С другой – высказывал мнение, что «Сережа должен сам научиться справляться».
Не скрою, у меня были опасения, что муж, если вмешается, очень жестко поговорит с Палкиной, а та будет вымещать обиду на ребенке.
В мае, конце учебного года, на продленке произошел случай, послуживший примером того, чем может закончиться непрекращающаяся травля.
С трехлетнего возраста Сережа НИ РАЗУ не проявлял злобу или ярость. Ни дома, ни в речевом садике не было ни одной жалобы на его поведение как выходящее за рамки нормы. Даже когда его явно обижали, он как будто замирал, «окукливался», пряча обиду и гнев. До начальной школы его психика не проходила сильных испытаний на прочность.
В школе все изменилось. Спустя много лет он описывал мне состояние чудовищного внутреннего контроля, которое испытывал в то время. Он говорил, что «внутри кипела такая огромная энергия, похожая на расплавленную лаву, что вызывала страх».
Малыш боялся, что гнев может выплеснуться наружу, захлестнет его и всех, находящихся рядом.
В эти моменты он мог выглядеть сонным. Как будто не вполне понимал, что происходит. Палкина как-то сказала с улыбкой: «Вы знаете, его, похоже, не трогают насмешки одноклассников, ему, похоже, все равно…» Но это было далеко не так.
Агрессия выливалась в навязчивые мысли. В картины мести, которые он начал видеть перед собой, о которых рассказал мне и которые меня напугали. Я не знала, где проходит та грань, за которой он больше не сможет себя сдерживать.
Гораздо позже, в юношеском возрасте, он поделился со мной, что злость иногда сменялась мыслями о смерти, нежеланием жить. Он не высказывал этого вслух. Видимо, даже будучи совсем маленьким и незрелым, интуитивно чувствовал, что причинит мне этим огромную боль.
Продленкой руководила пожилая учительница. В ее обязанности входило следить за детьми и помогать им в выполнении домашнего задания. На самом деле ее роль сводилась к надзирающему за порядком «пастуху». Я понимала, что она не может успеть помочь всем с выполнением домашней работы, поэтому была рада тому, что кто-то из взрослых просто следит за детьми. Надеялась, что сверстники из других классов помогут Сереже с адаптацией в школе, что он найдет там новых друзей. На продленку ходил также Матвей Злобин, один из обидчиков Сережи. А друга Андрея там не было.
Обычно надзора и контроля старой учительницы хватало, чтобы следить за порядком. Но дети подрастали. К концу первого класса они научились обманывать ее. Делать пакости за спиной. У сына копилась обида. А терпение заканчивалось.
В один из майских дней Матвей в очередной раз подставил ему подножку, когда учительница этого не видела.
Сережа с грохотом полетел на пол. Он выронил портфель, из которого выпали учебники, тетради, ручки, карандаши, засыпав проход между партами. Когда учительница обернулась, Матвей сделал вид, что произошедшее не имеет к нему никакого отношения.
Это было последней каплей терпения сына. До этого безучастный к происходящему, он рванулся к обидчику и вцепился ему в горло.
Сработал эффект неожиданности. Все оцепенели. Всегда подавленный, маленький тщедушный мальчик превратился в разъяренного зверя, которого невозможно было оторвать от обидчика.
Все растерялись и не сразу оттащили Сережу от Матвея. Учительница, до этого лояльно относившаяся к сыну, очень испугалась. С отвращением она рассказывала мне о происшествии. Сережа сам был ошарашен. Поэтому какое-то время был не в силах произнести ни слова.
Момент был упущен. Воспитательница встала на сторону Матвея. Остальные ребята промолчали и не стали заступаться за сына, опасаясь мести Злобина.
Еще раз процитирую книгу «Буллинг. Как остановить травлю ребенка», где хорошо раскрывается этот механизм. «Если ребенок решится применить силу, это может обернуться против него самого, так как в глазах взрослых именно он будет агрессором».
На Сережу повесили новый ярлык: записали в «психопаты».
Учителю не хотелось копаться в деталях, выискивать правду. Правда была никому не нужна. Ситуацию разрешило то, что продленка вскоре закончилась, учеников распустили на лето. А со следующего года эту группу отменили.
Я очень переживала. Мысли метались, я не могла найти ответ на вопрос: «Что делать?» Уверенности не было ни в чем. С одной стороны, оставлять Сережу в недружественной среде не хотелось. Я боялась усугубления конфликтов и ухудшения состояния его здоровья.
С другой стороны, были сомнения, сможет ли сын продолжить программу обучения в другой начальной школе, сможет ли там адаптироваться.
Наконец, немного успокоившись, я решила отложить проблему до осени.
