Грей тоже не пытается меня остановить. Он только убеждается, что меня устраивает ситуация. Он дает мне понять, что я могу отказаться в любой момент, и если что-то пойдет не так, никто не будет держать на меня зла. Тем не менее, он настаивает на том, чтобы сопровождать нас, хотя подозреваю, что, по крайней мере отчасти, это просто предлог, чтобы оставить свою роль кабинетного следователя и отправиться на дело.
МакКриди присоединится к нам в Старом городе вместе с констеблем Финдли. Грэю нужно сначала уделить внимание клиенту, и к тому времени, когда он заканчивает, мы уже опаздываем, так что он решает взять карету.
Забираясь внутрь, я осматриваю салон. Он полностью черный, вплоть до металлической отделки.
— Это катафалк? — спрашиваю я.
Грей бросает на меня взгляд, устраиваясь на сиденье напротив.
— Ты видишь место для гроба, Катриона?
— Не сложно приспособить. Положите несколько досок для перевозки усопших, а затем откиньте сиденья.
— Почему-то я уверен, что мои гости не оценят путешествие в чем-либо, используемом для перевозки мертвых.
Я пожимаю плечами.
— Меня бы это не побеспокоило.
— Запах мог бы.
Я вроде как должна посмеяться над этим. Но это чистая правда, если тела еще не бальзамируют.
Он усаживается на свое место.
— Что касается кареты, да, она довольно мрачная. Она используется в похоронных процессиях. Катафалк, который, я уверен, ты видела, имеет стеклянные бока, чтобы было видно гроб. Эта же используется для родственников скорбящих, но целесообразно использовать ее и в своих целях, поскольку она гораздо более высокого класса, нежели я бы приобрел для себя лично.
Я смотрю в окно, пока мы едем, и, как бы мне не нравилась приятная пешая прогулка, сегодня я рада ехать в карете. Шотландия славится пасмурной и дождливой погодой, но в Эдинбурге вы получаете бонусом ветер. Сегодня ветер отвратительный, задувающий эту морось прямо мне в лицо, и я чувствую себя так, словно вернулась в Ванкувер в ноябре. Я стараюсь не думать о том, как сейчас дома — солнечно и тепло, пляжи начинают заполняться людьми. Тем не менее, хотя мне может не нравиться погода в Эдинбурге, сам город компенсирует это своими великолепными яркими садами и зелеными насаждениями рядом с закопченными средневековыми зданиями.
Когда мы прибываем в нужный район, МакКриди и Грей решают отсидеться в пабе в компании с отличным горячим пуншем. А кто будет сопровождать меня к логову радикалов? Похоже, это будет констебль Финдли, парень, который делал все возможное, чтобы не замечать меня.
Прекрасно.
Мы оставляем Грея и МакКриди в теплом пабе, а сами идем пешком к месту проживания Эванса. Саймон уехал на карете домой — я не могу подъехать к ночлежке в блестящей черной карете. Мы должны идти, и, кажется, идти молча. Я прохожу два квартала, прежде чем поворачиваюсь к Финдли. Пора с этим покончить.
— Я знаю, что сделала что-то, что расстроило вас, — говорю я, — но из-за удара по голове не помню, что именно. Я должна попросить вас рассказать мне, чтобы могла принести вам свои извинения.
— Я не хочу это обсуждать.
Он натягивает шляпу, спасаясь от ветра. Он одет в гражданское и теперь больше похож на обычного мужчину, даже юношу немногим старше самой Катрионы.
Я не хочу ввязываться в этот разговор. Последнее, что мне нужно, это ухажер, пытающийся возродить «наши» отношения. Тем не менее, если я хочу помогать Грею в этом деле, то мне нужно решить все вопросы с Финдли.
— Что бы не произошло между нами, пожалуйста, знайте, что я сожалею. Я не была хорошим человеком, и мне потребовалось столкнуться со смертью, чтобы понять это. Если я причинила боль кому-то, включая вас, то мне очень жаль.
Он лишь ворчит.
— Я просто хочу сказать…
— Вы же не собираетесь оставить меня в покое, не так ли? Отлично. Я не обижен, Катриона. Я разочарован, вот и все. Детектив МакКриди пытался предупредить меня о вашем прошлом, но я сказал ему, что он ошибается.
— И он не ошибся, — мягко говорю я.
— Вот и все. Мы выяснили все, что должны.
— Мне жаль. Искренне жаль.
— Вы выставили меня дураком, — огрызается он. — Я мог потерять свою должность. Вы прекрасно знаете, как усердно я работал, чтобы получить ее.
— Вы едва не потеряли свою должность, потому что…
Он ускоряет шаг, спасаясь от моросящего дождя.
— Я поверил вам, когда вы сказали, что вам интересна моя работа. А вам нужна была только информация, которую смогли бы передать своим друзьям.
Черт возьми, Катриона. Когда я уже думаю, что ты не могла бы пасть ниже, ты снова убеждаешь меня в обратном. Вот почему она флиртовала с Финдли. Не из-за подарков. Не из-за надежды получить обручальное кольцо. А для того, чтобы получить информацию, которую можно продать.
Постой.
Насколько он зол?
Достаточно зол, чтобы устроить ей засаду в переулке?
Я осторожно говорю:
— Мне жаль, что я подняла эту тему. Я действительно потеряла память. Это нападение…, - я вздрагиваю, — меня почти убило.
