– Богуславская, – сказал Тротт, – теперь я понимаю, как вы сдали магмодели. Против вашей настырности у меня никогда не было ни единого шанса.
– Вы опять меня хвалите, профессор, – наставительно произнесла Алина, отчего-то широко улыбаясь. – Смотрите, это войдет у вас в привычку.
– Хвалю? – буркнул Тротт, поднимаясь. – Ну, пусть хвалю. Подойдите.
Пятая Рудлог деловито сбросила куртку, поспешно встала – вдруг передумает? – почти бегом приблизилась к спутнику. Тот отхлебнул воды из фляги, подвесил ее на ремень, встал боком.
– Смотрите сюда. Вот здесь, – он взял Алинкину руку, коснулся своей прохладной груди, пошевелил ближайшим крылом – и под пальцами задвигалась пластина мышц. – Здесь второй слой, чувствуете? У человека большая грудная мышца одна, идет к плечу. У нас, – он проскользил ее пальцами вверх и за спину, – их две. Вторая спускается по спине к верхнему отделу крыла.
Алина еще раз вдавила пальцы ему в грудь, покивала. Коснулась себя.
– Второе отличие – это связка с широчайшей мышцей, – инляндец поднял руку, показал пальцами на плоский вал, собравшийся над ребрами. – Такого у людей вы не увидите. Она подходит к крылу с внешней стороны. Попробуйте.
Принцесса положила одну ладонь ему под крыло над лопаткой, вторую – под руку. Крыло пошло по кругу, под руками с усилием двигались, сокращались мышцы.
– Третье – усиленные мышцы живота. Нужны, чтобы компенсировать вес крыльев.
Алинкины пальцы сами легли на живот, прощупали.
– Ну, у вас они и так плотные, а я никогда не трогала… тут я не пойму, – пробормотала она, разглядывая мерцающий в отблесках от угольков сухощавый торс. Даже склонилась ближе, пальцем потыкала.
Тротт глухо хмыкнул, снял ее ладонь с живота, повернулся спиной.
– Вдоль позвоночника и по ребрам еще идут дополнительные мышцы. Посмотрите, пощупайте крыло. Это та же конечность, то есть строение идентично птичьему.
Алина послушно трогала спину, прощупывала жилы вдоль позвоночника, немного краснея. Все-таки не настолько она наивна, но любопытство сильнее. Да и чего стесняться? Это ведь Тротт! Зато уж точно тоска прошла.
– Такое легкое и короткое, – сказала она, изучив крылья на удивление терпеливого инляндца вдоль и поперек, – удивительно. Разве мы можем с их помощью летать?
– Не можем, – Тротт покосился на нее через плечо. – Но летаем. Вы успокоили свое любопытство, Богуславская?
– Да, – Алина отступила и вдруг сладко, долго зевнула. – Спасибо, профессор. А вы можете взлететь сейчас?
– Завтра, Богуславская, завтра, – с усмешкой проговорил он. – Мои еще не отросли достаточно, но на пару секунд подняться в воздух я смогу. И правда пора тренировать.
– А что с вашими крыльями случилось? – не удержавшись, поинтересовалась принцесса.
– Это слишком страшная сказка для такой маленькой девочки, как вы, – буркнул Тротт.
– Я не маленькая! – упрямо и тихо возразила Алина, глядя ему в глаза. Профессор отвел взгляд и опять усмехнулся:
– Ложитесь спать. Завтра пойдем еще быстрее. Раз уж у вас остаются силы к вечеру.
Принцесса не обиделась – она тихо заползла в подготовленное убежище, укуталась курткой и там лежала в дремоте, слушая, как ходит кругом профессор, закрывая костер, пряча остатки мяса от ночных зверей, как моет у ручья руки – и наконец ложится рядом спать.
– …Мерзкий-Тротт, – прошептала она себе под нос и чуть не рассмеялась.
– Вы когда-нибудь заснете, Богуславская? – раздался совсем не сонный ледяной голос профессора.
– Извините, лорд Тротт. – Алина старательно зажмурилась – и через пару секунд уже крепко спала.
Максимилиан Тротт
Принцесса с утра ухитрилась несколько часов вытерпеть и не просить показать, как он летает. Вероятно, этому способствовал испуг от прогудевших над головами двух раньяров, один из которых чуть позже вернулся, сделал круг над папоротниками и направился куда-то к морю. Тротт как раз проверял снаряжение, когда услышал знакомый низкий звук – и метнулся к Богуславской, лениво шлепающей от ручья. Но та за последние дни научилась опознавать гулкое жужжание стрекоз, рефлекторно выискивать ближайшее убежище и нырять туда. Вот и сейчас она скрючилась под плоской корягой, покрытой наплывами мха, и хлопала оттуда расширенными от страха глазами, прислушиваясь к кружащему инсектоиду.
Раньяры
– Они что, нас заметили? – прошептала Алина, когда гул затих, а Макс отошел от папоротника, в который вжимался, и приблизился к ней. Вылезла из-под коряги, отряхнула коленки от грязи.
Тротт посмотрел туда, куда полетел раньяр, и покачал головой.
– Если бы заметили, мы бы уже об этом знали. Там крохотная рыбацкая деревушка, Алина, поэтому я специально повел вас по дуге от моря, чтобы не наткнуться случайно на местного жителя. Такие поселения, на пять-десять семей, разбросаны по всему берегу. Я думал зайти в одно из них, найти вам одежду и обувь и разжиться припасами, но местные слишком боятся тха-норов и наемников и обязательно расскажут им о чужаке.
