Через год ей предложили должность делопроизводителя в одном из госучреждений, Марина Александровна приняла предложение. В детский сад она больше не вернулась.
До сих пор меня не покидает чувство горечи из-за того, что система образования не смогла удержать такого талантливого педагога. Марина Александровна могла бы способствовать развитию десятков детей с различной степенью нарушения речи и интеллекта! Интересно, сколько специалистов мы потеряли в борьбе за галочки в документах, в требованиях бесконечных категорий и сертификатов?
Мне кажется, зачастую за деревьями начальники не видят леса. Истинные ценности подменяют наличием сертификатов, отчетами и аттестациями. Настоящие профессионалы не выдерживают погони за формальными условиями, которые ставит перед ними СИСТЕМА. Да им это и не интересно.
Я очень надеюсь на то, что профессия педагога и воспитателя (так же, как и врача) станет престижной в России.
А школа и детский сад – привлекательными местами для работы умных и талантливых учителей!
Глава 20Возвращение в школу. Первая привязанность
Начался новый учебный год.
После школьной линейки, наблюдая вместе со мной, как под мелодии школьных песен дети поднимаются по ступенькам, мама Сережиной одноклассницы Насти неожиданно сказала: «Слушай, а из наших детей получилась бы прекрасная пара! Давай отдадим их на танцы?»
Я опешила. Было лестно, что Сереже отвели роль потенциального партнера. Но это было похоже на рискованную затею. Я хорошо представляла, сколько препятствий встанет на пути освоения танцевальных навыков, но пообещала поговорить с сыном. В новом учебном году никак не удавалось найти подходящую группу для продолжения занятий ушу, поэтому предложение заняться танцами выглядело привлекательно.
Школа танцев находилась рядом, в Центре детского творчества, куда Сережа ходил в школу раннего развития.
Вечером я осторожно начала с ним разговор.
К моему удивлению, узнав, кто будет в роли партнерши, сын согласился попробовать.
Но, к сожалению, эта затея не получила продолжения.
То ли не хватило индивидуального подхода к детям (группа была многочисленная, зал небольшой, большинство детей – девочки), то ли у сына не возникло интереса к такого рода занятиям, но вскоре я увидела, что танцы Сереже не нравятся.
Через неделю позвонил тренер по ушу, который набирал группу для тренировок в вечерние часы, и Сережа снова приступил к знакомым упражнениям.
Но попытка заняться танцами не прошла бесследно. В выходной мама Насти Оксана пригласила Сережу к ним в гости. Я не возражала. С этого момента дети подружились. Теперь в свободное время сын гулял и с Андреем, и с Настей. Иногда они играли все вместе.
Настя была кокетливой девочкой и часто хвасталась Сереже, к которому относилась с большой симпатией, что у нее есть взрослые друзья, ученики из старших классов.
Казалось, он никак на это не реагировал. Когда сын рассказывал мне о Настиной браваде, создавалось впечатление, что он просто делится информацией. Но меня было не обмануть. Девочка пыталась вызвать у Сережи ревность, и, похоже, ей это удавалось.
Сейчас я понимаю, что между ними была настоящая детская привязанность. Иногда я даже ловила их желание физически взаимодействовать, прикоснуться друг к другу. Такие моменты возникали, когда дети прыгали на кровати, дрались воздушными шарами, играли во дворе.
Насколько эта девочка важна для Сережи, стало ясно после ссоры.
Как и многие дети в ее возрасте, Настя была фантазеркой. Учитывая, что отец ушел из семьи и создал новую, у нее существовал в этом смысле некий комплекс. Я сама пережила в детстве подобную трагедию, поэтому хорошо понимала, что творится в ее душе. Однажды Настя выдумала историю о том, что «папа ездил во Францию и привез в подарок дорогую кофту».
Я знала, что ее папа никуда не ездил и кофта не обладала какой-то особой ценностью. Но разубеждать никого не стала. Это была безобидная фантазия. Когда Сережа рассказал мне эту историю, я просто кивнула головой.
К тому времени у сына осталось не так много особенностей, отличавших его от обычных детей (учитывая диагноз, который у него был). Одна из них – неспособность видеть тайный смысл, распознавать мотив другого человека. Это заставляло Сережу то и дело попадать впросак[18].
Он искренне верил всему, что ему рассказывали, не ставя под сомнение чужие слова. Если это касалось его друзей, отчаянно спорил, доказывая, что «да, он действительно смог!» или «да, он на самом деле там побывал!». Этим, конечно, часто пользовались его ровесники в своих не всегда благородных целях.
В случае с Настей безобидное вранье повышало (как ей казалось) ее рейтинг в глазах окружающих.
Во время одной из игр они с Сережей крупно поссорились. Не знаю, в чем там было дело, но в порыве злости он швырнул «французскую» кофту на землю. И… перешел запретную черту. Настя взвыла и закричала, что они расстаются НАВСЕГДА.
