Смог бы Ринн, отец или сын, продолжая испытывать боль, – а Бейн, конечно, даже не пытался притворяться, что ее нет, – все равно пойти по тому пути, который вел к благу для его народа, а не к достижению личных целей?
– Я сейчас вернусь, – вдруг сказал Андуин. Он встал, поклонился и, спиной чувствуя на себе любопытные взгляды, побежал в комнату, которую ему выделила Джайна. Там под кроватью лежала сумка, которую юноша взял с собой, когда воспользовался камнем возвращения и сбежал из Стальгорна и позолоченной клетки, в которую его посадила Мойра. Он схватил сумку и поспешил обратно к Джайне и Бейну. Волшебница слегка нахмурилась, и Андуин понял, что она им немного недовольна. Юноша снова опустился на пол, открыл сумку и достал оттуда что-то, аккуратно завернутое в ткань.
– Бейн… Я не уверен… Может быть то, что я скажу, прозвучит немного грубо… И я не знаю, есть ли тебе дело до того, что я думаю, но… Я хочу, чтобы ты знал: я понимаю, почему ты выбрал такой путь. И я думаю, что он правильный.
Бейн прищурился и изучающе посмотрел на него, но не стал прерывать.
– Но… мне кажется… – Андуин остановился, подбирая слова и чувствуя, как краснеет. Он руководствовался порывом, который сам до конца не понимал. Юноша надеялся, что в конечном итоге ни о чем не пожалеет. Он сделал глубокий вдох.
– Мне кажется, что ты сам не очень-то веришь в то, что выбрал правильный путь. Я думаю, ты переживаешь, что… не сможешь пройти его до конца. Что ты не сможешь стать таким же отличным вождем своего народа, каким был твой отец.
– Андуин… – резко одернула его Джайна, но Бейн поднял руку.
– Нет, леди Джайна. Дай ему закончить. – Его коричневые глаза, не отрываясь, смотрели в голубые глаза Андуина.
– Но… Я в тебя верю. Я верю, что Кэрн Кровавое Копыто очень гордился бы тем, что ты сказал сегодня вечером. Ты похож на меня… Мы были рождены, чтобы стать правителями своих народов. Мы об этом не просили, и любой, кто считает, будто наши жизни легки и полны веселья… они и понятия не имеют, что это значит – быть нами. Что значит родиться сыном правителя и думать о том, что когда-нибудь тебе самому придется править. Кое-кто однажды поверил в меня и дал вот это.
Принц развернул лежавший у него на коленях предмет. Страхолом ярко засверкал в свете огня. Андуин, продолжая говорить, провел рукой по древнему оружию. Ему очень хотелось взять его в руку, но он не поддался искушению.
– Король Магни Бронзобород дал мне эту булаву в ночь перед… перед ритуалом, который его убил. Это древнее оружие. Его имя – Страхолом. Мы говорили о долге. Случается так, что все ожидают от нас вовсе не того, что мы на самом деле должны делать, – он посмотрел на Бейна. – Я думаю, что в гневе таурены будут жаждать мести так же, как и ты. Некоторым вовсе не понравится, что ты не захочешь проливать лишнюю кровь. Но ты знаешь, что идешь по верному пути. Как для себя самого, так и для них. Они просто пока этого не видят. Но когда-нибудь поймут.
Андуин поднял Страхолом, осторожно держа его двумя руками. В его сознании всплыли слова Магни: «Он знает вкус крови, но в определенных руках, бывало, останавливал кровь. Ну-ка, возьми его. Подержи в руке. Посмотрим, понравишься ли ты ему».
Андуин не хотел отдавать его. «Если хоть одна вещь когда-нибудь для кого-нибудь и предназначалась, то это оружие предназначалось для тебя», – с уверенностью говорил Магни.
Но Андуин в этом очень сомневался. Возможно, булава предназначалась для него лишь на короткое время. Был только один способ узнать это.
Он поднял оружие и протянул его Бейну.
– Возьми его. Подержи в руке. Посмотрим… Посмотрим, понравишься ли ты ему.
Бейн выглядел озадаченным, но послушался. Булава была чересчур велика для Андуина, но в огромных руках Бейна она казалась маленькой. Таурен несколько секунд смотрел на оружие. Затем сделал долгий, глубокий вдох и выдохнул, позволив себе немного расслабиться. Андуин слегка улыбнулся, глядя на реакцию Бейна.
И, разумеется, через несколько секунд Страхолом начал светиться.
– Ты ему действительно нравишься, – тихо произнес Андуин. Он почувствовал горечь утраты. Юноша даже не успел воспользоваться этой булавой, прежде чем она захотела оказаться в других руках. Но в то же время Андуин ни капли не жалел о содеянном. Он не понимал и, возможно, никогда не сможет понять, как вышло, но каким-то образом Свет выбрал Бейна, как некогда он выбрал самого Андуина.
– Страхолом тоже думает, что ты поступаешь правильно. Он в тебя верит, прямо как я. И как Джайна. Пожалуйста, возьми его. Я думаю, что получил его именно для того, чтобы передать тебе.
Несколько секунд Бейн не шевелился. Затем его огромные пальцы крепко схватились за Страхолом.
Андуин почувствовал, как Свет легонько щекочет его прямо в середине груди, внутри сердца. Все еще нерешительно таурен поднял руку, и булава ярко сверкнула, на мгновение озаряя Бейна мягким свечением, которое исчезло так же быстро, как и появилось. Глаза таурена расширились. Он сделал глубокий вдох, и прямо на глазах Андуина выражение его морды сменилось на умиротворенное.
