Равнодушие и черствость так глубоко въелись в души педагогов и детей, что никого не смущала ситуация, когда слабого пинали, унижали, гнобили у всех на глазах.
Никого это не задевало.
На самом деле все было еще страшнее, чем я себе представляла.
Спустя несколько лет (когда Сережа учился в колледже) у нас состоялся откровенный разговор.
Поводом явилась статья, опубликованная в годовщину трагического события в Крыму. Тогда подросток, ученик колледжа, пришел с ружьем и расстрелял своих однокурсников и учителя[20].
Я рассматривала фотографии жертв, видела открытые и красивые лица ребят, которые подверглись нападению.
Как всегда в таких ситуациях, в прессе рассматривалась версия и теракта, и тяжелого психического заболевания подростка.
В статье, вышедшей через год после трагедии, были опубликованы результаты журналистского расследования.
После него картина уже не казалась такой однозначной.
Оказывается, подросток был из неполной бедной семьи. Его воспитывала мать, работавшая на низкооплачиваемой работе. Он не вписывался в группу успешных, привлекательных молодых людей, владеющих дорогими гаджетами и находящихся «в тренде современных событий и технологий».
Комментируя трагедию в Керчи, глава СК Александр Бастрыкин сказал, что причиной стрельбы стал психологический кризис в жизни молодого человека. Над Р. издевались, причем еще со школы, в том числе из-за скромного финансового положения семьи (студент жил с матерью, которая работала медсестрой в онкодиспансере). «Социальный протест и неустроенность» в конечном счете преобразовались «в ненависть к конкретным однокурсникам»[21].
Р. нечего было противопоставить их успешности. В статье говорилось, что педколлектив училища не вмешивался в травлю подростка. Это привело к чудовищной катастрофе.
Когда я рассказала сыну об этой статье, разговор сам собой повернул к начальной школе. И тут Сережа рассказал мне страшный эпизод, о котором я не знала.
Оказывается, Палкина не просто НЕ ЗАЩИЩАЛА моего ребенка. Она использовала ситуацию в целях УСТРАШЕНИЯ Сережи. Из-за эмоциональной незрелости и ранимости психики сына порог адаптации у него был снижен.
Он легко мог заплакать и даже закричать.
Однажды так случилось во время перемены. Вместо того чтобы утешить ребенка, попытаться успокоить его, Палкина произнесла буквально следующее: «Если будешь так себя вести, Я ОТДАМ тебя Компотникову!»
Услышав эту историю, я долго не могла прийти в себя.
Корила себя за недальновидность, за слабодушие и нерешительность.
Между нами состоялся следующий диалог:
– Почему ты не рассказал мне об этом? Почему не попросил помощи?
– Я боялся. Боялся, что ты пойдешь в школу, начнешь «разборки» с учителем, а мне станет от этого только хуже. Меня будут считать ябедой и начнут травить еще больше.
– Почему же ты отказывался оставить этот класс, эту школу, когда я тебе предлагала?
– Я боялся, что в другой школе мне будет ЕЩЕ ХУЖЕ.
Оказывается, главной причиной, по которой преследуемые жертвы остаются со своими мучителями, является страх еще боˆльших страданий. «Полынья зла», в которую попадает преследуемый ребенок, не имеет дна. Можно проваливаться все глубже и глубже.
А когда становится совсем невыносимо, жертва начинает жаждать отмщения. Любой ценой, даже собственной жизни. Во время того же разговора я выяснила, что именно в то невеселое время сына посещали мысли о самоубийстве.
Тогда он об этом мне ничего не рассказывал. Спасло его, видимо, существование пусть небольшого, но доброжелательно настроенного окружения, спокойная семейная обстановка и занятия спортом. А также уход в мир своих фантазий, служивших ему защитой.
Часть IIПоиск себя. «Моцарт – великий композитор!»
Глава 22Погружение в тему речи. Обучение в институте Шкловского
Так совпало, что в тот период, когда я билась с демонами Сережи, совершенствуя его словесное мастерство, на работе возникла проблема, связанная с обследованием больных с речевыми нарушениями после инсульта.
Афазия – нарушение или потеря речи в результате повреждения коры головного мозга при очаговом поражении вследствие инсульта, травмы или инфекции. Трудность распознавания афазий и оказания помощи этим людям заключается в том, что проблема речи находится на стыке нескольких областей знаний. С этим работают педагоги, психологи, неврологи, психиатры, логопеды, лингвисты, нейропсихологи, нейрореабилитологи.
Становление и развитие речи затрагивает интересы разных специалистов. Страдающий человек и его родственники «проваливаются между стульями». Не знают, к кому обратиться.
