Грей собирается прокомментировать, когда его внимание привлекает шум из смотровой. Он направляется к ней и распахивает дверь. Я думаю, он собирается устроить ад всем, кто там находится, но это всего лишь констебль Финдли, охраняющий тело Эванса от похищения. Молодой человек стоит в другом конце комнаты, увлекшись медицинским зажимом.
— Ты можешь идти, Колин, — говорит МакКриди. — Спасибо за помощь. Я надеюсь это зрелище не испортило твой аппетит.
Молодой человек выпрямляется, его взгляд падает на тело и после небольшого колебания подчиняется.
Финдли ловит мой взгляд и поднимает подбородок. Натянутое «мисс Катриона», и он проходит мимо.
— Что ты сделала с моим констеблем? — бормочет МакКриди, проходя мимо.
— Я, честно говоря, не помню, сэр.
— Я дразню тебя, девочка. Молодая женщина имеет право передумать, независимо от того, что думает мужчина по этому поводу. Он скоро придет в себя. Теперь за работу?
Когда мы подходим к телу Эванса, я понимаю, почему бедному Финдли было так неловко. Грудь Эванса была вспорота и раскрыта. МакКриди увидев это, резко останавливается и меняет курс, чтобы встать у стены. Если Грей и замечает, он игнорирует это.
— Эта находка — заслуга Катрионы, — говорит Грей, — или, как минимум, нашей с ней беседы вчера. Мы обсуждали книгу «Сонг Си», которую я взял для нее вчера вечером, в результате проблеск мысли в моей голове заставил подскочить меня посреди ночи и кое-что вспомнить. Затем я вернулся в кровать и тут же забыл об этом, пока сегодня утром не выпил кофе.
— Все должны восхвалять богиню кофеина, — бормочу я себе под нос. Оба мужчины оглядываются, но явно решают, что ослышались.
Грей продолжает: «Когда я вчера снова осмотрел тело, я обнаружил признаки повреждения гортани. Я предположил, что это было из-за удушения, лишившего тело воздуха, но, что-то не давало мне покоя, поэтому прошлой ночью, вспомнив о книге Сонг Ци, я обратился к разделу о том, как идентифицировать жертву утопления. Я снова вскрыл его и нашел это в его легких.
Грей поднимает флакон, как будто это Святой Грааль. Внутри находится непрозрачная жидкость.
— Слизь? — предполагает МакКриди.
— Вода, — говорю я, прежде чем могу остановить себя.
Грей улыбается мне. — Очень хорошо, Катриона. Это вода. В его легких было значительное количество воды, то есть он вдохнул ее незадолго до своей смерти.
— Значит, он умер вследствие утопления? — говорит МакКриди. — Не удушения?
— Вот в этом и вопрос. Я не уверен, что есть какой-то надежный способ определить это, хотя я, конечно, буду исследовать это дальше. И все же, я склоняюсь к тому, что причиной его кончины стало удушение. Но если это так, то как вода оказалась в легких? Конечно, я попрошу Айлу осмотреть воду, но, исходя из моего предварительного осмотра, я полагаю, что отсутствие частиц почвы указывает на бытовую воду.
— Есть признаки связывания? — спрашиваю я, подходя ближе, чтобы рассмотреть руки Эванса.
— Да, есть следы на запястьях и лодыжках.
— Тогда это пытка водой, — говорю я.
Оба мужчины смотрят на меня и их лица, говорят мне о том, что я снова наговорила лишнего.
— Эмм, я…, я не знаю подходящей терминологии, — бормочу я, — я имею в виду метод пытки, при котором жертве льют воду на рот и нос, чтобы вызвать у жертвы страх захлебнуться.
Они еще пристальней смотрят на меня, и я понимаю, что мое объяснение прозвучало слишком умно для Катрионы. Либо это, либо Грей думает о том, что в его доме есть кто-то с таким разносторонним познанием в пытках.
— Вызвать страх захлебнуться? — МакКриди улыбается, — это вряд ли похоже на пытку, Катриона.
— Вы в этом уверены? — я делаю взмах рукой в сторону Эванса. — Поменяйтесь с ним местами, а я возьму кувшин воды.
Он только смеется и качает головой:
— Я знаю, что Дункан строит догадки, что отсутствующий зуб и повреждение ногтевого ложа — это следы пыток, и, кажется, мы с тобой побежали в противоположные направления с упомянутой дубинкой. Я считаю, что он ошибается, а ты приняла эту теорию. Нет, Катриона, я соглашусь с возможностью пытки, но такого не достичь с небольшим количеством воды.
МакКриди смотрит на Грея в ожидании, что он тоже рассмеется. Вместо этого Грей задумчиво хмурится.
— Это интересная идея, Катриона, — говорит он.
МакКриди откашливается.
— Э-э, да, у меня не было намерения насмехаться. Мы можем расходиться во мнениях относительно обсуждаемых теорий, но мы не должны высмеивать их, и я приношу свои извинения, если это именно то, что я, кажется, сделал. Меня позабавила эта мысль, вот и все. Пожалуйста, Катриона, делитесь с нами такими идеями не опасаясь насмешек.
— Конечно, — говорит Грей, — хотя мне нужно будет еще подумать, но я рад приветствовать любые предположения. Вода в этом случае важна, и ее необходимо исследовать дальше. А пока я хотел бы записать с Катрионой все о его легких, а потом зашить и отправить его в морг.
