— Парни, вы пока прогуляйтесь, ладно? А то нам с Мариэллочкой, — тут он снова ловко спародировал бабушку, — нужно кое о чём поговорить.
Я испугалась, но не так, чтобы задрожать или начать оправдываться. Просто пронаблюдала, как озадаченные студенты магического института покидают помещение. Ну а когда они вышли…
— Так как это понимать? — повторил вопрос Карвил и зыркнул так, что стало не по себе.
— А в чём проблема? — Нет, я по-прежнему не понимала.
— В том, что ты разговаривала так, будто даже крошечной мысли о нашей свадьбе не допускаешь. Так, словно я тебе вообще не нравлюсь, ни на грамм.
Я от таких заявлений прифигела, а оборотень насупился. Он начал мерять комнату шагами, совершенно игнорируя мой ошарашенный вид.
Какое-то время я наблюдала за этим движением, а потом прозвучало:
— Значит, так, с этого момента и до тех пор, пока тебя не отправят домой, будешь вести себя адекватно ситуации.
— То есть? — Я тоже насупилась.
— То есть так, как положено моей девушке, — припечатал мишка.
У меня лицо вытянулось, а Вил принялся перечислять:
— Чтобы больше никакого пренебрежения, никаких демонстративных попыток отказаться от свадьбы. На меня смотришь только влюблённым взглядом, и чтобы это… в общем, поласковей! Поняла?
В попытке переварить сказанное, я добралась до кресла и аккуратненько в него упала. А Карвил добавил:
— Я, вообще-то, не урод какой-нибудь и не оборванец, а первый наследник клана. Так будь добра уважать мой статус и мою семью!
Всё. Аут. Я обмякла в кресле, понимая, что… ничего не понимаю. Это я его эго прищемила? Или ему перед соклановцами и бабушкой неудобно? Или что?
Впрочем, неважно.
— Спать с тобой всё равно не буду, — буркнула я, понимая, что темой уважения отношения с «настоящей девушкой» могут и не ограничиться.
— На это, если ещё не поняла, и не претендую, — ядовито парировал мишка.
Если б подобное сказал кто-то другой, я бы решила, что он обиделся, но Карвил… Этот сероглазый красавчик-оборотень с невероятным телом? Эта боевая машина в облике огромного белоснежного зверя? Обиделся? Да не смешите меня!
А вот мне обидеться было в самую пору — я же чудовище и оборванка, по их меркам. Да ещё и рабыня!
Короче, я надулась и буркнула:
— Хорошо, буду вести себя адекватно. — Подумала и добавила нарочито-сладким голосом: — Мой медвежоночек… Плюшевый… Можно я буду звать тебя Умкой?
— Не переигрывай, — хмуро сказал блондин.
Он подарил новый суровый взгляд и тут же направился к двери, чтобы вернуть компанию, которая, как выяснилось, отиралась в коридоре.
Парни возвращались молча, смотрели заинтригованно, и только Ларн от реплики не удержался:
— Ну, что? Вы, наконец, поссорились и она теперь моя? — с искренней надеждой вопросил эльф.
— Вообще забудь! — рыкнул на него Вил.
Все переглянулись, а я… поднялась и отправилась за гитарой, которую поставили в самый дальний угол. Подхватила инструмент и… ну, собственно, в том же углу и осталась. Плюхнулась прямо на пол, провела когтистой лапкой по струнам и принялась бездумно зажимать аккорды. Общаться с магами-недоучками не хотелось — да ну их всех!
Парни отнеслись к моей попытке уединиться спокойно, а сами принялись что-то обсуждать — что именно, я не слышала, да и слышать не желала. Просто сидела, перебирала струны и пыталась поразмыслить о сложившейся ситуации. Со всех сторон получалось, что это полная засада. Абсолютный и беспросветный трындец.
В какой-то момент вспомнилась подходящая песенка, и я сама не заметила, как перестала брынчать и начала играть. И запела…
Просто настроение было подходящим, и песня один в один про меня, особенно учитывая предстоящую церемонию.
Когда вынесен приговор
Устами глухого судьи,
Когда мне помогут встать со скамьи,
А палач свой наточит топор,
Когда ожиданье пройдёт
В часах надоевшего сна,
Когда, наконец, я открою глаза
И время моё истечёт,
Когда я умою лицо,
…накрашусь и причешусь,
Пришедшим за мной искренне улыбнусь
И с ними сойду на крыльцо,
Вдохну утренний аромат,
С улыбкой вокруг посмотрю,
С уверенностью в то, что скоро умру,
Оставлю пустой каземат.
Пойду по дороге вперёд,
Последнюю песню свою
Обалдевшему конвою спою
По дороге на эшафот.
И жизненный водоворот
Уйдёт, не оставив следа,
Когда будет пройдена мной до конца
Дорога на эшафот.[2]
Пела я сперва тихо, а потом приободрилась и прибавила громкость. На последнем куплете вообще весело стало — настолько, что едва этот самый куплет закончился, затянула дурноватым голосом: лай-ла-ла-ла-лай-ла, лай-ла-ла-ла-ла!
Это «ла-ла» я воспроизводила долго, и лишь бабахнув в последний раз по струнам, вспомнила, что не одна, и обратила внимание на остальную компанию. Парни смотрели оторопело — все, включая мишку.
Но именно он опомнился первым — громко хлопнул в ладоши и заявил:
— Ага, а вот и замена нашему танцу!