Лишь сейчас Андуин узнал это ощущение. Только в этот раз оно было направлено на Бейна и исходило от Андуина, а не от Рохана, когда жрец пытался успокоить юношу. Бейн испытывал то же чувство умиротворения, которое ощутил Андуин, когда жрец благословил его и защитил от собственного страха. Бейн поднял голову.
– Андуин, ты и Магни Бронзобород оказали мне великую честь. Знай же, что я буду очень дорожить этим оружием.
Принц Штормграда улыбнулся. Рядом Джайна смотрела на него с выражением лица, похожим на восхищение. Ее широко открытые глаза светились. Волшебница перевела взгляд с Андуина на Бейна и ласково, нежно улыбнулась.
Таурен смотрел на светящееся оружие.
– Свет, – проговорил он. – Мой народ не считает, что тьма – это зло, Андуин. Она появляется естественным образом, и потому ее существование – правильно. Но у нас тоже есть свой Свет. Мы почитаем глаза Матери-Земли: солнце и луну – Ан’ше и Му’ша. Один глаз не лучше другого, и лишь вместе они видят полную картину. Я чувствую, что это оружие сродни им, несмотря на то что оно происходит из культуры, так сильно отличающейся от моей собственной.
Андуин мягко улыбнулся.
– Свет остается светом, откуда бы он не исходил, – согласился он.
– Как жаль, что я не могу дать тебе взамен ничего, что сравнилось бы с таким даром, – вздохнул Бейн. – В моей семье, конечно, передавалось из поколения в поколение не одно могучее оружие, но сейчас у меня практически ничего нет. Я могу лишь дать тебе совет, которым когда-то со мной поделился отец. Таурены некогда были кочевниками. Лишь недавно, всего-то несколько лет назад, мы перестали бродить с места на место и сделали Мулгор своим домом. Это было непросто, но мы построили мирные деревни и города, спокойные и прекрасные. Мы наделили места, где жили, ощущением того, кто мы и что собой представляем. Именно это я и хочу теперь восстановить. Мой отец однажды сказал: «Разрушать легко». Посмотри, какой хаос смог посеять Зловещий Тотем всего лишь за одну ночь. Но создавать что-то на века – это, как говорил мой отец, очень непросто. Я собираюсь посвятить всю свою жизнь тому, чтобы все им созданное – Громовой Утес, остальные деревни и добрые отношения между всеми членами Орды – продолжало существовать.
Андуин почувствовал, как его сердце успокоилось и одновременно с этим наполнилось теплотой. Задача действительно была непростой, но юноша знал, что Бейн, сын Кэрна, мог с ней справиться.
– Что еще говорил твой отец? – по рассказам сына Кэрн казался Андуину очень мудрым, и принц жаждал узнать о нем побольше.
Бейн слегка фыркнул, посмеиваясь тепло и искренне, хотя и с болью, ведь рана от утраты отца все еще была свежей.
– Ну, еще он все время говорил… кушай побольше овощей.
Таурены из Зловещего Тотема были могучими воинами, которые получали уникальную подготовку. С раннего детства, когда другие их сверстники учились находиться в гармонии с природой и познавали премудрости Великой Охоты, отпрыски Зловещего Тотема сражались друг с другом. Они учились убивать быстро и точно: руками, рогами и любым другим оказавшимся рядом оружием. В любой драке у таурена из Зловещего Тотема было больше шансов на победу. Они никогда не сражались с честью. Они дрались, чтобы победить. Но их численность была сильно ограниченна. Магата могла напасть только на несколько определенных мест, и она решила сосредоточить основные силы на том, чтобы убить сына Кэрна и уничтожить главный город, который возглавлял старый таурен. Сердце Мулгора, ставшее первым настоящим «домом» тауренов, – так они одержали первую победу. Рассветные лучи озарили сотни трупов, лежавших на Громовом Утесе и вокруг него. У Зловещего Тотема было две цели: уничтожить наиболее высокопоставленных тауренов, которые могли им противиться, а затем, убивая всех, кто поднял на них оружие, вселить в народ абсолютный, парализующий страх.
Охладевшие трупы их врагов и тех, кто просто оказался не в том месте не в то время, лежали в лужах свернувшейся крови. Их смерти тоже стали мощным средством пропаганды. Магата и Зловещий Тотем захватили Громовой Утес. В их руках оказались все городские ресурсы, а также заложники, за которых можно было требовать выкуп. Недавние нападения, произошедшие сразу после гибели Кэрна, и исчезновение его сына выбили народ тауренов из колеи. Магата чувствовала, что в отчаянной попытке вернуться к нормальной жизни таурены признают ее своим вождем.
Вот только Бейн ускользнул от них. Шпион сообщил ей, что Песнь Бури, таурен из ее собственного племени, оказался предателем. Магата сидела в доме, откуда Кэрн Кровавое Копыто раньше правил своим народом, и тихо бурлила от злости. Конечно, она уже заказала убийство Песни Бури, однако старица даже и не рассчитывала на то, что его с легкостью разыщут. Можно было не сомневаться: с самого восстания Зловещего Тотема предатель оставался вместе с самозванцем (именно так Магата назвала Бейна, а затем начала требовать, чтобы другие последовали ее примеру). Когда Бейна обнаружат, Песнь Бури умрет вместе с ним, но его гибель точно случится не раньше этого горячо ожидаемого часа.