Глава 17Династия. Есть чем гордиться
Как я уже говорила, сначала Палкина была настроена доброжелательно, обещала помочь. Но вскоре ей надоели мои визиты. Она завела уклончивый разговор о том, «какое сейчас сложное поколение», что «дети ее не слушают», и старалась перевести беседу в русло учебных, а не межличностных проблем. Еще раз вспомню Цымбаленко, которая говорит, что пассивное отношение педагогов к ситуациям проявления агрессии позволяет легко зародиться травле. Агрессоры получают своего рода индульгенцию на свои действия.
Складывалось впечатление, что негласная позиция администрации школы – как можно меньше участвовать в конфликтах, максимально отстраняясь и не замечая того, что происходит. Важен был только благополучный фасад. Как верно замечает Наталья Цымбаленко, «травля – всегда вызов школе как общеобразовательному учреждению… профилактика буллинга должна быть заложена в организационной культуре школы». Но нашей школе удобнее было игнорировать, не замечать и отрицать существование проблемы.
По моим наблюдениям, в описываемый период времени в России наметилась определенная тенденция. Фокус ответственности за все социальные проблемы стал смещаться в сторону людей, работающих в помогающих профессиях: врачей и учителей. Чтобы снять социальную напряженность, недовольство сложившимися условиями жизни – маленькими зарплатами, невозможностью получить качественное образование и лечение, народ стал решать вопросы при помощи жалоб в администрацию, министерства, ведомства, органы власти.
Этот процесс имеет односторонний характер. Учитель или врач никак не может защитить себя от нападающей стороны: родителей и пациентов. Потому что считается, что вся ответственность за полноту и результат оказываемой «услуги» лежит на человеке, оказывающем ее. Упускается из виду, что пациент может продолжать болеть, потому что не принимает лекарства, или тяжесть заболевания не позволяет ему вылечиться полностью.
В школе, с моей точки зрения, перестал происходить диалог между учителями, родителями и учениками.
Вместо этого учитель пытался свести к минимуму возможные придирки и претензии со стороны родителей.
Призванный в силу профессии быть гуманным и вовлеченным в проблемы маленького человека, он, понимая, что участие может закончиться жалобой на него, старался обойти эти проблемы, делая вид, что ничего не происходит.
Конечно, ничто не оправдывает дурные поступки конкретных людей. Невозможно оставлять безнаказанным зло. Позволять унижать слабого, быть хоть и косвенным, но участником травли.
Наша семья попала в самое начало волны нарастающего общественного кризиса, и отношение учителей и школьной администрации вызывало у меня недоумение. Что происходит? Почему за ребенка некому заступиться?
Особенно смущала «круговая порука», существовавшая в педколлективе: любое разбирательство с завучем или заместителем директора сводилось к формальности, постановке виртуальных «галочек» в протоколах собраний и закрытию вопроса.
Все это я поняла гораздо позже. Первое время я старалась заинтересовать Палкину, хотела создать конструктивный диалог «родитель – учитель», чтобы Сережа комфортно чувствовал себя в коллективе.
Наша семья участвовала почти в каждом мероприятии класса.
Сын самостоятельно не мог проявлять активность. Требовались инициатива и навыки взрослого. Участие в конкурсе поделок «Осенняя ярмарка», конкурс букетов ко Дню учителя, «Портрет ветерана» к празднику 9 Мая.
Невозможно вспомнить все, к чему приходилось готовиться. Я совмещала эту общественную работу с повседневными нагрузками, домашними заданиями, которые приходилось делать с Сережей почти «рука-в-руке», не отходя от него ни на минуту.
В конце года детям (а по факту – родителям) дали очередное внеклассное задание: сделать альбом о семейной династии. Я, как всегда, откликнулась и стала старательно выполнять задание.
Признаюсь, я хотела «популяризовать» Сережу, вызвать у ребят и учителей уважение к семье, а через это и к сыну.
Сережа с самого рождения со всех сторон был окружен врачами. Мы с мужем и бабушка Зина (мама мужа) по специальности врачи-неврологи. Дедушка Виктор (к тому времени уже покойный) и родной дядя Андрей – хирурги. Первая жена дяди Ирина – детский хирург, вторая (Наталья) – специалист по функциональной диагностике. Двоюродная сестра Аня стала врачом-рентгенологом.
Было еще много других родственников, выбравших эту сложную и ответственную профессию.
Я основательно взялась за работу. Собрала у всех родственников фотографии, перевела их в электронный формат. Сочинила текст для подписей. Сделала презентацию. Затем оформила ее в виде альбома. Мы с Сережей отрепетировали его выступление перед классом с большой тщательностью. Учитывая то, что он говорил о родных ему «людях в белых халатах», наша совместная работа имела успех.
Презентация заняла второе место (в конкурсе участвовало 25 работ). На какое-то время издевательства и насмешки утихли.
На летние каникулы мы ушли мирно, и я понемногу успокоилась.
Глава 18Кормление дельфинов. Небольшая передышка
Во время каникул, в июне, на территории школы был организован летний семинар по ушу. Тренировки проходили на заднем дворе школы, где учился Сережа. Несколько часов ребята получали общефизическую подготовку и отрабатывали программу «12 шагов».