Говоря, я наблюдаю за его реакцией в поисках хотя бы проблеска вины. В его глазах нет ничего, кроме искр гнева.
— Да, — согласился он, — когда я узнал, что на вас напали, я поклялся себе, что привлеку нападавшего к ответственности. Я начал задавать вопросы, рыскать по Грассмаркету и знаете, что обнаружил? Вы продавали информацию, полученную от меня в ту ночь, когда на вас напали.
Получается, Финдли узнал о предательстве Катрионы только после нападения. Неудивительно, что он так зол. Он собирался найти преступника, но обнаружил, что нравившаяся девушка его обманула, а напали на нее в момент предательства.
На Катриону напали, когда она продавала информацию.
Это полезная информация. Я знаю, что она была в пабе на рынке. Теперь я знаю, почему.
— И вам нечего на это сказать, да? — спрашивает Финдли.
— Я… я не знаю, как мне на это реагировать, кроме как извиниться со всей искренностью. Я обидела многих людей, включая вас. Мне жаль, — я встречаюсь с ним взглядом, — очень, очень жаль.
Он отводит взгляд и резко говорит:
— Давайте покончим с этим.
Адрес приводит к городскому дому, зажатому в шеренгу таких же как этот. На нескольких висит табличка: «СДАЕТСЯ КОМНАТА». У этого в окне табличка, вежливо сообщающая: «МЕБЛИРОВАННЫЕ КОМНАТЫ МИССИС ТРОУБРИДЖ ДЛЯ МОЛОДЫХ ДЖЕНТЛЬМЕНОВ».
Когда МакКриди сказал, что Арчи Эванс жил в доме с другими молодыми людьми, я представила себе современное обустройство, когда группа парней вместе снимает жилье. Что глупо в викторианские времена. Если в доме не будет женщины, они начнут голодать, умирая в постели, на которой не меняли простыни в течение года. Хорошо, да, я уверена, что есть самодостаточные викторианские холостяки, но я подозреваю, что слишком многие будут похожи на Грея, поджигающего кухню, пытаясь приготовить кофе. Кто-то всегда делал это за них. Решением, естественно, является пансион, где хозяйка может помочь преодолеть этот неудобный разрыв между уходом от мамы и приобретением жены.
Я поднимаюсь по ступенькам и, прежде чем постучать, открываю корзинку, которую держу так, чтобы показать пироги с мясом. Затем проворно стучу и жду. Когда никто не отвечает, я снова стучу.
Я слышу мужской голос из-за двери:
— Кто-нибудь откройте эту проклятую дверь! Топот сапог, а затем дверь распахивается, и я вижу молодого человека на год или два старше Катрионы. Он в помятой одежде и без галстука, что в это время можно считать, что он открыл дверь будучи без одежды. Он смотрит сначала на меня, затем на пироги и обратно. Затем ухмыляется.
— Кто-то заказал пирожок? — кричит он внутрь дома.
— Простите? — говорю я.
В ответ он просто моргает.
— Вы сейчас назвали меня пирожком? — спрашиваю я.
Его рот открывается, а взгляд падает на пироги в моих руках.
— Я имел ввиду выпечку.
— Ну да, конечно.
Другой молодой человек появляется позади первого и хлопает его по плечу.
— Не обращайте внимания на этого болвана. Он просто уже пригубил бренди. Кстати, я Генри.
Этот молодой человек носит галстук и выглядит менее растрепанным. В его глазах я вижу блеск, который хорошо понимаю. Он понял ситуацию и теперь думает, что он мой спаситель, и я должна упасть к нему на грудь от признательности.
— Я слышала новости об Арчи. Я хотела выразить соболезнования. Могу войти? Предполагаю, что миссис Троубридж дома и сочтет это уместным.
— Она где-то здесь, — Генри подмигивает, — она обычно прячется, когда мы возвращаемся домой с занятий.
Он проводит меня через пустой коридор и машет рукой в сторону открытой двери. В комнате полдюжины молодых людей. Двое занимаются армрестлингом, двое других подбадривают их и делят между собой выпивку. Пятый растянулся на полу с учебником, а парень, который открыл дверь, вернулся к чтению чего-то, что определенно не является учебником, учитывая, что на обложке изображена очень пышногрудая женщина в нижнем белье.
Это викторианская версия дома братства.
Когда я захожу, все шестеро поворачиваются, чтобы посмотреть на меня. Все шестеро медленно оценивают меня, а тот, кто читает пошлый журнальчик, даже не удосуживается скрыть обложку. На самом деле, он старательно демонстрирует её, чтобы убедиться, что я увижу. Да, это определенно братство.
— Ну, ну что у нас здесь, — говорит один из пьющих, неуверенно вставая на ноги. — Томас сказал что-то о пирожках? Пожалуйста, скажите мне, что ваши товары продаются. Не слишком дорого, надеюсь. В конце концов, я бедный студент.
Генри поднимает руку.
— Ничего подобного. Эта молодая девушка пришла засвидетельствовать свое почтение. Она принесла нам пироги.
Я делаю неглубокий реверанс.
— Мне было очень жаль слышать о смерти Арчи. Я знаю, что вы все в трауре, но я хотела принести эти угощения для вас.
Я делаю шаг вглубь комнаты, придавая своим чертам подобающее выражение печали.
— Я не могу поверить, что его больше нет, особенно таким ужасным образом.