Дед показывал наследнику небесные камни и учил: осколки внетуринских планет могут быть как стерильно чистыми, легко встраивающимися в новый мир, так и несущими чуждую, конфликтующую с туринской энергию – и тогда они вызывают заворот стихийных потоков над собой, разрезая их, как ножом, могут сделать землю вокруг мертвой, вызвать появление опасных стихийных духов. А то и вовсе звездный камень может принести с собой иную сущность, что будет нарушать баланс энергий на планете, пока метеорит не изолируют.
Император показывал и как обезвреживать опасных гостей – он окутывал их слоем стихии равновесия. В Йеллоувине в изножия многих статуй Желтого были вделаны найденные метеориты – покровитель мировой гармонии на своей территории легко нейтрализовывал их.
И сейчас, если бы не закрытые дедом способности, Вей Ши мог бы попробовать изолировать сферу, которая не нравилась ему так сильно, что он с трудом преодолевал желание убежать. Наследник сел рядом, раздраженно похлестал по бокам хвостом, раздумывая, как поступить. Просто оставить на месте и периодически проверять, не появились ли здесь измененные стихийные духи? А если появятся и начнут нападать на людей?
Однажды Вей Ши ревниво спросил у Мастера, почему рыжему магу подарены прекрасные клинки, а он занимается с палкой. И Четери беззлобно ответил:
– Не дорос ты еще до такого оружия.
– Я заслужу, Мастер, – горячась, сказал наследник тогда. – Как мне его заслужить?
Четери усмехнулся и произнес:
– Заслужишь. Когда научишься использовать в качестве оружия что угодно. Тогда и станешь не ты приложением к оружию, а оно – к тебе. Только тогда ты мастер, когда твой бой равно смертоносен и красив и с палкой, и с совершеннейшим клинком.
– А если ничего рядом нет? – спросил Вей Ши.
– Если нет возможности, стань этой возможностью, – сказал дракон и постучал палкой по земле. – А теперь – бей, Вей Ши.
«Если нет возможности, стань этой возможностью…» Тигр аккуратно взял сферу в пасть и потрусил обратно к реке. Переплыл, опасаясь выронить – от металла за зубами было некомфортно и добыча вполне могла выскользнуть на дно. И, успев до восхода солнца, вернулся в храм и уже в человеческом облике закопал опасный метеорит в корнях вишневого дерева, что росло на внутреннем дворе.
Здесь, в обители Триединого, названного так, потому что он существовал одновременно в прошлом, настоящем и будущем и един был как Творец мира, который сам был миром и жизнью в нем, сглаживались все стихийные всплески и провалы, и заворот энергий над находкой тоже успокоился, рассеялся. А отдохнувший и сытый Вей Ши, прежде чем взяться за метлу, поклонился своему Желтому покровителю и прошептал положенные молитвы.
«Наш прародитель Ши завещал, – говорил дед, – почитай богов и старших мужчин, защищай свою семью и будь справедлив к своему народу. И тогда он не оставит тебя без благословения».
Вей Ши, подметая двор, покосился в сторону храма, где за статуей Триединого на стенах мозаикой были выложены изображения всех богов, и крепче взялся за метлу. Желтый не отворачивался от порченого наследника и всегда откликался на молитвы теплым ощущением покоя и благости. И сейчас откликнулся. Значит он, Вей Ши, все делает правильно.
И императорский внук увереннее взялся подметать. Ведь пока не появилась возможность совершить что-то, способное восхитить Мастера, придется мести… и сажать картошку… и думать: что же он такое все-таки должен сказать Четери, чтобы тот взял его обратно?
Глава 12
Начало марта, Инляндия, Дармоншир
Марина
Перед глазами плясали круги, а во рту чувствовался вкус подступающей желчи. Я заставила себя потерпеть и ровно, размеренно закончила накладывать швы на поверхностную, слава богам, рану бедра у находящегося под наркозом солдата. Обработала антисептиком, наложила повязку. И только после этого опустилась на стул в углу операционной, не в силах даже снять перчатки.
Только бы не стошнило здесь, только бы удалось дотерпеть до покоев.
Двое слуг замка Вейн, которых я своей волей переквалифицировала в санитаров, сейчас отвезут раненого в реанимацию. А его место через некоторое время займет следующий. И так день за днем, сутки за сутками: бесконечная череда операций, осмотров и обработки ран, прерываемая кратким сном, приступами токсикоза и вкалыванием в себя иголок.
Первые раненые прибыли к нам в конце февраля, когда я изнывала от беспокойства и разлитой в воздухе тревоги. Люк не появлялся уже несколько дней, и я мрачно размышляла, как трудно быть в ссоре с мужем, когда его неделями не видишь. Когда он все же приезжал в замок, сил у него оставалось только посетить семейный ужин, кратко рассказать об обстановке на фронте и уйти в свои покои спать, чтобы рано с утра снова уехать. Драгоценностей он больше не дарил – и я понимала, что это не из-за нежелания, а из-за нехватки времени и сил, – ко мне почти не заходил. Все наше общение сводилось к вежливому минимуму. Рука, сжимающая мою ладонь, губы, целующие ее, и вопрос:
– Как ты себя чувствуешь?
И мой неизменный ответ:
– Хорошо, Люк.
