ом в два карата, обрамленным сапфирами.
У Остин чуть глаза из орбит не вылезли.
— Это... — она прикрыла рот ладонями, тогда я взял ее левую руку и надел кольцо.
— Идеально подходит, — прошептал я.
Она кивнула и крепко обняла меня.
— Когда ты все это спланировал?
— Когда ты рыдала в своей спальне из-за придурка-отца, я решил, что лучше начать нашу совместную жизнь сейчас правильно. Я люблю тебя. Ты любишь меня. Нет никаких причин против. К тому же, это отличный способ досадить твоему отцу, не опускаясь до его уровня, а противопоставляя его грязи... нашу любовь.
— Знаешь, ты просто шикарный мужчина, — Остин рассмеялась.
Я вскинул бровь.
— Тебе действительно лучше выйти за меня замуж, чтобы у нас получились умные дети, и они смогли позаботиться о нас в старости.
— Потому что именно поэтому ты и женишься, — отозвался Лукас.
Я ткнул его локтем в бок.
Я знал, что лишь вопрос времени, когда и Лукас задаст свой вопрос, потому что я украл его время для покупки колец, попросив найти что-нибудь для Остин.
Но чем меньше Эвери знает, тем лучше спит.
— Это прекрасно, — вздохнула Остин. — Все это.
И это правда.
Глава 42
ТЭТЧ
Я был слишком возбужден, чтобы спать.
В восемь утра Остин все еще спала, а я встал и попытался сделать кофе, не уронив чашки и не вписавшись в стены. Я еле стоял на ногах и был так рад, что взял выходной.
Зевнув, уже хотел заварить кофе, когда раздался сильный стук в дверь.
Я знал этот стук.
Так же, как и того, кто стоял по ту сторону.
И внезапно напряжение вернулось. Я хмуро направился к двери и открыл ее, ожидая увидеть обычную картину: отца с красными глазами, неуверенно державшегося на ногах, пахнущего виски и кричащего о том, как я и моя мать испортили ему жизнь.
Вместо этого я обнаружил своего папу. Абсолютно трезвым. Серьезным.
Вымытым. Одетым.
Он выглядел как тот папа, которого я помнил. Его руки дрожали, когда он протянул газету и ткнул в нее.
— Ты это сделал?
Дерьмо.
— Да, — я сглотнул, но тут же прогнал чувство вины. — Это было необходимо.
— Конец, — произнес он через несколько минут. — Теперь я чувствую, что мы пришли к завершению. Я так думаю, — его глаза увлажнились. — Я очень долго злился. Я настаивал на разводе и разделе имущества, думая, что это заставит ее понять, как сильно она во мне нуждается, в нас. Потом я подумал, если защищу ее, она вернется, увидит, что я не выдал ее, что я лучше, и что он просто ее использовал, — он закашлялся от рыданий, а потом покачал головой. — Это неважно. Уже все сделано.
— Да, — прошептал я. – Все, наконец, вышло наружу.
— Я не должен был изменять ей. Я любил ее. Я был... — Он поймал мой взгляд. — Тэтч, я слабый человек. Я не могу обещать, что стану лучше, но попытаюсь.
— Хотите начать прямо сейчас? — раздался за спиной тихий голос.
Остин выглядела прелестно в белом шелковом халате и шортах в тонкую полоску, в одной из моих старых футболок с V-образным вырезом, едва прикрывавшей грудь.
Отец кивнул и ответил простым:
— Да.
— Мы ждем ребенка, — тут же ответила она. — Вы... — ее глаза светились. — Вы станете дедушкой.
Я никогда не видел отца плачущим. Но старик сломался, другого объяснения не было, когда он упал на колени и зарыдал.
Может, потому что ситуация была так близка ему. Семья.
Не та, которая развалилась, а та, которая только создавалась.
И я, его точная копия, так близок к тому, кем он мог быть. Отец, которым он мог бы стать в свое время.
Вытерев слезы и поднявшись, он спросил:
— Если... если я стану лучше, можно мне помочь при родах?
— Конечно, — ответил я, не спрашивая Остин. Я знал, что она не захочет по-другому.
— Думаю, нам стоит спросить в больнице, на всякий случай. — Остин широко улыбнулась.
Отец тихонько засмеялся. Я тоже.
А потом мы оба расхохотались.
Я забыл, в каком секрете держал свою жизнь. Ото всех и, в особенности, от нее.
— Малышка, ты смотришь на бывшего главу хирургического отделения неонатальных исследований в Вашингтонском университете. В больнице университета даже есть крыло,
названное его именем. Он ушел в отставку в прошлом году.
У Остин отвисла челюсть.
— Вы, но Вы...
— Это был жестокий год, — наконец произнес отец, а потом пробормотал: — Черт, это были тяжкие десять лет. Но я могу помочь ребенку родиться с закрытыми глазами. — Он взглянул на меня. — И потом, Тэтч тоже может. Единственной причиной, почему он выбрал пластическую хирургию, было досадить мне.
— Частичная правда, — поправил я. — Мне нравится пластика. Это всегда интересно, и я не раб собственной работы, которым был ты в какой-то мере.
