— Хм. Ну, я бы предпочел, чтобы он этого не делал, но да, это был молодой Финдли.
Вот почему соседи Эванса знали, что Финдли полицейский. Не потому, что он был похож на него, а потому что они действительно узнали его.
— Пожалуйста, не говорите констеблю Финдли, что я рассказала вам о том, что он это упоминал. Я бы не хотела, чтобы у него были неприятности. Я полагаю, он не сказал вам, от какой радикальной группы это исходило, опасаясь выдать Эванса.
— Который к тому времени был мертв, — ворчит МакКриди.
— Да, мертв, но его репутация продолжает жить, и я могу понять констебля Финдли, который никоим образом не хочет запятнать ее.
МакКриди вздыхает.
— Я понимаю. Да, Колин внедрился в некоторые из этих радикальных групп по моей просьбе, так как он подходящего возраста для этого задания. Он знал Эванса по репортажам этого молодого человека. Когда Эванс приходил и вынюхивал, я отправлял Колина общаться с ним, чтобы мне самому не приходилось этого делать. Колин, должно быть, использовал этот контакт, чтобы превратить Эванса в информатора. Умный парень.
— Да, — бормочет Грей. — Но это также могло стать причиной смерти Эванса.
МакКриди вздрагивает.
— Узнав, что Эванс информирует полицию, убийца сначала пытал, а затем убил парня за это. А после почувствовал вкус к убийству и не насытившись, нашел новую жертву — проститутку.
Айла бросает на меня взгляд.
Я прикусываю язык и сохраняю нейтральное выражение лица. Мне неловко кивать и делать вид, что его теория имеет смысл, хотя я знаю обратное. Я знаю, так нельзя относится к коллеге-офицеру. Остается надеяться, что, доказав свою новую гипотезу, найду способ убедить его в личности убийцы, чтобы он смог произвести арест и завершить дело.
— Я рада слышать, что на работе у констебля Финдли все хорошо, — осторожно начинаю я. — Он кажется многообещающим молодым детективом. И я беспокоюсь о нем. С ним все хорошо?
— Ты спрашиваешь о том, оправился ли он, после того, как ты разбила ему сердце?
— Хью, — негодует Айла, — я уверена, что женщина и мужчина могут изменить свое решение, и ты это прекрасно понимаешь.
Щеки МакКриди слегка краснеют от смущения.
— Катриона не помнит о своих отношениях с Финдли. Она только справляется о его благополучии. У него все в порядке?
МакКриди пожимает плечами.
— Вполне. Он всегда был спокойным парнем. В последнее время он стал немного рассеянным, забывчивым, и он часто извиняется за это. Я знаю, что он любил Катриону, и поэтому понимаю его меланхолию. Я не виню тебя, Катриона. Айла права. Я могу дразниться, но это твое право — прекратить отношения, и я рад, что ты сделала это до того, как они стали более серьезными, — он отпивает глоток чая. — Это стало бы гораздо тяжелее для всех участников, — еще один глоток. — А теперь вернемся к теории об Эвансе…
Грей и МакКриди продолжают обсуждать эту теорию. Мы с Айлой молчим, так как можем сделать только хуже. Однако, мужчины не замечают молчания или же принимают его за согласие. Мы допиваем чай, и они уходят, разговаривая о дальнейших действиях, позабыв о нас.
Когда они уходят, Айла садится поближе ко мне и шепчет:
— Констебль Финдли?
Я киваю.
— Тебе он кажется прежним парнем?
— Не знаю. Я давно не видела его. Как и сказал Хью, он тихий мальчик. Хью выбрал его из всех констеблей, как только Финдли присоединился к отделению. Он не произвел впечатления на остальных детективов, но Хью разглядел в нем что-то. Он говорил, что Финдли просто нужно немного уверенности в себе.
— Тихий и застенчивый.
— Да. Я знаю, что Хью поощрял его присоединиться к приглашению мужчин выпить пива после работы, но требовались усилия, чтобы уговорить его. Он всегда держится особняком.
— И он ухаживал за Катрионой?
Айла вздыхает и качает головой.
— Я была против. Однако, Хью не хотел вмешиваться. Он думал, что отношения помогут им обоим. Катриона вытащила юного Финдли из его скорлупы, он же в свою очередь мог добавить стабильности и серьезности в жизнь Катрионы. Я боялась, что Катриона использует неопытного Финдли в своих интересах, но Хью никак не мог понять, какой ущерб она могла нанести молодому человеку с очень ограниченными средствами.
— Ну, во-первых, она продавала подарки констебля. Саймон рассказал мне об этом. Также она вполне могла продавать информацию, которую от него получала. Информацию полиции.
Она делает еще один, более глубокий вздох и заметно напрягается.
— Но если ты допускаешь, что убийца находится в теле констебля Финдли, то разве это не говорит о том, что именно настоящий Финдли пытался убить Катриону?
— Именно это я и подозреваю.
— О, мой…, - она откидывается на диван, положив руку на грудь. — Я не могу в это поверить…
Она сглатывает комок в горле.
