– Нет, Нико. Больше ничего.
– Тогда пошли, тебе пора ехать.
Во дворе уже нет ни Тори, ни остальных, но Катран ждет у двери.
– Отвези ее домой, – велит Нико.
Катран кивает, и я иду за ним к нашим мотоциклам. Не говоря ни слова, он срывается с места и мчит по лесной тропе, а я качу следом. Мы возвращаемся тем же путем до развилки после ручья, потом сворачиваем в другую сторону. Тропа, по которой мы едем, петляет вместе с дорогой вдоль канала, используемой, судя по ее состоянию, довольно редко. Дважды мы вынуждены останавливаться, переносить мотоциклы через поваленные деревья.
После развилки дорога расширяется и выглядит знакомо: я почти уверена, что с другой стороны она соединяется с дорогой, проходящей мимо дома Бена. Точнее, мимо его бывшего дома. Что означает лишь одно: этот путь сливается с той дорогой, которая проходит над нашей деревней.
Вскоре Катран останавливается.
– Тут место, где мы прячем мотоциклы. – Мы сходим с дороги и продираемся сквозь кусты. – Можешь оставить здесь свой, чтобы добраться до нас, если понадобится.
– Спасибо.
– Нико попросил меня разобраться с этим. – Он прячет мой байк и указывает на ящик сзади, раскрашенный под листву. – Обычный запас: вода, еда, бензин, – говорит он, потом накрывает все это брезентом и ветками. – Не знал, что все это для тебя, а то еще дважды подумал бы.
Мне решительно не нравится язвительность в его голосе.
– А в чем дело? У тебя какие-то проблемы?
Он возвращается к своему мотоциклу.
– У меня? У меня никаких проблем. От тебя же, напротив, одни проблемы, особенная ты наша. – И он срывается с места и исчезает за поворотом.
Ну, здорово. Катран – тот человек из моего прошлого, без которого я могла бы прекрасно обойтись, и вышло так, что именно он оказался здесь.
Солнце низко висит в небе, когда я плетусь домой, надеясь избежать вопросов о том, где я была, если уже слишком поздно. Всю дорогу меня одолевают безрадостные мысли.
Я струсила.
Да, нужно посмотреть фактам в лицо: я побоялась сказать Нико правду. Уж если Холли подверглась такому испытанию только за то, что рассказала брату, почему ушла, то что бы он сделал со мной?
Я перестану быть особенной, если он узнает о Коулсоне. В особенности, когда я не рассказала ему о нем при первой возможности. Я даже не уверена, останусь ли в живых.
Мы теперь твоя семья. Нико не стал бы помогать мне найти Бена. Для него Бен – лишняя опасность разоблачения, так как из-за него я стала беспечной. Узы прошлого делают тебя уязвимыми и слабыми.
Да, я уязвима и слаба, так как разрываюсь между Нико и Беном.
Есть только один способ узнать, что делать: я должна увидеть Бена.
Глава 24
– Да, дорогая?
Тетя Кэма старше, чем я ожидала, седые волосы собраны в пучок на макушке. Беспокойные глаза внимательно смотрят сквозь стекла очков в металлической оправе.
Я переминаюсь с ноги на ногу.
– Кэм дома?
– Думаю, да. Входи, дорогая.
Я вхожу вслед за ней в безвкусно обставленную прихожую, которая ведет в гостиную. Комната до отказа набита деревенским китчем, кружевные салфетки и фарфоровые статуэтки повсюду.
– Кэмерон? У тебя гостья, – кричит она.
Он спускается с лестницы, и у меня при виде его перехватывает дыхание. Спустя день то, что сделали с ним лордеры, выглядит хуже, гораздо хуже: половина лица фиолетовая и распухшая. Синяк просто ужасающий, и виновата в этом я.
– Спасибо, – говорит Кэм и смотрит на тетю, которая, кажется, несколько разволновалась. Она уходит на кухню и закрывает дверь.
– Э… у вас тут весьма мило.
– Ой, только не надо, я тебя умоляю.
– Не хочешь пойти прогуляться?
– Конечно. – Он улыбается мне той половиной лица, которая может улыбаться. Мы выходим, и я понимаю, что у нас с ним гораздо больше общего, чем я полагала. Атмосфера в этом месте странная. Настороженная. И он вынужден жить в чужом доме с родственниками, которых практически не знает. Это мало чем отличается от того, что произошло со мной пару месяцев назад, когда я стала жить в доме напротив. По крайней мере, у мамы вкус получше.
Но почему я пошла и постучала в его дверь именно сегодня? После нескольких часов с Тори, Катраном и Нико меня неодолимо потянуло сделать что-то обыденное: повидать друга. Если он все еще хочет быть моим другом после того, что случилось. Или, может, это просто нежелание оставаться наедине со своими мыслями?
Мы минуем окраину деревни, прежде чем он начинает:
– Не видел тебя сегодня в школе.
– Извини.
– В обеденный перерыв тоже. Где ты была?
– Да так, везде понемногу.
– В конце уроков ждал тебя возле твоего класса. Тебя не было.
– Кажется, мне больше нравилось, когда ты со мной не разговаривал, – говорю я, и тут же жалею о своих словах. На его избитом лице отражается обида.
– Прости.
– Послушай, если ты расскажешь мне, что происходит, может, я смогу помочь. – Мы уже подошли к краю деревни, и я поворачиваю назад, но Кэм тянет меня за руку к темной тропе вдоль поля.