— И тебе нравится выводить меня из себя. — Старик обнял Остин. — В университете он был самым лучшим на своем курсе, готовый так же посвятить себя неонатологии, как его старик, но однажды Тэтч пришел домой и, наверное, увиденное и подтолкнуло его к подобному решению... — голос отца смягчился. — Что ж, в том, что он не хотел иметь с нами ничего общего, была и моя вина, не только его матери.
Остин слушала, пока я отправился доделывать кофе, который уже начал варить, когда меня прервали.
Я даже не знаю, как долго они разговаривали.
Но когда папа, наконец, ушел, сказав, что ему нужно подумать, уже практически наступил полдень.
— Ну? — Брови Остин взлетели вверх. — С чего хочешь начать?
Я вздохнул и откинулся на диване.
— Я не хочу брать его деньги. Это похоже на взятку вместо любви, потому что так проще. А это ужасно, согласна? Ему было легче выписать мне чек, чем дать то, что я всегда хотел: обнять, дать пять, что-нибудь, что сказало бы, как он мною гордится, заботится обо мне. Но он так погряз в собственных страданиях, а мне не хотелось следовать по его стопам, потому что его измена уничтожила мою маму и нашу семью. Я просто... хотел что-нибудь другое.
— Ты хотел сиськи, — серьезным тоном произнесла Остин. — Признайся.
Я расхохотался.
— Да, Остин, я хотел сиськи. Но, если подумать, за все время я был удовлетворен только твоими! Они сохранили мне кучу денег.
— Уверена, с тобой все будет в порядке, — она подмигнула.
Я потянул ее за ногу и притянул к себе на диване.
— Возможно, но, наверное, мне стоит взглянуть на них, на всякий случай. Знаешь, соски могут быть очень чувствительны во время беременности. Мне невыносимо, что ты... страдаешь, а я даже не в курсе.
— Я не страдаю.
— Думаю, я вижу слезу, — я проигнорировал ее. — Малышка, позволь мне позаботиться о тебе.
— В тебе полно дерьма.
— Дурачиться — еще один симптом чувствительности сосков. Так в учебнике написано.
— Хм-м, хранишь его вместе с фотографией Энрике Иглесиаса?
— Удар ниже пояса! — Я принялся щекотать ее.
А она начала петь во все горло, пока я не заглушил ее страстным поцелуем.
— Ты поцелуями заберешь мою боль? — выпалила она, как только я отстранился.
Я ладонью зажал ей рот.
— Хватит. — Но она продолжала петь под моими пальцами. — Хочешь «МунПай»?
Она прекратила петь, прищурилась и показала большим пальцем вниз, когда я убрал руку.
— Молодец, жених, молодец.
Жених.
Я так широко ухмыльнулся, что наверно выглядел пугающе.
Остин забралась ко мне на колени, согнув ноги по бокам от меня.
— Ты определенно выглядишь довольным собой.
— Я доволен на восемьдесят процентов.
Она нахмурилась.
— Почему только восемьдесят?
Я погладил ее по бокам, а потом начал очень медленно стаскивать ее короткие шортики, пока пальцами не коснулся бедер. — Думаю, ты знаешь, почему.
— Не-а. Без понятия.
— Ты меня убиваешь, — я скользнул ладонями под ее футболку и застонал, когда дотронулся до груди. Идеально. Чертовски идеально.
Ее стон вторил моему, когда она опустилась на мою эрекцию.
— Ладно, ты выиграл. — Она стащила футболку через голову, а потом встала и сдернула шорты.
— Вау. — Я тоже поднялся, стаскивая с себя одежду. — Это было легко.
— Что ж, ладно, — она повела плечиком. — Я знаю, как сильно ты любишь смотреть на сиськи, помнишь? Я решила, что если ты будешь всегда видеть перед глазами мои, когда трогаешь чужие, то по ощущениям это будет словно добрая старая бабушка.
— Давай оставим разговоры о бабушке, не когда мы раздеты, ладно?
Она кивнула и погрозила мне пальчиком.
— Знаешь, я думаю, с твоим папой все будет в порядке.
— Ага, — согласился я, глядя на ее живот. — Я тоже так думаю.
Глава 43
ОСТИН
Его рот.
Зачем мне вообще работать?
Секс с Тэтчем. Это моя новая профессия.
Вероятно, он просто старался отвлечь меня от новостей, потому что фотографии отца и мамы Тэтча мелькали по всем каналам.
Каждый раз, когда я пыталась дотянуться до пульта, Тэтч шлепал меня по руке и начинал целовать.
— Думай о нас. Думай о нас, — повторял он снова и снова, покрывая меня поцелуями, сжимая в объятиях и касаясь моего живота. И я слушалась.
Но время пришло.
И мы оба понимали, что нужно смотреть проблеме в лицо, следить за новостями и быть в курсе, что произойдет дальше.
Я схватила Тэтча за руку, встала с кровати и повела его в гостиную, указав на пульт.
— Они все еще наши родители, — прошептала я.
— Ага, родители, — отозвался он и включил телевизор. Шли последние новости.
Но все было не так плохо, как я думала.
Точнее, отец не выглядел виноватым. По предположениям, отношения длились несколько лет.
Я знала правду, как и Тэтч, но мы не вправе кого-то поправлять.
Были несколько фотографий его матери и моего отца вместе.
И мне становилось дурно от одной из фото, на которой он целовал ее в губы и смеялся.
На ее месте должна быть мама.
Это нашей семье полагалось быть счастливой.