— Позволь мне перефразировать. Могу ли я поверить, что Катриона довела молодого человека до убийства? Особенно такого неискушенного в сердечных делах, предав его, бросив и выставив дураком? Да. Но это не снимает с него вины за нападение. Убийство оправдано только в целях самообороны и если нет иного пути. И тем не менее, я чувствую жалость и чувство ответственности по отношению к этой ситуации.
— Что бы ни сделала Катриона Финдли, это не оправдание ее убийству. Однако, есть мотив, и он трагичен. Мы должны признать это, и не обвинять Катриону. А ты и детектив МакКриди не должны винить себя за случившееся. Никто из вас не мог этого предвидеть. И если эта теория верна, ее еще нужно доказать. А когда я получу доказательства, то найду способ убедить остальных.
— Ясно. Завтра ты планируешь обыскать квартиру Финдли?
— Если мне удастся узнать его адрес.
— Это просто. Я скажу Дункану, что хочу отправить корзину с провизией в знак признательности, как он делает для эмигрантов Эдинбурга, — Айла поднялась со своего места. — И завтра же мы сможешь обыскать его квартиру.
Глава 37
Я лгала Айле. Хотя, только наполовину. Я действительно намерена осмотреть квартиру Финдли. Просто не стану ждать до утра.
Отчасти это объясняется нежелание брать её с собой. Я не могу рисковать оказаться в затянувшегося споре, который могу проиграть. Более того, я придерживаюсь плана, и не имею ни малейшего понятия, что это за план.
Убийца теперь копирует Джека Потрошителя. Он выбрал первую жертву, и он найдет вторую точно через определенное количество дней. Этот ублюдок ничто иное, как точность. Я слышу неутомимый тик-так того самого часового механизма, который был бы гораздо полезнее, если бы я могла увидеть его проклятое лицо.
Было ли между первым и вторым убийством Потрошителя два дня? Пять дней? Неделя? Я изнуряла свой разум, пытаясь вспомнить эту информацию, но ничего не пришло на ум. Я лишь знаю, что следующее убийство будет еще более жестоким. Они все будут еще ужаснее. Время идет, и на другом конце его — бомба, и я не могу спать, зная, что еще одна невинная женщина может погибнуть.
Я борюсь с этим импульсом. Разве нет другого пути? Я ударила убийцу дважды. Почему бы не проверить это на Финдли? Найти предлог схватить его за руку и посмотреть, дернется ли он. В дешевой романтической литературе это было бы решением, но в реальной жизни это недостаточно хорошо. Я могу использовать эти раны от ножа в качестве доказательства, возможно, чтобы убедить МакКриди, но мне нужно больше информации.
Не лучше ли будет осмотреть квартиру Финдли завтра, пока он на работе? Ведь известно, что он не склонен выходить вечером. Да, но это касается именно самого Финдли, а не того, кто живёт в его теле, того, кто будет охотиться за своей следующей жертвой, вне зависимости, убьет ли он ее сегодня ночью или нет.
Но если он планирует найти жертву сегодня ночью, я могу опоздать, чтобы остановить его. Верно, но а что, если это будет завтра ночью? Я не знаю, сколько времени потребуется, чтобы убедить МакКриди в том, что его констебль — убийца.
В конце концов, нет никакого разумного аргумента против. Все это заглушается тиканьем часов. Мне нужно попытаться получить ответы сегодня ночью, чтобы, правда или нет, я могла двигаться дальше к следующему шагу.
Я не жду до поздней ночи. Я прячу пальто за кустом у задней двери. Потом читаю в своей комнате, пока не наступает полная темнота, прежде чем спуститься вниз.
Я стою на ступенях, проходя мимо второго этажа, когда открывается дверь.
— Катриона?
Это Грей.
— Прошу прощения, если помешала вам, сэр. Я знаю, что уже поздно. Мне захотелось перекусить, и я подумала, что могу посмотреть, не оставила ли миссис Уоллес что-то в кухне.
— Отличная идея, — отвечает он, входя в лестничное пространство. — Я совсем забыл попросить печенье, прежде чем она ушла спать. Мы нападем на кладовку вместе.
Я медлю, но прежде чем придумаю оправдание, он уже проходит мимо меня. Иду за ним вниз, в кухню. Как только мы оказываемся там, он направляется прямо к небольшому деревянному ящику, открывает его и садится на стул.
— Сэр? — обращаюсь к нему. — Здесь остался кусочек торта.
Он так резко поворачивается, будто я обнаружила книгу о методах отпечатков пальцев XVI века, и мне приходится сдерживать улыбку, протягивая тарелку. Он берет ее, затем останавливается, смотрит на нее и открывает ящик.
— Мы поделим его, — говорит он.
— Это не обязательно, сэр.
Он находит нож и снова медлит над кусочком торта, будто застрял между желанием быть справедливым и желанием съесть его целиком.
Я беру нож из его рук, шепча:
— Если позволите.
Отрезаю себе менее четверти.
— Этого мне достаточно. Я оставлю вас наедине со своими мыслями…
— Не спешите. Съешьте свой торт, Катриона. Я хочу поговорить с вами
Когда я замедляю шаг, он нахмуривается. Затем выражение испуга пробегает по его лицу.
— Если вы думаете, что я что-то нехорошее задумываю, заверяю вас…
— Нет, нет. Вы не вызываете у меня никаких опасений на этот счет, доктор Грей.