Чувствовала я себя совсем не хорошо, но рассказывать ему про то, как мне больно и плохо из-за ежедневно усиливающейся отдачи от вкалываемых игл или как выматывает меня начавшийся токсикоз, я не собиралась. Как бы я ни была зла на Люка, ему сейчас точно не до женских недомоганий.
Только один раз он зашел в мои покои – утром, до завтрака, когда я толком проснуться не успела. В верхней одежде, собранный, пахнущий свежестью и табаком, сел рядом на кровать, взял за руку и надел на указательный палец тонкое кольцо с крупным желтоватым бриллиантом. Я подняла ладонь, сонно рассматривая украшение, – только чтобы не коситься на Люка и унять желание прикоснуться к нему. Признаться, я даже соскучилась по обилию драгоценностей, которыми осыпал меня муж. Без его внимания и подарков трудно было демонстрировать равнодушие.
Но больше всего я скучала по нему самому.
– Я совсем забыл, – хрипловато сказал Люк в ответ на мой вопросительный взгляд. – Это фамильное обручальное кольцо. Хочу, чтобы ты его носила.
Я выразительно пошевелила пальцами.
– Это не то, которое ты преподнес Ангелине на помолвку? Она рассказывала.
– Оно, – не стал отпираться Люк. – Тебя это смущает?
– В нашем браке, дражайший мой супруг, – сухо проговорила я, – есть куда более смущающие вещи. Например, то, что сначала ты надел на меня брачные браслеты, а потом уже даришь обручальное кольцо.
Он усмехнулся, коснулся губами моей ладони и ушел, оставив меня с неприятной тоской внутри, которую я тщетно пыталась заменить злостью.
Я не простила его. Но я устала. Устала от обиды, от изматывающей ревности и желания сделать ему больно. А может, это беременность сделала меня более мягкой и на первый план выходили другие вещи. Меня все время мутило, я почти не могла есть и пить – все шло наружу, – и периодически обнаруживала себя сползающей по стеночке в предобморочном состоянии. Виталист Росс Ольвер, как и приглашенный Люком врач, в два голоса твердили, что все в норме, просто организм адаптируется к новому статусу. Спасали меня только прогулки на свежем воздухе.
В тот день после завтрака мы с леди Лоттой и Маргаретой поднимались на холм по начавшему зеленеть парку, обсуждая последние новости, а мой пес Боб носился кругами, радуясь наступающей весне. Мы остановились на вершине: сквозь еще голые деревья вдруг блеснуло очистившееся ото льда море, и воздух был таким прозрачным, что вдалеке, через пролив, оказались видны очертания острова Иппоталии, Маль-Серены. Вовсю пели птицы, и я подумала, что здесь куда теплее, чем в Иоаннесбурге в это же время.
Светило солнце, пахло весной… но парк впереди был перерыт и превращен земляными валами и рвами в настоящую крепость. А позади, за нашими спинами, с башен замка смотрели в небеса стволы орудий.
Захватчики почти вплотную приблизились к Дармонширу. В пятидесяти километрах от фортов шли бои. И мне было страшно представить, что еще неделя-две – и война придет и сюда, в этот мирный весенний лесок.
– Что это? – вдруг спросила Маргарета, щурясь в залитое солнцем небо. Рядом охнула леди Лотта, я тоже подняла голову – и мы быстро-быстро, стараясь держаться ближе к деревьям, пошли к замку. Над парком, очень высоко, на безопасном расстоянии от орудий, кружила чудовищная иномирянская стрекоза, отсюда похожая на игрушечную. Мы несколько раз видели их над Вейном, и Жак Леймин, вращая глазами, требовал не уходить далеко, а гулять во внутреннем дворе. Но сидеть в четырех стенах и постоянно трястись от страха было смерти подобно.
Стрекоза, заложив вираж над морем, улетела, но прогулка была испорчена, и мы, не сбавляя шаг, по тропинке направились к замку. И, как только вышли из леса, увидели несколько военных тентовых грузовиков у крыльца Вейна. Вокруг стояли люди.
– Госпожа герцогиня, – навстречу спешил одноглазый Майки Доулсон, в отсутствие Люка перенесший на меня всю свою преданность и назойливость. – Это солдаты и офицеры из графства Милсброк. Почти все ранены, в грузовиках около тридцати человек лежачих. Просят встретиться с вами.
Я кивнула, ускоряя ход, и леди Лотта с Ритой поспешили за мной. К нам, прихрамывая, пошел грузный офицер в чине майора. Половина лица у него была обожжена, и, судя по тому, как он берег руку, под кителем тоже были ожоги.
– Ваша светлость, – он поклонился. – Простите нас за беспокойство. Я принял решение свернуть сюда в надежде, что вы сможете нам помочь.
– В чем дело? – нетерпеливо поинтересовалась я, оглядывая измученных, серых солдат, часть из которых уселась прямо на парадное крыльцо Вейна: кто-то курил, кто-то бездумно смотрел прямо перед собой. Из грузовика вдруг послышался болезненный стон.
– У меня здесь среди лежачих четверо тяжелых, – объяснил он. – Не довезу я их на машинах до ближайшего госпиталя, ваша светлость. А в Реджтауне листолетов не нашлось, все на вылете…