Мы пьем чай в гостиной, после того, как забрали тело Эванса. Чай, который я сама подала, могу заметить. Я могла бы обидится на это. Я только что закончила делать заметки, помогая исследовать тело. Тогда они прислушались к моим наблюдениям. Но потом, это: «Катриона, не могла бы ты принести нам чай, пожалуйста?»
Это раздражает. Я детектив, черт возьми. Даже если они этого не знают, разве я не доказала, что я больше, чем просто горничная? Но все же я не могу не признать, что они все таки относились ко мне, как к чему-то большему.
Это напоминает мне о всех тех случаях, когда кто-то говорил мне, что мне повезло иметь напарника-детектива, который обращался со мной так же, как с напарником-мужчиной. Повезло? Иметь напарника, который относился ко мне как к равному? Если я выполняю свою работу так же хорошо, как мужчина, должно ли обращение со мной как с ним быть достойным похвалы? Этот факт лишь доказательство того, насколько испорчена система.
Здесь все иначе. Здесь я должна признать, что не могу ожидать, будто со мной будут обращаться как с мужчиной, потому что мы в световых годах от сексуального равенства, даже обсуждаемого во всех кругах, кроме маргинальных. Я, возможно, не очень разбираюсь в истории, но я осознаю, что здесь еще не дожили до права голоса женщин. Возможно даже до продвижения женского избирательного права.
Моя интуиция подсказывает, что мне повезло попасть в дом, где меня считают подходящим помощником судебного эксперта. К счастью, эти два человека учитывают мои наблюдения. Очевидно, что МакКриди — старый друг семьи. Также очевидно, что Айла — химик — ученый самоучка — и в этих стенах это считается нормальным. И я отдаю должное женщине, которая суетилась наверху, распаковывая вещи.
А считается ли это нормальным за пределами этих стен? Опять же, я корю себя за то, что не прослушала один или два курса истории в университете. Мои знания об этом периоде — это один большой кусок викторианской эпохи. Если я правильно помню, королева Виктория правила более шестидесяти лет. Это все равно, что смешать двадцать первый век с эпохой Второй мировой войны и назвать все это одинаковым. Я знаю, что Айла путешествовала без сопровождающего. Это нормально для женщин? Или только для вдов? Или она сама бросает вызов нормам и ожиданиям? Я понятия не имею. Все, что я знаю, это то, что Грей и МакКриди кажутся более открытыми для меня, чем я ожидала.
Что не мешает им ожидать, что я буду подавать чай… потому что мне за это платят. Я горничная, а не коллега. Я заканчиваю чай, забираю поднос и ухожу, а Грей обещает вызвать меня, если ему понадобится моя помощь с чем-то еще.
Грей не вызывает меня. Я жду весь день и весь вечер, как собака, прислушивающаяся к звуку голоса хозяина, к грохоту его сапог, к хлопку его двери. Я все это слышу, но что бы он ни делал, он справляется сам, а мне остается мыть и стирать.
Наступает обед и Грей с сестрой встречают его в столовой. Миссис Уоллес настаивает на том, чтобы прислуживать им, очевидно не доверяя мне, что означает, у меня не было возможности поговорить с ним об этом деле. После он исчезает в своих покоях прикрыв за собой дверь. Я предлагаю принести ему чай, но миссис Уоллес говорит, что он просил его не беспокоить.
Уже восемь вечера. Я задерживаюсь в гостиной. Мои дела давно сделаны, несмотря на перерыв. Сегодня у меня было меньше дел. Теперь, когда хозяйка вернулась, тяжелая уборка закончена. Я почти жалею, что не устала так же, как за последние пару дней. Я полностью пробудилась, мой детективный мозг взрывается. Это дело приоткрывает окно, ровно настолько, чтобы впустить сладкое дуновение свежего воздуха и увидеть возможности, выходящие за рамки тяжелой работы горничной.
Возможность прочувствовать работу полиции прошлого века. Возможность поработать с пионером криминалистики. Вот как я могла выжидать, не теряя себя в бессвязной бесконечной панике, что я никогда не вернусь домой, что Катриона может быть в моем теле, сея хаос в моей жизни, пользуясь теми, кого я люблю.
Тем не менее, это окно открывается, и я едва успеваю выглянуть, как оно захлопывается, и мне нужно ждать, пока Грей снова не откроет его. Как и в ожидании открытия двери между веками, я отдаюсь на милость судьбы, и у меня с этим не все в порядке. Я делаю свой собственный выбор. Я контролирую свою судьбу, насколько это возможно. Черт, я даже не хочу позволять кому-то еще вести машину. А теперь вселенная вырвала руль из моих рук, и, клянусь, я слышу, как она смеется над моим крушением надежд.
— Катриона?
Я оборачиваюсь и вижу в дверях Айлу. Я быстро разглаживаю платье и распрямляюсь.
— Прошу прощения, если меня здесь быть не должно, мэм. Мне показалось, что я видела что-то снаружи.
Она подходит ко мне и смотрит в окно.
— Ничего, — быстро говорю я, — подозрительный прохожий, вот и все.
— Ах, Катриона, ты можешь находится здесь. Поскольку, все похоже разошлись по своим комнатам, пожалуйста, присаживайся. Мы должны поговорить. Я очень огорчена, узнав о нападении на тебя.