Как правило, логопеды после обучения в учебном заведении владеют приемами постановки «звуков», не принимая во внимание механизм образования или потери вербального общения. Поэтому порой допускают серьезные ошибки в работе, нередко вредя больным с афазиями.
Неврологи считают своей главной целевой группой больных с двигательными нарушениями, не особо вникая в проблемы «неговорящих» людей. Степень речевых нарушений они оценивают исходя из возможности пациента произнести свое имя и фамилию, а также поставить подпись в документе. Таким образом, упускается огромный пласт трудностей больного человека. Нет понимания его страданий и дезадаптации.
Психиатры, увидев у больного «неврологический» шифр по МКБ (Международная классификация болезней), испытывают беспомощность и ограничивают нарушения высшей нервной деятельности проблемами в мышлении, внимании, памяти и поведении.
Первое десятилетие нового века ознаменовалось в нашей стране широкомасштабной программой помощи больным с инсультами, организованной министром здравоохранения Вероникой Скворцовой, созданием сети сосудистых центров и оснащением их мультидисциплинарными бригадами специалистов[22].
Это привело к большей выживаемости больных, которые нуждались в реабилитации, социальной помощи и поддержке.
После выхода из декретного отпуска я работала в подразделении учреждения медико-социальной экспертизы, которое занималось освидетельствованием пациентов с нарушениями высших психических функций, в том числе речи. Поняв, что знаний, полученных при стандартном обучении, не хватает, руководство учреждения направило меня на обучение в Институт патологии речи имени В. М. Шкловского, где я впервые встретилась и познакомилась с самим Виктором Марковичем и Татьяной Григорьевной Визель[23], учениками и последователями нашего великого соотечественника, нейропсихолога Александра Романовича Лурии.
Обучению в этом институте можно посвятить отдельную книгу. Оно перевернуло мое представление об академической науке и дало базу для новых знаний и умений.
Сказать, что Татьяна Григорьевна – талантливый педагог, значит, не сказать ничего. Она богиня, волшебница и фея-крестная в одном лице.
Праздник начинался с момента ее появления в аудитории.
У нее всегда был продуманный образ, очаровывающий и безупречный, созданный с большим искусством и утонченностью.
При этом манера общения с аудиторией поражала простотой и одновременно завораживала. В ней не было ни грамма жеманства или выражения превосходства. Тембр голоса, движения рук, мягкие жесты – все это постоянно переключало сознание и не позволяло утомиться от обилия информации. При этом в подаче материала не было дистанцирования от аудитории. Во всем сквозили искренность и доверие слушателю. Девять учебных часов пролетали незаметно.
Я открыла для себя удивительную вещь: оказывается, научные знания могут не утомлять, а вдохновлять!
Уверена, что именно обучение у Татьяны Григорьевны помогло раскрыться во мне потенциалу лектора. Я впитала ее приемы мастерства, за которые бесконечно благодарна учителю, и воплощаю их в жизнь.
Мне посчастливилось познакомиться и с создателем Центра – Виктором Марковичем Шкловским[24]. Обладая невероятной харизмой, он очаровал нас, слушателей курса, своим неподражаемым юмором и преданностью делу. Благодаря его настойчивости и энтузиазму нейропсихология в России получила развитие и практическое воплощение, особенно в Центре патологии речи в Москве.
В каждом сосудистом центре в регионах логопед включен в работу мультидисциплинарных бригад, участвует в реабилитационном процессе с первого дня мозговой катастрофы, случившейся у больного.
Виктор Маркович сумел обосновать и воплотить в жизнь целую серию нормативных документов, которые помогли построить работу в учреждениях с тысячами больных в России. Его чаяниями и усилиями удалось вывести на новый уровень абилитацию детей с проблемами речи.
Виктора Марковича, к сожалению, больше нет с нами.
Но остались его последователи и ученики, которые продолжают нелегкую работу с людьми, ограниченными в коммуникации. Это специалисты, беззаветно преданные своему делу. Больные с нарушениями речи требуют больших усилий и энергетических затрат. Работать с ними могут не все.
Человек с речевым ограничением осознает свою личность, имеет убеждение в собственном праве и желании общаться. Встречаясь с трудностями коммуникации, люди бывают эмоционально подавлены и даже агрессивны.
Только упорство и талант специалиста помогают сгладить негативные эмоции, установить позитивный контакт и двигаться вперед[25].
Я желаю всем, кто работает с речевой патологией, терпения, здоровья и неиссякаемой энергии в их благородном деле!
Глава 23Открытие в себе лектора. Борьба с афазиями. Борьба за себя
Результаты моей учебы в Москве не заставили себя ждать.