Я вздыхаю.
— Ну, если я это сделаю, если снова стану прежней Катрионой, и если это случится, надеюсь, миссис Баллантайн уволит меня. В противном случае, ты должна сказать ей. Неважно, что скажет Катри… я, ты всегда должна говорить взрослому, когда кто-то причиняет тебе боль. Взрослому, которому ты доверяешь, а я полагаю, что ты доверяешь миссис Баллантайн.
Она не отвечает.
— Я похожа на себя прежнюю, Алиса? — спрашиваю я.
Она качает головой.
— Потому что я уже не такая, как была раньше.
— Или ты просто притворяешься. Ты обманула хозяина, а теперь обманула хозяйку. Миссис Баллантайн — хорошая женщина, и она хочет помочь, а ты просто подыгрываешь ей. Так говорит миссис Уоллес.
— Миссис Уоллес умна, — признаю я, — имеет смысл подыграть, чтобы втереться в доверие, согласна.
— Значит, ты признаешь это?
— Я признаю, что это была бы хорошая причина. Но почему бы не использовать ее раньше? У меня есть ощущение, что миссис Баллантайн всегда была добра ко мне. Я права?
— Ты обманула ее. Обманывала с самого начала, чтобы потом важничать перед нами.
Я откидываюсь назад, опираясь ладонями о кровать.
— Ну, тогда не знаю, как доказать, что я действительно изменилась. Я, ведь, изменилась, не так ли? Я не помню многого из своего прошлого, и теперь чувствую себя другим человеком. Совершенно другим.
— Слишком другим, — говорит она, — Ты кажешься совершенно другим человеком, и миссис Уоллес это не нравится, так что мне тоже. Либо ты лжешь, либо одержима.
— Одержима? — подавляю смех, от этой мысли, что слова Алисы в каком-то смысле близки к истине. — Ты когда-нибудь слышала, чтобы одержимый человек стал лучше, чем он был раньше?
— Тогда, возможно, ты подменыш. Это ребенок феи, которого кладут в постель к человеку.
— О, я знаю все о феях. Моя бабушка рассказывала мне эти истории. Если бы я была подменышем, я была бы вернувшимся человеком, не так ли? Феи украли меня в младенчестве и заменили злым ребенком фей, но теперь я вернулась и прогнала его.
Она обдумывает это, а затем уже с интересом смотрит на меня.
— Так вот что произошло? — спрашивает она со всей серьезностью, и я сдерживаю улыбку, напоминая себе, насколько глубока вера в фей здесь, в этой стране, в это время.
— Я понятия не имею, что произошло, — говорю я, — только то, что я не та, кем была, а эта кажется более лучшая версия себя прежней, поэтому я буду оставаться ею до тех пор, пока смогу. А если я снова стану такой, как была, то я предупредила миссис Баллантайн, чтобы она отослала меня подальше.
— Она согласилась?
— Согласилась, и поэтому тебе не нужно бояться меня. Если я причиню тебе вред, то это буду прежняя я, и ты должна сразу же рассказать об этом миссис Баллантайн. Понятно?
Она кивает, настороженно глядя на меня.
— Сейчас, я предлагаю, чтобы ты поискала доказательства того, что мои изменения — это уловка. Я не уверена, что ты надеешься найти, конечно. Может быть, записку с моими признаниями? Ты можешь продолжить поиск. Мне удалось найти только мешочек с деньгами, конфеты, отправленные миссис Баллантайн, ухажёром, и это письмо. Вдруг ты найдешь, что-то еще.
Она продолжает недоверчиво разглядывать меня.
— Я серьезно, — говорю я, возвращаясь на кровать и беря книгу. — Ищи в свое удовольствие. Ты можешь найти больше доказательств того, что прежняя Катриона была негодяйкой и воровкой, но не того, что я лгу сейчас.
Она смотрит на меня еще мгновение, а потом начинает искать.
Глава 26
Я радуюсь, что Алиса ничего не находит. Была бы не рада, если бы она нашла, но я довольна потому, что мой навык обыска прошел испытание. Очевидно, что Алиса что-то прятала в своей жизни, и она проводит больше часа, обыскивая мою комнату. Она пропускает ту незакрепленную половицу. Проверяя пол, не видит красноречивых знаков, и я показываю их ей. Не имея планов стать вором, я ничуть не обеспокоена тем, что она знает о самом тайном месте Катрионы. Кроме того, я пьяна, так что мое суждение может быть немного неадекватным. По крайней мере, я недостаточно пьяна, чтобы рассказать ей правду о себе.
Она уходит, удовлетворенная тем, что я не представляю угрозы для этой семьи, и я отправляюсь спать. Но мысли не дают мне уснуть. Даже если убийца-ворон не понял, что я на самом деле не Катриона, он все равно нацелился на меня. Он знает, что я горничная Грея. Он может прийти, чтобы закончить работу. А если он из двадцать первого века и думает, что я знаю, что и он тоже? Он обязательно попытается меня убрать.
Я не могу перестать думать о том, что сказала Айла, что миссис Уоллес запирает двери только на ночь. Она когда-нибудь забывает? Вероятно, никто не знает, забыла ли она закрыть дверь или намеренно оставила ее открытой для Грея. В последний раз я видела Грея за ужином и понятия не имею, вернулся ли он.
