нного государства.
– Государственная принадлежность лодки? – приподнял кустистую бровь контр-адмирал Петроничев.
– Предположительно британская.
– Но это же равносильно развязыванию войны, господа! Согласно Нантскому договору от одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года, боевым кораблям военно-морских сил Великобритании запрещен заход в акватории восточнее Зунда иначе чем по согласию всех стран, подписавших договор!
Собравшиеся в кают-компании зашумели.
– Успокойтесь господа, – повысил голос Бежецкий. – Все нюансы инцидента рассмотрят потом дипломаты. Это – уже их епархия, и мы сегодня не будем в нее вторгаться. Наша задача – спасти похищенного англичанами человека.
– Но мы упустили время, – заметил один из моряков. – Британская субмарина сейчас может быть черт знает где. Может быть, даже в Северном море.
– Не думаю, – отрицательно покачал головой Петроничев, искоса взглянув на оратора. – Они вынуждены идти в подводном положении, скорее всего, тихим ходом, чтобы не привлекать к себе внимания. Я считаю, что в данный момент они могут находиться где-то в районе Готланда. Либо между Готландом и Эландом. Но до Борнхольма им еще идти и идти. Эх, если бы можно было попросить датчан временно закрыть проливы…
Александр внимательно его слушал, думая о чем-то своем:
– Одну минуту!
Он вышел из каюты и плотно притворил за собой дверь.
«Удобно ли будет в такой час?.. Но иного выхода нет…»
Он вынул поминальник и, моля Бога, чтобы корабль не оказался в какой-нибудь «мертвой зоне» и абонент не забыл свой аппарат в столе, набрал известный ему одному номер.
– Слушаю вас, – раздался в мембране знакомый спокойный голос.
– Добрый вечер, Георгий Петрович.
– Добрый вечер, Александр Павлович. Чем могу служить?
– Извините меня, Георгий Петрович, – с замиранием сердца попросил Бежецкий. – Но совершенно необходимо, чтобы власти Датского Королевства временно перекрыли проливы. Хотя бы для подводных судов.
– Поясните, пожалуйста.
– Возможно, британская субмарина проникла в Балтийское море и теперь уходит восвояси с похищенным на территории Империи человеком. Этому нужно воспрепятствовать.
– Этот человек тот, о ком мы с вами говорили?
– Да. Это он.
Дядя императора помолчал.
– Ничего вам не обещаю, но постараюсь сделать все возможное в моем положении. А сейчас, извините меня, откланяюсь…
Князь Харбинский отключился, и Александр облегченно спрятал аппарат в карман. Слово императорского родственника значило многое. Особенно если учесть, что Романовы состояли в близком родстве с Глюксбургами,[23] а Дания – верный союзник России по антибританскому блоку. Лишь бы только князь успел дернуть за нужную струнку, пока неизвестная субмарина не миновала Зунд.
– Все в порядке, господа, – бодро сказал он, входя в кают-компанию. – Будем надеяться, что датчане пойдут нам навстречу. А пока, Леонид Андреевич, – обратился он к капитану первого ранга Исидорову, – прошу вас распорядиться, чтобы наша эскадра следовала к границе российских и шведских вод в районе Виндавы.[24] Там будем дожидаться результата…
Капитан Скотт и его по-прежнему безымянный «пассажир» уныло сидели перед монитором, демонстрирующим, что после ряда попыток пленник восьмого отсека все-таки смог вывернуть предохранительную втулку, заменяющую в походном положении взрыватель торпеды. Теперь вся тысяча фунтов мощной взрывчатки (да еще помноженная на два, поскольку вторая торпеда сдетонирует в любом случае) была в его полном распоряжении. Словно показывая, как он может ей воспользоваться, русский поднес пистолет к зияющему в полированном корпусе отверстию и, улыбнувшись прямо в камеру, сказал: «Пух!» В этот момент обоих наблюдателей прошиб холодный пот: нажми он на спусковой крючок по-настоящему – лодку разорвало бы пополам в то же мгновение. И выплыть на поверхность вряд ли кому-нибудь удалось бы…
– Черт побери, – выругался Скотт, опершись подбородком на руки. – Как ему это удалось? Мои комендоры, чтобы извлечь эту штуковину, применяют целый ряд инструментов. Обученные специалисты, заметьте, и добрых полдесятка разных ключей, отверток… А этот справился почти голыми руками! И готов поставить сто гиней – видел торпеду в первый раз в жизни!
– Можете ставить хоть тысячу. Это русский, мистер Скотт, – радуясь неизвестно чему, ответил «пассажир». – А русские – они такие. Когда я учился в разведцентре, мне пришлось прочесть книгу одного русского писателя. Лещова, кажется… Так там, представляете себе, главный герой прибил подковы на ноги обычной блохе!
– Зачем ему это понадобилось? – брюзгливо спросил командир подлодки, наблюдая за тем, как русский, видимо маясь от безделья, расправляется уже со второй торпедой, причем гораздо быстрее, чем с первой. В качестве подручных средств этот самородок от оружейного дела использовал пистолет, свернутый с него глушитель, отломанный от стены поручень и собственный ботинок. Выбор инструментов поражал воображение: моряк горько сожалел, что не имеет возможности записать процесс демонтажа предохранителя на видео и продемонстрировать потом своим неумехам-комендорам. – Блоха с подковами – это сумасшествие.