Все это я узнала от Сережи. То, что происходило потом, показало, насколько ему важна дружба с Настей, насколько дорога она сама.
Сначала он злился и говорил, что Настя ему не нужна, что он и без нее обойдется.
Потом начал ей звонить. Она не подходила к телефону.
Он пошел к ней домой. Она отказалась выйти.
Он стал звонить ей каждые полчаса. В конце концов Настина мама или бабушка уговорили девочку выслушать его.
Сережа был настойчив. Сначала убеждал ее, что ни в чем не виноват. Настя бросала трубку.
Наконец, он признался, что виноват, и стал убеждать ее продолжать дружить.
Сережина настойчивость впечатляла. Я не вмешивалась, не пыталась разговаривать с Настей или ее родственниками. Понимала, что сын сделал ей больно и должен сам разрешить конфликт, пережить эту бурю чувств, переоценить свое поведение.
Я старалась говорить с Сережей нейтрально, объясняя, что он принес девочке страдание. Обошлась без обвинительных интонаций, просто объясняла случившееся.
В конце концов они с Настей помирились. Когда наша семья сменила место жительства, какое-то время они продолжали общаться, приходили друг к другу на дни рождения. Потом отношения сошли на нет.
Я очень благодарна Насте за то, что она была рядом с сыном в тяжелое для него время. Была ему настоящим другом, человеком, который помогал оставаться на плаву, не сгинуть в темной пучине злобы и равнодушия людей, окружавших его несколько лет.
Возможно, это был тот самый опыт «детской любви»[19], без которого ребенку трудно строить взрослые, зрелые отношения в будущем.
Глава 21Обострение конфликтов. Чего я не знала
Несмотря на небольшой круг друзей, ситуация в классе для Сережи оставалась напряженной. Ему приходилось жить во враждебном окружении. Травля то затихала, то возобновлялась. Это стало сказываться на общей обстановке в классе. Хотя открыто об этом никто не говорил.
Сначала из класса ушел мальчик Самир. Это его мама на самом первом собрании высказывала тревогу и озабоченность, практически предсказав дальнейший сценарий развития событий. После первой четверти Самир не пришел на занятия. Открытого выступления родителей не было.
Думаю, мама испугалась, что он либо сам подвергнется травле (мальчик был другой национальности), либо не сможет противостоять соблазну присоединиться к агрессивному большинству.
При явном неблагополучии эмоционально-нравственной атмосферы (истории о буллинге я слышала и от родителей, чьи дети учились в более старших классах) школа продолжала занимать первые места во всевозможных соревнованиях и олимпиадах.
Директор неоднократно баллотировалась на пост депутата нашего района. Родителей заставляли в принудительном порядке голосовать на этих муниципальных выборах.
Выборы проходили во время летних каникул. Зная, что я безотказно откликаюсь на все просьбы и участвую во всех мероприятиях, Палкина позвонила мне и попросила быть «непременно».
На указанное время у меня был запланирован визит в парикмахерскую. Несмотря на это, я, как старательная ученица, бегом прибежала в здание, где проводилось голосование, и отдала свой голос директору школы.
Я была почти так же наивна, как мой ребенок. Верила в громкие заявления и обещания директрисы о том, что «школа выйдет на новый этап…», что «создаются условия для максимальной реализации каждого ученика…».
Как выяснилось впоследствии, мое активное участие в формировании «электорального большинства» никак не защитило сына от неприятностей. Школа, как спрут, пользовалась услугами родителей, не давая взамен ни заботы, ни защиты, ни особого внимания ребенку.
Я продолжала ходить к Палкиной. Та меня формально выслушивала, кивая головой. Она уже ничего не обещала. Наши беседы по-прежнему заканчивались разговорами о том, что «дети стали жестокими», «Сережа бывает смешным и нелепым» и она «ничего не может сделать».
Я стала уговаривать Сережу сменить класс. Он категорически отказывался. На мои осторожные предложения перейти в другую школу отвечал «нет». Говорил, что боится потерять Андрея, что больше такого друга у него не будет.
Как я уже говорила, было очевидно, что смена класса в этой же школе ситуации не изменит. Все ученики параллели во время перемен бегали и играли вместе и видели происходящее. Возможно, в других классах и были неравнодушные дети, но у Сережи уже сформировалась репутация «слабого», «изгоя», «дурака». Все это я поняла позже, соединяя отдельные кусочки пазла, но смутные подозрения у меня уже были.
О том, что ребенка обижают, что его превратили в козла отпущения, объект ежедневной травли, мне никто не говорил, не рассказывал о происходящем в классе, не советовал сменить коллектив.
Напомню, родителей не пускали в здание школы. Сама видеть происходящее я не могла, узнавала обо всем только со слов Сережи, да и то не всегда. Часто он не мог внятно рассказать о том, что происходит.