— В смысле? — нахмурилась я.
— В смысле, мы вместе споём песню, — оскалившись, заявил оборотень. Тут же глянул на часы и добавил: — У тебя есть полчаса, чтобы подобрать что-нибудь подходящее.
Я поперхнулась воздухом и выпалила:
— Чего-о?
— Ничего, — отозвался Карвил с видом командира. — Песню подбирай.
У меня аж… аж слова от переизбытка чувств кончились! А когда немота прошла, я тоже посмотрела на часы и напомнила:
— До церемонии не полчаса, а полтора.
— Но тебе ещё одеться нужно, — Карвил кивнул на коробки, — а мне выучить слова и отрепетировать.
Логика была железная, но…
— Я не хочу с тобой петь!
Ответом на заявление стали выразительно покрасневшие глаза и суровое:
— Напомни-ка, что мы с тобой только что обсуждали?
В общем, тирания — это у них семейное. Я недавний разговор, конечно, вспомнила и насупилась, но потом выдохнула и, стараясь не выдать коварную улыбку, кивнула.
— Хорошо, милый, будет тебе песня.
— Это должен быть дуэт про неземную любовь, — уточнил Вилли.
— Как скажешь, дорогой.
Парни переглянулись, напряглись, зато Карвил в результате не сомневался. Ну, что ж… Подходящей песни не знаю, но сейчас что-нибудь сочиню!
Когда я представила компании результат сочинительства, реакция получилась именно такая, на какую рассчитывала. Иллу с Ларном и Филом слушали внимательно и кивали, Карвил тоже кивал, причём одобрительно, а Дэн сидел, низко опустив голову, и зажимал рот ладонью в явной и — о чудо! — успешной попытке не ржать.
Мне самой удерживать серьёзное лицо было ещё сложнее, но оно того стоило — песня таки прошла цензуру.
После этого я продиктовала слова, ибо почерк, ввиду когтей, был крайне коряв, и… ну, собственно, всё, мне выдали коробки и отправили в ванную, примерять церемониальный наряд.
Дверь я запирала с видом триумфатора, а когда раскрыла коробки, сдулась и признала: один — один, мишки меня тоже сделали.
Вернее, мишка с помощью своей неугомонной бабушки, которая и подбирала это всё.
Ещё вспомнилось, что родителей Вила на торжестве не будет, и эта мысль неожиданно порадовала. Нет, я не собиралась знакомиться с ними позже, но… В общем, хорошо, что потенциальная свекровь меня не увидит.
Конечно, явись я в обычном облике, оно бы, скорее всего, смотрелось интересно, но учитывая покрытую тональником чешую, резиново-игольчатые волосы и всё прочее… В общем, предыдущий лук «модная ящерица» сменился ещё более очаровательным — «ящерица в розовых кружевах и шляпке».
Из интересного — шляпка была с вуалью, словно Велария предвидела необходимость этого элемента или изловчилась и успела дозаказать.
Как бы там ни было, одевалась я, скрипя зубами, а из ванной выходила, медленно и краснея. Знакомый с земной культурой Дэн, увидав меня, попробовал перекреститься, Иллу и Фил вздрогнули, а Ларрэйн пробормотал что-то про кошмары, которые будут его преследовать теперь до конца дней.
Спокоен остался только Карвил, который тоже уже успел переодеться в парадное, а теперь сидел на кровати и учил текст песни.
— Любимая, ты — чудо, — оторвавшись от листка, заявил оборотень.
Внутри вскипело желание убить! Но я лишь скрипнула зубами и выдавила из себя улыбку.
— А вот улыбаться не надо, — всё же сдал позиции мишка. — Улыбка тебе сейчас не идёт.
Я скрипнула зубами ещё раз, после чего услышала приказ Фила замереть и оставаться на месте. Алхимик собирался замазать тональником новые, открывшиеся благодаря другому платью места.
Дэн тоже забурчал о чарах, после чего началось то же самое, что было утром в общаге — только в ускоренном варианте. То есть команда горе-стилистов колдовала над обликом одного чудовища, а я стояла и терпела и тихо ненавидела всё их фэнтези.
Когда же стрелка часов подползла к нужной отметке, а парни отступили, сказала Карвилу:
— Ты всё-таки поинтересуйся у своей бабушки, когда она нас отпустит.
— Полагаю, если церемония пройдёт хорошо, то завтра утром отчалим, — отозвался тот.
Ага, понятно. О том, что будет, если церемония пройдёт плохо, решила не думать. Вопреки просьбе «жениха», растянула губы в новой «очаровательной» улыбке и спросила ласково:
— Ну, что, драгоценный мой? Идём?
— Конечно, радость моя.
Парадный зал замка оказался огромным и очень простым. Ни тебе лепнины с позолотой, ни фресок, ни портьер. Только узкие стрельчатые окна, затянутые пёстрыми витражами, два ряда гладких колонн, каменные стены и гигантская люстра на цепях.
У дальней от главного входа стены, в тени балкончика, на котором пиликали что-то заунывное музыканты, сидели жених и невеста. Ну, то есть мы с Карвилом. Если смотреть отвлечённо от общей обстановки, только на наш закуток, можно было решить, что у нас с мишкой самое что ни на есть традиционное свидание — круглый столик, накрытый на двоих, вино, торт, канделябр, связки бело-розовых шариков и вазы с розами на полу.