– Вы не поняли. Подкованная блоха – символ сообразительности русских и их умения справляться с неразрешимыми проблемами. Так, по крайней мере, объяснял нам преподаватель… Да! Чуть не забыл! Блоху он подковывал левой рукой!
– Зачем? Тоже из молодчества?
– Нет, просто он был левшой.
– Все равно не понимаю… Вы думаете, что он это сделает?
– Левша?
– Какой левша?.. Русский! Вы считаете, что он сможет взорвать нас всех вместе с собой?
– Вполне возможно. В последнюю войну их летчики, расстреляв боеприпасы, таранили наши бомбардировщики так легко, будто у них в запасе было по семь жизней.
– И гибли?
– Естественно. Вы не пробовали на скорости сто миль в час выехать на встречную полосу в час пик? Вот-вот. А у реактивного истребителя скорость будет повыше…
– Фанатики…
В дверь люк деликатно поскреблись, и в помещение просунулась лоснящаяся черная физиономия радиста Хайбриджа.
– Срочная шифровка, сэр!
– Давайте сюда…
Капитан читал шифрограмму, и лицо его темнело с каждой секундой.
– Что-то серьезное? – участливо спросил «пассажир».
– А что – сейчас у нас положение несерьезное? – взорвался Скотт. – Мы что сейчас – в крикет играем? У нас в торпедном отсеке сумасшедший фанатик, готовый разрядить пистолет – ваш пистолет, между прочим, – в тысячефунтовую кучу взрывчатки. Мы болтаемся в территориальных водах враждебных государств. У нас на борту украденный вами русский, наконец! Этого вам мало? Но если вам и этого не хватает…
– Успокойтесь, капитан.
– Успокоиться? Сейчас вы тоже успокоитесь: датчане закрыли проливы!
– Мой бог… – ахнул «пассажир», обхватывая голову ладонями. – И вы так спокойно об этом говорите?
– Да, я совершенно спокоен, – съязвил моряк.
Он щелкнул клавишей интеркома и буркнул в мембрану:
– По местам стоять к всплытию…
Военные суда покачивались на волнах невдалеке друг от друга и со стороны производили очень мирное впечатление. Что-то наподобие стаи уток в городском пруду, ждущих, когда праздные зеваки примутся их кормить хлебными крошками. Только у уток не бывает орудийных башен и ракетных установок, которые они наводят друг на друга вполне серьезно.
Соотношение сил, конечно, было не в пользу британцев. Одна подлодка под «Крестом Святого Джона»,[25] нахально полощущимся на выдвинутом до отказа перископе, против четырех боевых российских кораблей, пары шведских сторожевиков и одного датского ракетного катера на подводных крыльях, примчавшегося на шум. Правда, скандинавы держались поодаль, всеми силами демонстрируя солидарность с восточным соседом. Но давали при этом понять, что намерены сохранять нейтралитет до последнего. Такое обилие вымпелов с крестами всех форм и оттенков здешние воды видели нечасто…
– Что-то они долго возятся, – пробормотал Бежецкий, не отрываясь от мощного морского бинокля.
Нудные переговоры длились больше двух часов, и если бы не особенности северного небосвода, давно стояла бы полная темнота. Но солнце, даже скрывшись за горизонтом, благодаря разошедшимся тучам продолжало милостиво подсвечивать чуть-чуть поле дипломатической брани, готовое в любой момент стать полем настоящего боя. Наконец все формальности были утрясены, но британцы все медлили, и пленник в сопровождении переговорщиков не появлялся на узкой палубе субмарины.
– Может быть, дать предупредительный залп? – полуутвердительно заметил контр-адмирал, вооруженный еще более устрашающих размеров оптическим монстром, чем его спутник. – Чтобы…
– Чтобы англичане открыли ответный огонь и разразилась новая война? Вам, адмирал, похоже, очень хочется, чтобы этот конфликт вошел в историю под вашим именем.
– Бог с вами, генерал… Просто противно ждать. Вечно эти снулые островитяне возятся, как…
Как возятся снулые островитяне, Александру узнать так и не довелось: люк узкой рубки распахнулся, и на палубу выбрались несколько человек. Двое спустились по веревочному штормтрапу в поджидавшую их резиновую моторку, а двое оставшихся синхронно вскинули руки к головным уборам. И когда шлюпка была уже на полпути к русским кораблям, британская субмарина заскользила к выходу из полукольца кораблей, быстро погружаясь в балтийские волны. Через несколько минут в глубине, унося намокшего «Святого Джона», скрылся ее перископ. Инцидент можно было считать исчерпанным.
А моторка уже была под бортом «Новика», и с палубы к ней уже свешивались матросы, держащие наготове трап.
– Эй, на шлюпке! Держите конец! – зычно окликнул сидящих в лодке боцман, и все вокруг Бежецкого облегченно рассмеялись, отпуская соленые морские шуточки и хлопая друг друга по спинам.