфь сжала коленями бока лошади и пристроилась рядом с лейтенантом. Этот небольшой маневр развернул ее лицом к Шону. Она словно оказалась по другую сторону барьера.
– Руфь, пожалуйста. Нам еще нужно многое обсудить.
– Нет. – Ее голос и лицо ничего не выражали.
– Хотя бы попрощаемся, – умолял он.
– Мы уже попрощались. – Она перевела взгляд с Шона на Дирка, потом отвернулась.
Офицер высоко поднял сжатый кулак и повысил голос:
– Колонна! Вперед!
Когда его крупная блестящая лошадь двинулась с места, он злорадно улыбнулся и поднес два пальца к краям шляпы в ироническом приветствии.
– Руфь!
Но она никак не отреагировала на взгляд Шона. Девушка уставилась прямо перед собой, и, когда проехала в начало колонны, голова ее была высоко поднята, губы сжаты в ниточку, а волосы, свисающие толстым жгутом, при каждом шаге лошади подскакивали на спине.
– Не повезло, приятель! – сказал какой-то солдат, проезжая мимо.
Сгорбившись в седле, Шон смотрел вслед всадникам.
– Она вернется, па? – спросил Дирк.
– Нет, не вернется.
– Почему?
Шон не услышал вопроса. Он продолжал смотреть, надеясь, что Руфь обернется. Но он надеялся напрасно – Руфь скрылась за холмом, а еще через несколько секунд ушла из виду и вся колонна. Шона поглотила безграничная пустота.
Глава 7
Шон тронулся с места. В десяти ярдах за его спиной Мбежане придерживал Дирка – зулус понимал, что Шону нужно побыть одному. Много раз за прошедшие годы они ехали в таком строю – Шон впереди, переживая горе или стыд, терпеливый Мбежане – за ним, ожидая, когда
Шон выпрямится и оторвет подбородок от груди.
Связно думать Шон не мог и лишь испытывал гнев и отчаяние попеременно.
Гнев на эту женщину, гнев, близкий к ненависти, когда он вспоминал, что она уехала. И снова гнев, на этот раз направленный на себя самого: как он мог позволить ей сделать это!
Он с тоской сознавал, что ему было не остановить ее. Что он мог ей предложить?
Себя? Двести фунтов мышц, костей и шрамов, точно гранитный утес подпирающих голову? Ничего ценного. Земные сокровища? Небольшая горка соверенов и ребенок от другой женщины – вот и все, чем он богат. В тридцать семь лет ему больше нечем похвастать! Его снова обуял гнев. Неделю назад он был богат... и тут его гнев нашел новую мишень. Есть те, кому он может отомстить, есть осязаемый враг, которому можно нанести удар. Буры.
Они отняли у Шона фургоны и золото, заставили его спасаться бегством; из-за них в его жизни появилась эта женщина и из-за них же он ее лишился.
«Да будет так, – мрачно дал он зарок. – Война!»
Шон выпрямился в седле, его плечи снова развернулись. Шон поднял голову и увидел внизу, в долине, извилистую ленту реки. Они добрались до Тугелы. Шон тотчас пустился по склону.
Лошади, приседая, начали спускаться; из-под их копыт катились камни.
Шон нетерпеливо поехал вниз по течению в поисках переправы. Но река, быстрая и глубокая, двадцати ярдов шириной и еще мутная после недавней бури, текла между высокими холмами.
На первом же участке, где дальний берег стал отлогим, обещая легкий выход из воды, Шон остановил лошадь и резко сказал:
– Поплывем.
Вместо ответа Мбежане многозначительно взглянул на Дирка.
– Ему не впервой. – Шон спешился и начал расстегивать рубашку. – Давай, Дирк, – велел он мальчику. – Раздевайся.
Вначале путники подвели к крутому берегу вьючных лошадей, заставили их прыгнуть в воду и с тревогой смотрели, пока их головы не появились на поверхности и лошади не поплыли через реку.
