Она нахмурилась.
— Твоей что?
— Моей мамой.
— Что?
— Моей мамой, — медленно повторил я. — Твой папа.
У Остин приоткрылся рот.
— Что?
— Это продолжается уже три месяца, — проворчал я. — Я обнаружил где-то за месяц до того, как мы начали встречаться.
— Как?
— Мой отец узнал и прибежал рассказать мне, что у него есть доказательства... — А вот и самая неприятная часть. — У него были фотографии наших родителей вместе. И сказал, что собирается обратиться в прессу, хотел окончательно уничтожить мою мать и «показать миру, какой шлюхой она была». Но стоит учесть, что мой отец заядлый алкоголик, и я даже не уверен, что он бы добрался до здания издательства, не остановившись в ближайшем баре и не нажравшись. — Я помолчал немного. — А потом... он увидел тебя. Сложил дважды два и... ну... — Внезапно время снова перенеслось на тот момент, когда мне было девятнадцать, и я застукал мать с нашим садовником. Отец обвинил ее за развал нашей семьи, хотя сам совершил первую ошибку. Я провел пальцами по волосам. — Черт, Остин, я не хотел, чтобы ты все это знала. Вообще ничего. Я подумал, что если оттолкну тебя... — Мне не хотелось продолжать. Совсем. Было больно наконец-то рассказать ей правду, потому что от каждого слова она морщилась, словно я бил ее в самое сердце.
Наконец, Остин спросила:
— Где теперь эти фотографии?
— Они у меня. — Я неуютно поерзал. — В моей квартире.
— У тебя фото моего папы и твоей мамы... обнаженными? — прошипела она.
Я застонал в ладони.
— Это не значит, что я держу грязный козырь, Остин!
Она снова чуть не заплакала и прищурилась.
— Когда, ты говоришь, узнал об этом?
Я помолчал, а потом ответил:
— Я был зол на тебя. Но злость была направлена неправильно. Я злился на себя. На мою семью за то, что она уничтожила в моей жизни что-то хорошее — тебя.
Ее вид был просто убийственным, такая потерянная, столько боли, боли, вызванной мной.
— Я злился на твоего отца, на свою мать и даже на собственного отца за то, что он сказал, что я такой же, как он. Оба моих родителей изменщики. И это меня пугало, пугало, что он окажется прав. Чем больше мы сближались, ты и я, тем больше я паниковал. Что если я был способен на такое? Но когда я понял, что это не так, что мне хотелось быть с тобой, я осознал, что отношения невозможны. Это бы уничтожило тебя.
Остин смотрела на стол.
— Поэтому ты поступил в точности, как они, верно? Ты превратился в человека, которым никогда не хотел становиться — бабника.
— Я поцеловал Брук. Мне не понравилось. Но этого было достаточно, чтобы ты разозлилась и порвала со мной, ну или я так считал. А потом ты вернулась, и я почти рассказал тебе правду. Но мой отец приоткрыл дверь, лишь немного, и...
— Воу, воу, подожди. Он был в твоей квартире?
Я нахмурился, а потом еле сдержался, чтобы не поморщиться.
— Нет, он, ох, он живет дальше по коридору.
— Дерьмовый сосед — это твой отец?
— Пахнет как виски?
Она кивнула.
— Ужасно выглядит? — Еще кивок. — Вероятно, он.
Она потянулась к моей руке, но я отдернул ее. Не желал ее сочувствия или жалости, не сейчас. У меня все еще было, что рассказать.
— Я порвал с тобой ради твоей защиты. В конце концов, их интрижка выплыла бы наружу. Они такие беспечные, наши родители. И ты бы увязла во всем этом. — Я встал и отвернулся.
— Тэтч. — Слезы лились из ее глаз, она стиснула зубы. — Тэтч, что ты делаешь?
— То, что лучше всего. — Я едва мог говорить. — Всегда можно пережить бурю вместе. Или я могу уйти.
— Нет, — прорычала Остин. — Ты не можешь решать за нас двоих. Так не делают. — Ее глаза сверкнули, когда она бросилась к моей груди и схватила за рубашку, притягивая меня к себе. Ее глаза излучали гнев. — Ты когда-нибудь думал, что я захочу, чтобы ты был рядом, когда разразится скандал? Что будешь нужен мне, чтобы пережить его? Все это?
Она оттолкнула меня. Я не противился.
И шокировано уставился на нее.
Моргнул и открыл было рот, но не знал, что именно собирался сказать. Потому что во всех сценариях я никогда не думал об этом, о том, что девушка захочет со мной и в огонь и в воду.
Потому что моя мама выбрала вариант причинить моему отцу боль.
А отец решил ранить сердце мамы.
В их отношениях я всегда видел боль. И никогда не видел любовь.
Никогда не видел, чтобы они смотрели друг на друга так, как Остин сейчас смотрела на меня. И как мне всегда хотелось — с полным доверием и уверенностью, что, несмотря ни на что, мы все равно будем держаться за руки до самого конца. И как бы в доказательство этого она потянулась и крепко сжала мою руку.
— Ты собираешься снова пойти и поцеловать кого-нибудь мне назло? — смущенно спросила она.
— Что? Нет. Зачем мне это делать, черт побери? Я люблю тебя.
— Тогда это действительно все, что мне нужно знать. — Она протянула руку. — Шаг за шагом.
