Что, если Айла выгонит меня до этого? Что делать, если я не смогу вернуть медальон, и она выгонит меня после этого? В любом случае, мне понадобится каждая копейка, которую сумею сохранить.
Я словно играю в азартную игру. Ставлю на то, что получу медальон и завоюю доверие Айлы, а не на то, что информация Давины приведет к нападавшему на Катриону, которая, исходит из слабой надежды, что именно это вернет меня домой. Один путь — прямой, другой — извилистый, тернистый и возможно приведет меня к тупику.
Давина взмахивает рукой и поднимает бровь.
— Мне становится холодно, кошечка.
— Мне нужно будет вернуться с деньгами.
— Ты знаешь, где меня найти.
Черт возьми, я сегодня на взводе. Я твержу себе, что все в порядке. У меня есть нож Катрионы. Я держусь подальше от переулков и темных углов. И все же не могу избавиться от паранойи, которая впервые появилась возле дома Грея. Чувство, что опасность крадется за мной, так близко словно тень. Да, и если я помирюсь с Айлой, возможно, мы сможем вместе сочинять страшные сказки.
Знаю, что веду себя глупо. Также знаю, как полицейский и женщина, что глупость не является оправданием для беспечности. Если у меня есть выбор из двух улиц, я выбираю ту, что лучше освещена, даже если более темные переулки могут сократить мой путь.
Ранее я предположила, что на Грассмаркете, есть районы поприличнее. Ломбард находится в одном из них. Это не совсем Новый город, но, по крайней мере, здесь я могу перестать сжимать нож. Здесь также более оживленно, люди выходят из пабов и магазинов, слоняются по улице. Я ускоряю шаг и молюсь, чтобы ломбард был еще открыт. Я вижу вывеску «Дядюшка Довер» в переулке, как раз когда колокола бьют одиннадцать в магазине появляется тусклый свет.
Я спешу к ломбарду и стучу в окно. Когда приближаю лицо к стеклу, чтобы заглянуть в окно, улавливаю движение, а затем свет фонаря замирает. Я стучу громче.
— Хочешь продать свою жемчужину, девочка? — говорит голос позади меня. — Я куплю ее у тебя.
Это трое пьяных мужчины, идущих мимо. Я внутренне готовлюсь к борьбе, но они просто проходят мимо, смеясь. Я снова вглядываюсь в окно и стучу. Потом я вспоминаю, что Давина говорила, о том, что ломбардщику нравилась Катриона.
Я кричу:
— Мистер Довер, сэр? Это я. У меня самое срочное дело.
Я не называю своего имени — сомневаюсь, что Катриона использовала бы свое настоящее имя. Надеюсь, что мой девичий голос привлечет его внимание. Я выбиваю по двери легкое тук-тук-тук, что надеюсь звучит женственно.
Когда свет фонаря начинает двигаться, я неуверенно машу рукой и спешу к двери. Мгновение спустя в замке поворачивается ключ.
Будь Катрионой, напоминаю я себе, подходя к двери. Как бы ни было соблазнительно просто изображать отчаявшуюся горничную, с широко раскрытыми, полными слез глазами, я не могу облажаться. Не спеши. Оцени ситуацию.
Я знаю, как это сделать, черт возьми. Я полицейский. Просто почему-то начинает казаться, что я оставила эту часть себя в современном мире. Сейчас у меня другая жизнь, другая Мэллори.
Будь Катрионой. Будь Мэллори. Оцени происходящее и возьми под контроль.
Дверь открывается лишь немного, ломбардщик выглядывает, чтобы убедиться, что поблизости нет бандита. Когда дверь распахивается, вижу мужчину моложе, чем я представляла. Опять стереотипы. Я представила этот магазин, как и любой другой в старом романе — ломбард в темном переулке. Ожидала, что, войдя туда, увижу пыльную и грязную страну чудес, полки и шкафы, переполненные мечтой антиквара. Хозяином окажется старик с моноклем для разглядывания рубинового кольца тетушки Гертруды, которое я должна продать, чтобы купить еду для своего больного ребенка.
Нет. Ему около тридцати пяти. Грузный и краснощекий, с бакенбардами, которые не сравнятся с бакенбардами МакКриди. Его взгляд не поднимается выше моего декольте, и, видя это, я услужливо расстегиваю пальто, откидывая волосы, как будто в этом есть необходимость. Его взгляд так и не покидает моего декольте. Разве «декольте» — это подходящее для этого времени слово? Как бы то ни было, этому викторианцу оно похоже по вкусу. У Катрионы нет ни одного платья, которое демонстрировало бы ее лодыжки, но все-таки оба бесформенных платья демонстрируют ее щедрые активы.
— Мисс Кэтрин, — говорит он, — что могло привести вас к моей двери в этот час?
Я резко вздыхаю, что заставляет грудь Катрионы подпрыгивать.
— Я совершила ужасную ошибку, мистер Довер. Продала то, что должна была сохранить. Это просто ужасно, — я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. — Я надеюсь, что вы еще не продали это.
— Я тоже надеюсь, что не сделал этого.
Он суетится, протягивая ко мне руки. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что он просит мое пальто. Здесь не слишком тепло, чтобы снимать его, но он хочет позаботиться обо мне, и это я могу позволить ему это. Я передаю пальто.