Затем все трое нагишом, с одеждой в привязанных к седлам свертках, встали рядом со своими лошадями.
– Сначала ты, Мбежане.
Всплеск, высоко поднявший воду над откосом.
– Теперь ты, Дирк. Помни, нельзя отпускать седло!
Новый всплеск.
Шон ударил свою лошадь, которая упиралась и танцевала на берегу. Неожиданный бросок вперед и долгое падение. Потом вода сомкнулась над ними.
Выплевывая воду, они вынырнули на поверхность, и Шон с облегчением увидел голову Дирка рядом с лошадью и услышал возбужденные крики мальчика.
Мгновение спустя все трое уже стояли на противоположном берегу и смеялись от радости и возбуждения; с них потоками лилась вода.
Неожиданно смех застрял в горле Шона.
Выше по течению стояли человек десять; все они весело улыбались и держали наготове винтовки Маузера.
Рослые мужчины, бородатые, увешанные патронташами, в грубой одежде, в разнообразных широкополых шляпах.
Вслед за Шоном перестали смеяться Мбежане и Дирк и посмотрели на ряд вооруженных людей на берегу. Наступила полная тишина.
Наконец ее нарушил человек в коричневом котелке. Стволом своего маузера он показал на Шона.
– Magtig! Нужен острый топор, чтобы отрубить его ветку.
– Не серди его, – предупредил другой джентльмен, в касторовой шляпе. – Если он долбанет им тебя по голове, расколет череп!
И они рассмеялись.
Трудно сказать, что Шону было неприятнее – столь откровенное обсуждение его наготы или то, что оно ведется на африкаанс. В своем нетерпении Шон попал, точнее приплыл, прямо в руки бурского патруля. Однако оставалась небольшая возожность выдать себя за бура, и Шон открыл рот, чтобы попробовать это сделать. Но его опередил Дирк.
– Кто они, папа, и над чем смеются? – спросил он на чистом английском, и надежда Шона умерла так же внезапно, как замер смех буров, когда они услышали ненавистный им язык.
– Вот оно что! – проворчал человек в касторовой шляпе и красноречиво взмахнул маузером. – Руки вверх, старина.
– Нельзя ли сперва надеть брюки? – вежливо осведомился Шон.
– Куда нас ведут? – На этот раз Дирк испугался, и его голос дрожал.
Это тронуло ехавшего рядом человека в касторовой шляпе. И он ответил:
– Не волнуйся, мы везем тебя к генералу. Увидишь настоящего живого генерала.
Бур хорошо говорил по-английски, и Дирк с интересом его разглядывал.
– А у него есть медали и все такое?
– Нет, нам такой вздор ни к чему.
И интерес Дирка угас. Мальчик снова повернулся к Шону.
– Па, есть хочу.
И снова вмешался обладатель касторовой шляпы. Он достал из кармана черную палочку билтонга – сушеного мяса – и протянул Дирку.
– Поточи зубы, керел.
Теперь, когда рот у Дирка был занят, Шон смог сосредоточиться на бурах. Те были убеждены, что поймали шпиона, и обсуждали предстоящую казнь. Шону по-свойски разрешили высказаться и выслушали его оправдания. Разговор прервался, когда буры с пленником переплывали Тугелу и поднимались по склону, но наверху Шон возобновил прения. Наконец он убедил патруль в своей невиновности, что буры приняли с облегчением, потому что на самом деле никто не хотел его расстреливать.
После этого завязалась беседа на более приятные темы. День был великолепный, солнце вызолотило зеленую долину. Внизу вилась река, держа путь к голубой стене Дракенсберга, перегораживающей горизонт. На небе появилось несколько облаков, легкий ветерок помогал переносить жару.
Молодые буры из отряда с интересом слушали рассказ Шона об охоте на слонов за Лимпопо и об обширных землях, которые ждут людей, готовых их освоить.
– После войны, – говорили они и смеялись. Но тут ветер слегка изменил направление, принеся с холмов слабый, но от этого не менее отвратительный звук, и смех сразу замер.