– Пошли, – говорит он, и мне становится не по себе. Эта дорога ведет в лес, где нашли Уэйна, а я больше никогда в жизни не хочу там оказаться.
Но как только дорога скрывается из виду, он останавливается и прислоняется к ограде.
– Кайла, послушай. Я понимаю, что ты сейчас думаешь. Что не можешь ничего мне рассказать. И не говори, что рассказывать нечего, я тебе не поверю.
– Ладно.
– Но если я чем-то могу помочь, чем угодно, только скажи, и я все сделаю.
Я смотрю на него во все глаза. Горло сжимает, как будто я вот-вот заплачу, и все потому, что он предлагает помощь, прекрасно сознавая, что это может довести его до большой беды. Он ведь не дурак и очень хорошо понимает это после вчерашнего. Но в то же время я задаюсь вопросом: почему? Почему он готов рисковать ради человека, которого знает без году неделю? Это просто дружба или что-то еще? Я протягиваю руку и легонько дотрагиваюсь до его разбитой щеки.
– Ты пытался, и вот что за это получил, разве нет?
– Ну, будь у меня еще один шанс, я бы показал тому ничтожеству, где раки зимуют. Еще чуть-чуть, и он бы сдался, верно?
Я улыбаюсь:
– Само собой. На нем не было ни царапины, но он уже готов был дрогнуть.
– И он больше не посмел бы нас тронуть, – заявляет Кэм и принимает боксерскую стойку.
Я смеюсь:
– Ага, ты совершенно прав. И спасибо еще раз, что вступился за меня. Хоть это и было полнейшим безумием.
– Я еще и не на такое готов, чтобы отомстить проклятым лордерам, – говорит Кэм, и лицо его вновь становится серьезным. Взгляд обращается вовнутрь, фокусируясь на каком-то другом месте и времени, и я сомневаюсь, что он имеет в виду вчерашнее. Он качает головой. – А как насчет тебя?
Кэм снова здесь, в настоящем, и внимательно смотрит мне в глаза.
Я медлю в нерешительности:
– Мне нужно кое с чем разобраться. Это все, что я могу сказать.
– Загадочная Кайла, – отзывается он. – Идем, не то опоздаем на ужин.
Он протягивает руку, и я беру ее и держу, наверное, чересчур крепко, пока мы с ним возвращаемся домой. Словно это мой якорь.
Или спасательный круг.
Вечером, на собрании Группы, Пенни продолжает тему игр. Она нашла еще несколько комплектов шахмат, очевидно решив, что если один Зачищенный освоил эту игру, то и другие смогут. Разделяет нас на две подгруппы, меня определяет в одну, сама присоединяется к другой, и мы изучаем расстановку фигур на доске, как они все ходят. Потом начинаем несколько партий, но я делаю все машинально, не в состоянии сосредоточиться.
Это перемещение шахматных фигур по доске – ход одного игрока, потом ход второго – очень похоже на реальную жизнь. Мои мысли бродят кругами. Нико, похоже, всегда находится в центре событий, направляя и контролируя действие. Гроссмейстер знает так много ходов наперед, что всегда может предсказать позиции и цели противника. Но даже он не знает обо мне и Коулсоне.
Кто выиграет? Неужели для них обоих это просто игра?
Вечером я пытаюсь сосредоточиться на лице Бена, силюсь удержать его в памяти, но напрасно. Черты ускользают.
Бен для меня все, и в то же время он лишь одна из множества жертв, число которых растет, пока лордеры находятся у власти. Что такое один человек, когда судьбы многих висят на волоске? Нико сказал, что мне отведена крайне важная роль в планах «Свободного Королевства». Эта мысль наполняет меня одновременно гордостью и нервным страхом перед тем, что это может быть за роль. Если Нико прав в том, что власть лордеров висит на волоске, как я могу поставить наше дело под угрозу, даже ради Бена?
Но и как иначе?
Я презираю себя за слабость, за то, что все так перемешалось у меня в голове. Но ответ всегда только один: я должна увидеть Бена. Должна предупредить его о Коулсоне.
Я бегу со всех ног, но все равно недостаточно быстро. Иногда я все еще продолжаю бежать, проснувшись, гонимая безымянными, невидимыми страхами. А порой бывает хуже: я падаю, и он отказывается оставить меня. Даже во сне я понимаю, что это сон. Он приходит так часто.
Но знание не избавляет от животного страха.
Я падаю. И он не уходит. Мои глаза крепко зажмурены, я не осмеливаюсь посмотреть. Не могу видеть, что будет дальше. Не могу…
Кричу, но чья-то рука зажимает мне рот, заглушая крик. Вырываюсь, но сильные руки твердо обнимают меня, покачивая из стороны в сторону. Голос успокаивающе шепчет мне в волосы: «Шшш, Рейн. Все хорошо. Я с тобой».
Я открываю глаза, и, когда рассудок возвращается ко мне, он убирает руку с моего рта. Катран. Это был всего лишь сон. Опять тот же самый? – спрашивает он. Я киваю, дрожа, еще не в состоянии говорить, охваченная другим страхом. Страхом потерять частичку себя.
Глаза распахиваются в темноте. Страх из сна быстро сменяется шоком. Мой повторяющийся сон, который, как я всегда считала, из того времени, когда я была Зачищенной? Но этого не может быть, если в его сегодняшней вариации есть хоть доля правды. Если мне снился этот кошмар, когда там был Катран, значит, этот повторяющийся сон снился мне еще во время тренировок с Совами. До того, как меня поймали лордеры. До того, как меня зачистили.