Пока он вешает пальто, я осматриваю магазин. Он соответствует моему мысленному образу лучше, чем его хозяин. Я не вижу никаких драгоценностей. Со стеклянными окнами он, вероятно, запирает их. В основном это винтажный эквивалент современного ломбарда. Вместо бывшей в употреблении электроники и украшений здесь предметы повседневного обихода, такие как одежда и инструменты. Все, что представляло для людей ценность, что им нужно было продать, чтобы дожить до следующей зарплаты или чтобы профинансировать вредную привычку. Я почувствовала характерный запах сладкого дыма снаружи, как будто в одном из близлежащих зданий располагался еще один главный элемент викторианской мелодрамы: опиумный притон.
Проходя внутрь, я вижу нечто похожее на стойку кассира банка укомплектованную разделителями. Чтобы дать толику уединения тем, кто смущен своей нуждой. Там три секции, как бы для трех клерков, в каждой одна ручка и один блокнот ломбардных билетов.
— Теперь, скажите, что вы хотите вернуть? — спрашивает он.
— Медальон. Он довольно уникален.
— Тот, что с жезлом Асклепия. Тебе повезло, Кэтрин. Приходил студент из медицинской школы, он присматривался к нему. Сказал, что вернется, когда у него будут деньги. Предложил мне за это фунт.
Я предполагаю, что викторианские ломбарды работают как современные. Вы можете либо продать им что-то, либо оставить это в качестве залога, после чего вы или выкупите это с процентами, или он продаст это. Уверена, Катриона выбрала продажу. Этот мужчина сообщает мне, что мне требуется заплатить больше, то есть покупка плюс проценты. И у него есть покупатель. По крайней мере, так он утверждает, но и я и Катриона знаем такие трюки.
— О…, - выдыхаю я. — Это гораздо больше, чем я могу себе позволить, — я вздыхаю, позволяя моей груди подняться в корсете. — Какая жалость. Я была готова заплатить почти вдвое больше, чем вы мне дали, — я бросаю взгляд на свое пальто. — Но я также понимаю, что вы должны следовать своим деловым интересам, и я не виню вас за это, — я снова возвращаю взгляд к нему. — Если только вы по-прежнему готовы продать его мне за чуть меньшую цену, чем он предложил, тот покупатель. Это мгновенная продажа, с оплатой этой самой ночью, не зависящая от возвращения бедного студента, студента, который, как я могу предположить, оказался здесь из-за нехватки денег?
Довер улыбается и опускает подбородок.
— Вы правы, мисс Кэтрин. Очень тонкая мысль. Так редко можно встретить красивую девушку с таким острым умом.
— Не так редко, как вы могли бы подумать, сэр. Некоторым из нас просто приходится притворяться дурочками. Я бы предпочла этого не делать.
Он еще ниже опускает подбородок.
— И я восхищен этим. Считаю, что мы можем прийти к какой-то договоренности. Давайте начнем переговоры с одного фунта.
Глава 20
Я получаю медальон, и после этого у меня в кармане даже остаются деньги. Довер флиртует, но не делает неприличных предложений в обмен на медальон.
За пределами магазина сопротивляюсь желанию вынуть медальон, чтобы лучше рассмотреть. Я едва изучила его внутри ломбарда, но достаточно, чтобы убедиться, что он соответствует описанию Айлы. Было бы трудно продать столь странное изделие с символом змеи. Не совсем обычный дизайн для женских украшений.
Пока я иду, не могу не вспоминать историю, рассказанную Айлой. Это интересная семейная легенда. Она сказала, что ее дедушка подарил медальон бабушке, потому что она не могла стать врачом на практике, а лишь в теории. Было ли это простой подачкой? О, жаль, что ты не можешь стать врачом, дорогая, но зато у тебя будет красивый медальон с символом медицины. Или же это было в качестве утешения?
Легко заглянуть в прошлое и предположить, что лишь немногие женщины хотят получить работу или образование. Как раз те «особенные», которые «не такие, как другие девушки». Это чушь. Айла и ее бабушка могли не быть нормой, но только потому, что кто-то вдохновил их мечтать о большем. Кто-то сказал, что они заслужили использовать свой острый ум так, как считают нужным.
Я могу быть благодарной за то, что Грей не развратник и не буйный шовинист, но очевидно, что это его воспитание, и я не думаю, что оно настолько уникально, как может показаться. Пока у женщин были мечты, всегда находились мужчины, которые их поддерживали, и это может быть сентиментально с моей стороны, но я не могу не надеяться, что дедушка Айлы был одним из них, и этот медальон символизировал…
Звук прерывает мои мысли. Я останавливаюсь посреди дороги и оглядываюсь. Сейчас на улицах все стихло. Не знаю, как долго я пробыла в ломбарде, но когда вышла, была слишком погружена в свои мысли, чтобы как следует понять происходящее вокруг.
Оглядевшись, вижу, что все пабы закрыты. Неужели они закрываются в одиннадцать? Теперь мне понятно, почему улицы были заполнены людьми, когда я шла к ломбарду.
Я видела несколько пьяных гуляк на улице, но затем свернула за угол, и теперь я совершенно одна в этом узком переулке. Все магазины закрыты, а в окнах квартир уже не горит свет.