– Я потерплю, – быстро сказала принцесса. – Потерплю, профессор.
– Придется, – Макс еще раз осмотрел полянку – не осталось ли следов – и двинулся вперед, чувствуя, как приятно ноют мышцы.
Он каждое утро просыпался раньше спутницы, умывался и упорно повторял уроки Четери, вызывая призрачные Дезеиды, которые с каждым разом становились всё плотнее. Повторял потому, что нужно было вырабатывать навык и в теле Охтора, и потому, что здесь левая рука была так же слаба, как наверху. Минимум час, а то и два, пока стальное небо не наливалось солнечным светом. В завершение – отжимания и на обеих руках, и на левой, а затем приходила пора ополаскивать разгоряченное тело и будить сладко спящую принцессу.
Спала она так крепко, будто дома в перинах находилась, а не на покрытой влажным мхом земле. И куртка его незаметно как-то перекочевала к ней в качестве одеяла – и теперь днем он чувствовал знакомый тонкий запах на своей одежде. Хотя что там почуешь на продубленной за несколько лет от пота, соленой воды и местного климата коже?
– Дня через два мы выйдем к холмам, о которых я вам говорил, – сообщил Макс через пару часов движения. – Треть пути будет позади. Мы идем медленнее, чем я рассчитывал, но я надеюсь, что вы достаточно окрепнете и сможете поддерживать ускоренный темп. Там на поверхность выходят гранитные массивы, на которых растет лес. Он почти весь переломан ветрами, на скалах мало зелени, все просматривается, поэтому идти придется ночью и очень быстро, чтобы нас не обнаружили. И тихо, Алина. С одной стороны в скальные плиты врезается море, с другой – болотистая равнина, которая дальше упирается в тракт между твердынями. Но до тракта от скал километров тридцать по прямой, а по болоту я вас не поведу. Пойдем по скалам. Плохо то, что это идеальное место для засады.
– Думаете, нас будут ждать? – жалобно спросила принцесса. Губы ее опять были измазаны соком, но она уже наловчилась подхватывать ягоды с кустов, не отставая, или щипать кисленький дикий местный аналог щавеля. Макс не останавливал ее – на мясе и сухарях далеко не уйдешь, витамины нужны.
– Если бы я пытался поймать беглецов, я бы оставил отряд ждать именно там, – спокойно ответил Тротт. – Но это не первая возможная засада, от которой я уходил, Алина.
Спутница хмуро кивнула и затихла, периодически склоняясь над ягодными кустиками. Макса это вполне устраивало. Испугать нужно, но не сильно, чтобы не сорвалась в панику. Не говорить же, что ему и самому не по себе. Есть шанс прорваться, но только если туда не успеют прийти охонги. Если же ездовые богомолы дошли до скал, то их и ночью не обманешь.
Он бы один, конечно, ушел. Поплыл бы ночью по морю, как в Лакшии, и успел бы обойти скалы. Но Богуславская точно не в состоянии проплыть всю ночь, а отдохнуть там негде – плиты нависают над водой, – и если не продвинешься за ночь достаточно, то утром на воде тебя точно заметят.
Молчала принцесса, впрочем, недолго.
– Жаль, что ни я, ни вы не можем пока летать, – вздохнула она и тут же заинтересованно уставилась на его крылья. Перевела просящий взгляд на Тротта. – Профессор, а вы…
Макс без лишних слов, чтобы поскорее отделаться, несколько раз на ходу махнул крыльями, забил сильнее, чувствуя, как они крепнут, а воздух под ними становится плотным, словно вода под руками пловца, и взлетел – невысоко, на несколько метров вперед. Мышцы спины и крыльев сразу заныли, будто он с непривычки решил подтянуться на брусьях. Опустился, обернулся. Богуславская смотрела на него с таким незамутненным восхищением в глазах, что ему стало не по себе. Так он сам смотрел на редчайший экземпляр йодистого синего янтаря возрастом более миллиона лет, который благодаря структуре и месту образования стал мощным накопителем стихийной энергии. Резерв этого камушка размером с кулак был не меньше, чем у самого Макса.
– А еще можете? – попросила принцесса, подбегая к нему. Фанатичный блеск в зеленых глазах разгорелся сильнее.
– Нет, – буркнул Тротт. Алина обиженно моргнула, но неожиданно не стала спорить – покладисто кивнула и пошла рядом, разворачивая свои крылья и пытаясь махнуть ими.
– Когда, интересно, у меня появятся перья? – крыло дернулось, мазнуло Макса по плечу. – Пух – это, конечно, забавно, но я похожа на длинношерстную эмиратскую овцу.
Он покосился на ее крылья, усмехнулся: длинный рыжевато-черный пух и правда походил на тонкую шерсть южных овец.
– Через несколько месяцев, Богуславская. Потом сможете летать.
Принцесса все еще неловко махала крыльями, потом успокоилась, сложила их за спиной.
– Я надеюсь, что мы выберемся раньше, лорд Тротт.
– Я тоже, Алина. Но это будет трудно.
Они шли дальше: мхи пружинили под ногами, пахло сырой землей и грибами, вовсю палило солнце, жужжали мелкие насекомые, сопела Богуславская – к середине дня, до первого привала, она начинала выбиваться из сил, но старательно ускоряла шаг, чтобы не отставать.