На собрание по этому поводу она пришла, вооруженная зонтиком, и никто не сумел ее убедить, что уличные фонари не привлекают комаров.
Однако Ада была единственным человеком в округе, который не явился на выборы. С самого утра и до прекращения голосования в пять часов вечера площадь была забита народом, а когда запечатанные урны понесли на вокзал, многие жители города тем же поездом отправились в Питермарицбург, где должен был происходить официальный подсчет голосов.
День был полон тревог, поэтому вскоре после возвращения в свой номер в отеле «Белая лошадь» Руфь и Шон, утомленные, заснули в объятиях друг друга.
Когда ранним утром на город обрушилась мечущая ослепительные молнии буря, Руфь беспокойно повернулась во сне, медленно просыпаясь и начиная понимать, что они с Шоном уже занимаются тем, что долго откладывали. Шон проснулся одновременно с ней и за те несколько секунд, которые понадобились ему, чтобы понять, что происходит, удивился не меньше – но оба очень охотно взялись за дело.
К рассвету Руфь знала, что у нее будет сын, хотя Шон считал, что для такой уверенности рановато.
Приняв ванну, они позавтракали в постели, наслаждаясь новым ощущением близости. Руфь была в белой шелковой сорочке, масса блестящих волос падала ей на плечи, а кожа сверкала как свежевымытая. Все это стало для Шона непреодолимым искушением.
Соответственно, в ратушу они опоздали – к великому волнению сторонников Шона.
Подсчеты шли уже давно. В огороженной веревками части зала за столами, покрытыми грудами бюллетеней, молча сидели члены избирательной комиссии. На доске над каждым столом были написаны название округа и имена кандидатов, а между столами располагались бдительные наблюдатели.
Остальная часть зала была заполнена возбужденными мужчинами и женщинами. Перед тем как окунуться в эту толпу, Шон заметил Гарри и Энн, разговаривающих с журналистами; следующие десять минут он был занят рукопожатиями, его хлопали по спине и желали удачи. Но вот все это прекратил звон колокольчика. Наступила мертвая тишина.
В наступившей тишине высокий голос произнес:
– Результаты выборов в Законодательное собрание по округу Ньюкасл. Мистер Роберт Сэмпсон – 986 голосов, мистер Эдвард Саттон – 423 голоса.
Последовал взрыв аплодисментов и стонов. Сэмпсон был кандидатом от Южно-Африканской партии, и Шон пробился через окружившую его толпу.
– Молодцом, старый стрелок! – закричал он и похлопал Сэмпсона по спине.
– Спасибо, Шон. Похоже, мы благополучно выбрались на сушу – я не думал, что перевес будет таким большим!
И они с энтузиазмом обменялись рукопожатиями.
Так продолжалось все утро. Каждое объявление результатов встречали аплодисментами.
Уверенность Шона росла – его партия получала все места, на которые рассчитывала, и еще одно, которое полагали проигранным. Но вот снова прозвенел колокольчик, и председатель избирательной комиссии бесстрастным тоном объявил:
– Результаты выборов в Законодательное собрание по Ледибургскому округу...
У Шона от предчувствия похолодело в животе, дыхание замерло в горле.
Он чувствовал, как напряглась рядом с ним Руфь, и поискал ее руку.
– Полковник Гаррик Кортни – 638 голосов, полковник Шон Кортни – 631 голос.
Руфь сжала его руку, но Шон не ответил на пожатие.
Они стояли неподвижно – маленький островок тишины в море рева: торжествующих криков и разочарованных стонов. Потом Шон негромко сказал:
– Я думаю, нам нужно вернуться в отель, дорогая.
– Да, – прошептала она, и в ее голосе звучали беспомощность и жалость.
Они пошли к выходу; толпа расступалась перед ними. По обе стороны виднелись лица, выражавшие сожаление, радость, любопытство, равнодушие и торжествующее злорадство.
Вместе они вышли на солнечный свет, пересекли улицу, прошли мимо рядов наемных экипажей, и шум позади отдалился и притих – теперь он походил на далекие крики диких животных.
Шон усадил Руфь в экипаж и уже хотел присоединиться к ней, но спохватился, что кое о чем забыл. Поговорив с кучером и дав ему денег, он сказал Руфи:
– Пожалуйста, подожди меня в отеле, дорогая.
– А ты куда?
– Я должен поздравить Гарри.
Сквозь кольцо обступивших его Гарри увидел, как подходит Шон, и почувствовал, что разрывается от противоречивых чувств к этому человеку, от ненависти и любви.
Шон остановился перед ним и улыбнулся.
– Прекрасно, Гарри! – сказал он и протянул руку. – Ты побил меня в честном бою, и я хотел бы пожать тебе руку.
Гарри с непонятной робостью выслушал эти слова, обдумал с растущим пониманием их смысл и понял, что они искренние. Он сразился с Шоном и победил. Это нечто такое, что нельзя уничтожить, чего Шон никогда не сможет отнять у него. «Я победил его. Победил впервые в жизни». Это был эмоциональный оргазм, до того сильный, что Гарри долго не мог ни пошевелиться, ни ответить.
– Шон... – Он задохнулся. Схватил протянутую руку Шона обеими руками и затряс. – Шон, может быть, сейчас... – прошептал он. – Я хотел бы... когда вернемся в Ледибург...