— Остин, не думаю, что ты до конца осознаешь, через что собираешься пройти.
— Забавно, что ты это говоришь, — Остин вытерла слезы, — потому что один очень умный доктор однажды сказал мне, что именно самоощущения определяют тебя как личность, а не то, что говорят другие. Еще он сказал одну очень милую вещь о том, что я могу есть все десерты.
— Ты зациклилась на этой части.
— Он купил мне «МунПайз».
— Потому что он любит тебя.
— И разрешил пить «Маунтин Дью».
— И молился каждую ночь, чтобы это тебя не убило.
Она улыбнулась и шагнула в мои объятия.
— Я люблю тебя. Давай просто... подождем и посмотрим, что будет. Дай мне поговорить с моей мамой и... что ж, это хорошие новости. Я на маминой стороне и знаю пару вещей о мести.
— Поверь, я знаю, но ты не можешь просто взять и испортить машину отца.
— Эм, ага, смогу.
— Остин...
— Я знаю очень простой способ: порезать ему шины.
— Я не буду тебе помогать совершать преступление.
— Прекрасно, тогда я позвоню Эвери.
Я выхватил телефон из ее рук и покачал головой.
— Я отказываюсь вытаскивать тебя из-за решетки. Если тебе хочется поквитаться, то, думаю, у меня есть прекрасная идея, но давай просто... подождем и постараемся пережить этот день, договорились?
Она кивнула и нежно поцеловала меня в губы.
— Спасибо, что рассказал мне.
— Спасибо, что не разозлилась.
— О, я ужасно зла за то, что ты думал, если разбить мое сердце на миллион кусочков, то ты для меня все исправишь...
Я медленно отстранился.
— Но еще я знаю, что секс, подпитанный яростью, самый лучший, поэтому тебе придется тяжко в спальне, к тому же я положила глаз на твой стетоскоп. Думаю, ты сможешь принести его домой?
— С тобой что-то не так.
— Или слишком так?
— Нет, — я покачал головой. — Просто не так.
— Ты меня любишь.
— Да, — я снова поцеловал ее. — Пойдем.
Глава 36
ОСТИН
В дверь Тэтча громко постучали.
Я открыла и отступила на шаг. Эвери подняла руку и с трудом перевела дыхание, прежде чем войти в квартиру.
— Подожди... одну секунду... не могу дышать.
Лукас нахмурился и медленно покачал головой.
— Она бежала.
— Ей стоит заняться спортивной ходьбой или чем-нибудь подобным, — пробормотала я, откусывая большой кусок лакрицы «Твизлерс».
— Я все слышала, — прохрипела Эвери. — И я волновалась, ясно? Ты прислала сообщение с двумя «МунПайз», батончиком «Сникерс» и шестью банками «Маунтин Дью»! Это не диета, Остин.
— Диета? Гадость, — я сморщила нос. — И почему это так тебя напугало?
— Тебе напомнить последний раз? — она подняла руки в воздух. — Я должна спасти тебя от этой дряни.
Я отмахнулась от нее.
— Меня не нужно спасать, хотя Тэтч раза два уже имел сегодня честь это сделать.
Эвери изобразила тошнотворный звук и огляделась.
— Где хороший Тэтчер?
— Едет домой, — я пожала плечами. — А что?
— Ты живешь здесь?
Я попыталась подобрать правильные слова. Технически вроде того. По крайней мере, мы с Тэтчем пришли к такому выводу на пути из ресторана. Мне стоило переехать подальше от обезумевшего отца как можно скорее.
— Что-то вроде. — Мне нужно было рассказать ей о родителях, но я не знала, как это сделать, чтобы все не выглядело дешевой мыльной оперой.
И словно этого было не достаточно, Брэйден весь день названивал, будто нам было о чем разговаривать. Предполагаю, что он заполучил мой номер у отца.
И внезапно все встало на свои места.
Отец хотел оградить меня от Тэтча.
Он опасался, что его интрижка станет известна публике.
А будучи диким эгоистом, он даже не погнушался поставить у меня на пути психопата. Мудак.
Я с еще большим остервенением вгрызлась в лакрицу, а Эвери тихо пододвинула ко мне батончик и сочувственно кивнула.
Последние шесть недель я стала буквально одержима нездоровой пищей, а это значит, что стресс меня уже достал!
Вероятно, из-за него у меня и не было месячных. Кусочек лакрицы застрял в горле. Я закашлялась.
Лукас постучал меня по спине.
— Ты в порядке?
— Нет, — глаза наполнились слезами. А еще я была эмоциональной. Слишком. Больше обычного. Я спрятала лицо в ладонях, а потом начала считать на пальцах. Когда пальцы закончились, попросила Эвери и Лукаса поднять свои.
Определенно хорошие друзья, которые просто сделали это и не задавали вопросов по поводу моей невменяемости.
Я досчитала до того дня, когда мы с Тэтчем навсегда расстались.
Но это означало... Я посмотрел вниз.
А потом обратно на друзей. Несколько раз. Вверх-вниз, вверх-вниз.
— У нее что, припадок? — тихонько прошептал Лукас.
— Не знаю, проверь ее пульс, — предложила Эвери.
Я отбросила его руку.
— Вы бы не выжили в дикой природе. Так не проверяют на припадок! Да и если бы у меня он случился, я бы лежала на полу.
Лукас завел руки за спину.
— Воу, просто пытался спасти тебе жизнь.