Дело в том, что тот, кто напал на меня, может попытаться закончить дело, а я сплю в доме без двойного замка и системы безопасности.
Я кладу нож под подушку.
И все равно не могу заснуть сегодня ночью.
Возможно ли, что убийца-ворон — это тот серийный убийца, который пытался задушить меня в 2019 году в Эдинбурге? У меня руки чешутся схватить телефон и начать записывать заметки, прорабатывая доводы за и против этой теории. Мне следовало бы взять пару лишних листков из кабинета Грея, но я не хотела испытывать судьбу.
Давай начнем с возможных аргументов против моей теории. Самый очевидный — тот, который я рассмотрела ранее. Как бы он выжил в этом мире? Как выяснил, в чье тело он вселился? Как бы он смог приспособиться? Хотя это не невозможно. Мне же удалось. Мне сложно, но я справляюсь. Он может сделать то же самое, особенно с двойным преимуществом — быть в мужском теле и быть из Эдинбурга.
Я практически отчаиваюсь найти веские аргументы против убийцы из современного мира, поэтому временно переключаюсь на противоположное. На признаки того, что он может быть убийцей двадцать первого века.
Во-первых, веревка. Она привлекла мое внимание, как только Грей снял ее с тела Эванса. Что-то внутри меня всколыхнулось от узнавания. Это объяснимо, но это все еще остается доказательством в пользу моей теории. И тот убийца и этот предпочитают пользоваться веревкой.
Ловушка — следующий очевидный факт в пользу моей теории. Меня заманили в темный переулок, привлеченную криками женщины, находящейся в опасности. Не могла ли тогда и Катриона быть завлечена таким же образом?
Потом был момент во время драки, когда он, казалось, узнал меня. Узнал настоящую меня, жертву, которая дала отпор в современном мире. Я боролась за свою жизнь и не заботилась о том, что говорю или веду себя не как викторианская горничная. Это и современные приемы самообороны заставили его удивиться. Момент дежавю для нас обоих.
Достаточно ли этого?
Моя мать-адвокат сказала бы, что нет. Этого недостаточно, чтобы осудить его в «преступлении» на основе его принадлежности к моему нападавшему-современнику. Однако этого было бы достаточно, чтобы королевский прокурор вызывал его на допрос. Достаточно, чтобы обвинить его, пока я собираю больше улик для суда? Возможно. Но здесь это не имеет значения. Вопрос только в том, достаточно ли этого, чтобы я придерживалась сей теории. Да, достаточно.
Есть ли что-нибудь в убийстве Эванса, что указывает на то, что его убийца не из моего времени? Отпечатки пальцев или другие очевидные судебно-медицинские улики могли бы намекнуть на убийцу из викторианской эпохи. Сейчас уже слишком поздно проверять это в случае с Эвансом, но я припоминаю, что напавший на меня прошлой ночью был в перчатках, плюс капюшон, который помешал вцепиться в волосы. Тем не менее, это также могло быть просто частью его маскировки, поэтому я не могу принимать это как аргумент.
В инсценировке или способе убийства нет ничего, что указывало бы на современного или викторианского убийцу. Мне придется провести более тщательный анализ, когда у меня будет бумага и ручка. Я не привыкла к мысленному анализу.
Что насчет пыток? Тоже нет. Старое доброе «шило под ногти» датируется, по крайней мере, тринадцатым веком, судя по книге, которую мне одолжил Грей. И я расследовала дело шестимесячной давности, где использовали такую пытку. Это не дает зацепку относительно того из какого века убийца. Хотя…
Я сажусь в постели.
Вода, обнаруженная Греем в легких Эванса, в сочетании с повреждением легких и следами фиксации предполагает пытку водой. Я такое видела, да и знакомые копы говорят, что в основном это началось после новостей о таких пытках в заливе Гуантанамо. Это бескровный и эффективный метод пытки. Один только МакКриди рассмеялся. Лить воду на лицо? Каким образом это могло быть пыткой? Любой, кто хоть раз попадал под воду, знает насколько это ужасно. Даже если ваш мозг понимает, что вы не утонете, ваше тело реагирует первобытной паникой.
Грей не закатывал глаза так сильно, как МакКриди, но тоже отмахнулся от этого предположения. Означает ли это, что пытка водой является современным методом пыток? Почти наверняка нет. Если и есть способ устрашить другого человека, то кто-то нашел его тысячелетия назад. Тем не менее, недоверие Грея и МакКриди в сочетании с мнением всех, кто искал в интернете «пытка водой» после инцидента в заливе Гуантанамо, говорит мне, что это не то же самое, что втыкать щепу под ногти. Это не то, что они могли бы прочесть в книге или новостной статье. Но если вы современный убийца, ищущий бескровных пыток? В этом случае пытка водой заняла бы первое место в вашем списке.
Если это тот же самый убийца, то мне нужно подумать о другом. О кое-чем, что я забыла, будучи захваченной вероятностью того, что я доставила современного убийцу в викторианскую Шотландию.
Я попала в тело Катрионы, когда ее душил потенциальный убийца. Логично предположить, что мой потенциальный убийца оказался там же?
В теле убийцы Катрионы.
Найди его, кем бы он ни был, и ты поймаешь убийцу-ворона.