Мик Зюник запасся многими знаниями и быстро взрослел за свои недолгие одиннадцать лет. Но ему было всего одиннадцать лет, и четверть крови в его жилах была человеческой. Совсем скоро, его видимая смелость была смыта волной боли, жара, и страха. Он бросил тереть веревки. Одна из них, похоже, стиралась, но на остальных не было никаких признаков износа - кроме того, у него попросту уже не осталось сил. Первые несколько минут он кричал на своих пленителей, затем, просто плакал. Теперь его горло было слишком сухим и хриплым, а жар становился настолько сильным, что он сконцентрировал все свое внимание на попытках дышать.
Это было не просто. Запах и густой, задымленный воздух затрудняли дыхание, и привыкнуть к ним было не возможно, как и к воздуху мясных цехов на бойнях Голгари. Стены были покрыты плотными коврами из крыс, и время от времени, одна из них, теряла хватку, и срывалась в лаву, взрываясь с влажным хлопком и облачком дыма.
Мик беспомощно кашлял.
Чтение заклинания перешло в общую какофонию, когда толпа расступилась под утыканными шипами дубинами личных головорезов кровавой ведьмы. Изольда целенаправленно подошла к железной ризнице. Она втянула свои когти - или, возможно, сняла их - и теперь в одной руке она держала небольшую, широкую, серебряную чашу с тягучей жидкостью, отражающей отблески огня, и светящейся каким-то собственным волшебным светом. Вторая рука сжимала зазубренный, покрытый символами нож, длиной с руку Мика. Ее покрытый шрамами рот растянулся в жуткой ухмылке. Где-то, между тем, когда она начала читать заклинание, и тем, когда Мик увидел ее, приближающуюся к нему, она успела обмотать свою голову и руки окровавленной колючей проволокой.
Кровавая ведьма подняла чашу и нож вверх, словно предлагая их Мику. Изольда возобновила свое ритмичное, гортанное чтение заклинания, которое было тут же подхвачено окружавшими ее демонопоклонниками, и вскоре все их голоса, песни и выкрики слились воедино. Кровавая ведьма оставалась в этой позе почти минуту, впитывая общую кровожадность от каждого существа в пещере.
Наконец, со звуком, напоминающим нечто среднее, между воем и криком, бледная ведьма опустила руки, медленно, с огромной концентрацией, слушая, как заклинание продолжало повторяться в устах кровожадных жрецов. Когда ее руки опустились, ее ноги оторвались от пола, и она воспарила над толпой на облаке из темной, клубящейся энергии. Изольда медленно подлетела к нему, не прекращая свой жуткий вой, и ее пустые белые глаза впились в одурманенную жаром душу Мика.
Ему нужно было сохранять трезвость рассудка, но пылающий кратер под ним жарил его заживо - не самое способствующее обстоятельство для быстрого принятия решений. Он никуда не мог скрыться от жара. Изольда подлетала все ближе, и повсюду, вокруг него мелькали когти, пальцы, и зазубренные костяные оружия. Веревки были слишком крепкими. Он были всего лишь ребенком.
Он понял, что скоро умрет.
Голос Мика пропал. Он уже не мог ни кричать, ни плакать. Акличин и Орвал все еще были в своих клетках, но даже, если бы ему удалось позвать их, что они могли сделать? Ничего. Что мог сделать сам Мик? Ничего.
Что собиралась сделать Изольда? Ничего хорошего.
- Не хорошо, - сказал Пивлик. - Совсем не хорошо.
Крылья беса несли его над главной Утварской дорогой на превосходной, на его взгляд, скорости. Но бесы не были приспособлены для долгих полетов, и переутомление начинало одолевать его. Им были больше свойственны быстрые прыжки, и маневры в ограниченном, тесном пространстве.
По крайней мере, ему удалось обогнать нефилимов. Крепкие, тесно прилегающие друг к другу башни на периферии столицы значительно замедлили изначальный прогресс трех оставшихся чудовищ, и Пивлик смог вырваться вперед. Они явно не торопились, хотя и не отклонялись от своего курса.
Пивлик не считал себя особенно чутким, но даже он был поражен тем разрушением, которое он увидел, пролетая над громадными нефилимами – это было кошмарное продолжение их плотоядного буйства по всей зоне отчуждения и пример того, что они могли сотворить, если им удастся добраться до столицы. Сотни тел, обглоданных или раздавленных разбушевавшимися чудовищами, были разбросаны по всей дороге позади них. Еще сотни были съедены заживо. Призраки были повсюду, большинство из них было разъяренными искателями, тем не менее, не способными причинить никакого вреда монстрам, убившим их. К счастью для Пивлика, искатели - мстительные, обезумевшие привидения, способные причинить огромный ментальный вред живым существам, блуждали по земле, бессмысленно вопя на титанических нефилимов. К несчастью для выживших в этой бойне, привидения лишь усиливали их панику, и они бежали в сторону столицы - что вовсе им не поможет, если нефилимы продолжат двигаться в выбранном направлении.
Зазубренный серебряный нож вовсе не плавно вошел в кожу на ладони Мика. Он вгрызся в нее, причиняя дикую боль. Он погружался в ладонь, отдирая кожу кусками, заставляя кровь полностью обтекать лезвие. Юный скаут пытался кричать, но его сухое, опухшее горло издавало лишь скрипучий хрип.