Он замолчал и в замешательстве покраснел. Быстро отпустил руку Шона и сделал шаг назад.
– Я подумал, может, ты захочешь приехать в Тёнис-крааль, – пробормотал он, – как-нибудь, когда будешь свободен. Посмотреть старое место. – И уже энергичнее добавил: – Так много времени прошло. У меня есть старые папины...
– Никогда! – прошипела Энн Кортни.
Никто из них не заметил, как она подошла и оказалась рядом с Гарри. В ее глазах ярко сверкала ненависть, а лицо побелело, когда она взглянула на Шона.
– Никогда, – снова прошипела она и взяла Гарри за руку. – Идем, – приказала она, и Гарри покорно последовал за ней.
Но он оглянулся на Шона, и в его взгляде была отчаянная мольба. Просьба понять его и простить слабость.
Глава 82
Как человек, живущий в поясе ураганов и по форме облаков и тишине, предшествующей буре, понимающий, чего ожидать, Руфь сознавала, что ей придется справляться с беспредметным гневом Шона – его откли ком на неудачу. Такие приступы случались у него редко и никогда не затягивались надолго, но она боялась такого его настроения и, как заботливый домовладелец готовится к приходу урагана, приняла меры предосторожности, чтобы смягчить ярость Шона.
Добравшись до отеля, она срочно вызвала управляющего.
– Пусть нам через полчаса подадут завтрак – не обычную вашу стряпню, а что-нибудь действительно вкусное.
Управляющий немного подумал.
– Устрицы. Мы только что получили бочонок со скал Умванга.
– Прекрасно.
Руфи понравилось, как управляющий воспринял ее просьбу.
– Затем могу порекомендовать копченый окорок, холодную оленину, холодного скального омара, салаты?
– Замечательно. А что насчет сыра?
– Григ. Голландский блю. Камамбер.
– Вино?
– Шампанское?
– Да, – сразу согласилась Руфь. Она собиралась бесстыдно воспользоваться слабостью Шона к этому вину. – Бутылку «Вдовы Клико»... нет, пожалуй, три бутылки.
– Послать вино сначала?
– Немедленно – с лучшими бокалами и в серебряном ведерке, – распорядилась Руфь.
И пошла в свою туалетную. Хвала Господу, у нее есть французские духи и платье из серого шелка, которое она берегла как раз для такого случая. Она быстро, но искусно поработала над лицом и волосами, а закончив, посидела перед зеркалом, придавая лицу выражение спокойствия. Результат весьма удовлетворительный, решила она после критического изучения. С первой их встречи Шон не мог устоять перед ее распущенными локонами. Они делали ее похожей на девочку.
– Открыть вино, мадам?
– Да, пожалуйста, – крикнула Руфь из гардеробной и стала ждать прихода урагана.
Десять минут спустя он явился в виде легкого зефира – сигара в зубах, руки в карманах, лицо озадаченное.
– Эй! – сказал Шон, увидев ее, и вынул сигару изо рта. – Дивно!
То, что он заметил ее наряд, свидетельствовало о неточности метеопрогноза, и Руфь расхохоталась.
– Что смешного? – спокойно спросил Шон.
– Ничего и все. Ты и я. Выпей шампанского.
– Сумасшедшая женщина, – Шон поцеловал ее. – Мне нравится такая прическа.
– Ты не разочарован?
– Результатами? Да, наверно, разочарован.
Он подошел к столу, налил вино в хрустальные бокалы, один протянул ей, другой взял сам.
– Предлагаю тост – за короткую волнующую политическую карьеру Шона Кортни.
– Ты так этого хотел, а сейчас...
Шон кивнул.
– Да. Я всегда хотел победить. Но игра проиграна... – Он пожал плечами. – Сказать тебе кое-что? Мне уже надоело произносить речи и пожимать руки. Чувствую, что глупо улыбаюсь даже во сне.
Он подошел к одному из кожаных кресел и с удовольствием сел.
– Есть еще кое-что. Садись, расскажу.
Она подошла, села ему на колени и просунула руку под рубашку, почувствовав короткие жесткие волосы на груди и упругую плоть под ними.
– Расскажи, – сказала она, и он рассказал ей о Гарри. Медленно, ничего не упуская: о ноге, о том, как было у них в детстве, и наконец о Майкле. Она помолчала, и Шон увидел в ее глазах боль – Руфь думала о том, что он спал с другой женщиной. Наконец она спросила:
– Гарри знает, что Майкл твой сын?
– Да. Энн ему сказала однажды вечером. Тогда я ушел из Ледибурга. Он хотел убить меня.
– Почему ты ушел?
– Я не мог оставаться. Гарри ненавидел меня из-за сына, а Энн – изза того, что я не хотел ее.
– Значит, она по-прежнему хотела тебя?
– Да. В тот вечер... в тот вечер Энн пришла ко мне и...
– Понимаю.
Руфь кивнула, все еще испытывая боль и ревность, но пытаясь понять.
– Я ей отказал, и тогда она пошла к Гарри и выложила ему все о ребенке. Боже, какая она гнусная тварь!
– Но если ей нужен был ты, почему она вышла за Гарри?
– Она была беременна. Считала, что меня убили на зулусской войне. Вышла замуж, чтобы у ее ребенка был отец.
– Понятно, – прошептала Руфь. – А зачем ты рассказываешь об этом мне?