Кровавая ведьма Рекдоса пригвоздила его взглядом своих пустых глаз, который пронзил его душу, словно копье. Волокнистые веревки врезались глубоко в его кожу, если он пытался отодвинуться от жестокого, леденящего кровь лица, и он чувствовал себя так, словно он окаменел. Боль в руке была невыносимой, и последние капли влаги, оставшиеся в его теле, потекли из уголков его глаз. Изольда не упустила ни единой капли крови Мика, держа серебряную чашу под его разрезанной рукой. Алая жидкость капала на странную субстанцию, налитую в чашу, сворачиваясь на ней, словно вода на масле. Целую минуту Рекдосша держала чашу, собирая в нее кровь Мика, пока, наконец, ее количество не удовлетворило ее. Затем она резко прижала светящуюся от жара плоскую сторону лезвия к его окровавленной ладони.
Мик выдавил из себя звук, одновременно похожий на визг и хрип.
Рана запеклась, и Изольда убрала нож. В ноздри Мика ударил запах его собственной опаленной плоти, и его едва не вырвало.
Жрецы начали еще одно рычащее заклинание, и толпа подхватила его опять. Мик никогда не видел ничего подобного этому сборищу Рекдосов, число которых, похоже, росло с каждой секундой, несмотря на частые предсмертные крики, и то, что в любой момент, казалось, каждый головорез мог наброситься на соседа безо всякой на то причины. Их зловещий хохот отражался от стен Рикс Маади, вклиниваясь в ритм заклинания, и проходя сквозь толпу по пятам за... клоунами?
По крайней мере, Мику показалось, что они были клоунами. Это было самое близкое слово, пришедшее ему тогда на ум, хотя они не были похожи на тех клоунов, которых хотели бы видеть дети. Это были жирные, изуродованные, покрытые шрамами существа, лишь отдаленно напоминающие людей. Они были одеты в подранные пародии равникийских парадных одежд - камзолы с белыми пуговицами, и изрезанными рукавами, цилиндрические шляпы, примятые с одной стороны, белые перчатки без пальцев, полосатые панталоны, поверх огромных красных туфель с нелепыми, чрезмерно большими пряжками. Само их кривляние не было таим уж пугающим.
Но пряжки были, по всей видимости, сделаны из человеческих черепов. Камзолы были сшиты из кусков бледной, едва зажившей кожи с черными, разбрызганными пятнами. Эти шкуры не принадлежали ни одному виду животных, которых когда-либо видел Мик. Их пиджаки и панталоны были также покрыты пятнами высохшей крови, а их пуговицы и манжетные запонки, явно были костяшками. Шляпы, судя по их виду, держались на их головах благодаря гвоздям, вбитым сквозь поля цилиндров, прямо в черепа клоунов. Они жонглировали горящими предметами разной формы - что это было, на таком расстоянии Мик сказать не мог и не хотел знать - и пытались подтрунивать над собравшимися, однако их попытки в основном игнорировались толпой.
Кошмарные клоуны были не единственным, что превращало всю атмосферу карнавала в пытку. Несколько продавцов еды бродили среди паломников, выкрикивая названия своих товаров, и повсюду были драки, потасовки, резня, веселые убийства, и радостное кровопролитье среди музыкантов, танцоров, жрецов, и головорезов.
Последнее заклинание кровавой ведьмы переросло в утробную, ровную песню, снова привлекшую его внимание к ведьме. Песня Изольды грозила усыпить Мика, несмотря на все то, что происходило вокруг него, несмотря на нестерпимый жар, а потеря такого количества крови, возможно, способствовала этому. Он сомневался, что в его жилах осталось намного больше крови, чем он утратил.
Его кровь. Она все еще была в чаше, но кровавая ведьма заткнула дьявольский кинжал за пояс, и держала теперь чашу на вытянутой руке, паря в воздухе. Она плыла по плавной орбите вокруг железной ризницы, не сводя с него своих белых глаз.
Он вдруг понял, с каким-то головокружительным чувством, что понимает многие из слов новой заунывной песни Изольды. Они звучали не на каком-то демоническом языке, как он думал сначала, это были архаичные по своей конструкции слова на Рави, произносимые с тяжелым, своеобразным акцентом:
"Поработитель, целый мир для тебя, мир твоих рабов,
Осквернитель, пожиратель жизни, восстань,
Повелитель всех демонов, поглоти эту брешь,
Пиршествуй кровью невинных,
Пусть твои предвестники укажут время".
Это был лишь один из куплетов. Песня продолжалась в этом же духе, каждый раз описывая новую версию на тему пробуждения Рекдоса, Рекдоса, оскверняющего, Рекдоса в целом, и во всех его возможных ипостасях.
Это было омерзительно.
Изольда протянула руку, и когти со щелчком вырвались из кончиков ее пальцев. Она окунула когти в чашу и трижды помешала ими содержимое, затем брызнула каплями смеси крови и таинственной жидкости в горящую лаву под ними. Капли зашипели, коснувшись бурлящей поверхности.
Мик прекрасно знал, кто был Осквернителем, и с ужасом думал о нем, как только понял, что они попали в Рикс Маади.