Блондинка стремительно пишет.
– Эта история – какой прекрасный подарок. Дженнифер она понравится, когда она ее перечитает.
Но я уже кое-что вижу. Не просто обрывки, а почти что цветной фильм. Вижу целыми отрывками. Он пробуждает все мои чувства. Я быстро говорю, пока все не исчезло:
– Да. Ветчина с песком хрустит на зубах. Вино кислое. Электростанция нависает. Взрослые, может, чуть перебрали с выпивкой. Голоса звучат громче. Для смеха все больше причин. Мужчина постарше уже не пьет: он за рулем; но все равно продолжает наливать. Остальные пьют уже не ради удовольствия. Неискренне. Ради чего-то более первобытного.
– Именно, – говорит мужчина. Он открывает рот, желая продолжить, но я ускоряюсь, прокручивая фильм в своей голове. Я чувствую жар полуденного солнца на своих обнаженных руках. Песок на бедрах. Слышу пение птиц-мутантов.
– Начинает это все старшая женщина. Она спрашивает, не заметил ли чего нового в своей жене младший из мужчин.
– В смысле нового?
– Волосы. Одежда. Как она светится вся.
– Не могу сказать, что что-то заметил. Она всегда отлично выглядит. – И нежно улыбается жене, жестом прося старшего долить ей еще вина.
– Ты не думал, что ей, может быть, есть что праздновать? И произошло что-то для нее очень хорошее? Может, не каждой женщине понравятся такие новости. Но и она необычная женщина.
Мужчина не пропускает пас. Он юрист с отличной репутацией. Именно так он выглядит в зале суда, в зале заседаний. Нет крученого мяча, который бы он не смог поймать, нет тайных связей, которые бы он не смог выявить заранее.
– Моя жена не глупа.
– Зато ты – очень даже, – говорит старшая женщина. Она отпивает вина, но не сводит с него глаз.
– Не понимаю, о чем ты.
– Сила – это странная штука.
– Да. Но не знаю, при чем здесь она.
– Говорится, что знание – сила.
– А неведение – благо, – добавляет младшая с усмешкой.
– Это значит, что ты хочешь закончить этот разговор? – Младший сомневается.
– Нет. Хочу понять, куда ты клонишь.
Встревает его жена:
– И мне вообще-то тоже интересно.
Только старший не вмешивается. А остальные в игре. Дети переругиваются из-за игрушек.
Первым отваживается младший мужчина:
– Итак, она знает. Я не был абсолютно уверен. Если б она спросила, я бы рассказал ей. Это не важно. Никто не сможет отнять то, что у нас есть.
Его жена расслабляется. Ее успокоил его ответ, плечи опускаются. Она безразлично пожимает ими.
– Я ни о чем не хотела спрашивать. Ничего нет хуже таких вот вопросов. Я сама все выяснила. Поняла то, что мне нужно было знать. Обычная интрижка, скоро закончится. Она уже подходила к концу.
Муж улыбается ей в ответ странной, почти гордой улыбкой.
– Да, наш брак не так уж и слаб.
– Это уж точно.
– Ага. Вот только речь не об обычном. Не в этот раз. Секс – это банальщина. Я не хотела говорить о сексе. Я хотела обсудить то, что сплачивает семьи или же, наоборот, разбивает их. Что-то более весомое, чем секс или даже любовь. Деньги.
Младшая снова напрягается, черты ее лица становятся жесткими.
– Не делай этого.
Старшая же обращается к ее мужу:
– Ты запираешь дверь своего кабинета. Ты запираешь ящик стола в запертой комнате. Ты даже жену туда не пускаешь. Почему?
– Конечно же, из-за детей. Там лежат важные документы. Не хочу, чтобы на них красовались красные каракули от мелка.
– Из-за детей?
– Это стандартные правила, если выносишь важные бумаги из офиса.
– А что. если кто-то прокрадется в твою запертую комнату и залезет в запертый ящик? Кто-то хорошо тебе знакомый, кто знает, где ты прячешь ключи.
– Он не найдет ничего интересного для тех, кто не интересуется корпоративными финансовыми тяжбами.
Старшая поднимает бровь. Очевидно, что это отработанный драматический жест, который обычно влияет на других людей.
Вмешивается младшая:
– Ну, это не совсем так. – Ей явно не понравился бескомпромиссный тон ее мужа. Он смотрит ей в глаза.
– И что?
– И что. Знание – сила.
– И, видимо, ты этой силой поделилась. С твоими близкими друзьями. Какого черта ты вообще это сделала? – Его самообладание трещит по швам.
– Видимо, да. И, видимо, по глупости. – Она не смотрит на собеседницу.
– И? И что? Что ты собираешься делать? Выдашь меня? Это не в твоих интересах.
Это точно. Я сомневалась, но решила не нарушать статус-кво. Не выступать против тебя. Это открытие – просто любопытство. Как и сказала моя подруга, – это сила. Это знание делает меня счастливее.
– Это все для нас, а не только для меня. – Он отхлебывает вина. Тянется и забирает бутылку у опешившего товарища, наливает себе до краев. – Никто не заметит пропажи. Я все проверил. Я никому не навредил, не ограбил детей или сирот. Только учреждениям. Я переводил небольшие суммы. Все сходится. Никакого вреда людям. Это никогда не всплывет. Это для тебя, как и для меня.
– Я верю. Верю, что ты и сам себе это внушил.
– И для детей.
– И этому я тоже верю. – Она поворачивается к девочке, смахивает песок с ее лба, приглаживает ей волосы. Мальчик все еще увлечен лопаткой и ведром. Он копает тоннель в Китай. Дискуссия завершилась, как только отвернулась женщина. Она готова идти дальше. Но старшая – нет. Она встает.
– Это касается не только вас. Это вопрос морали. Эти… действия должны прекратиться. Здесь и сейчас. Больше никакого жонглирования бухгалтерскими книгами. Больше никаких преступлений без жертв.
Никто не сомневается, что это приказ. И что последствия за неповиновение будут самые жесткие.
Я ставлю фильм на паузу. Возвращаюсь в этот мир. Спрашиваю у старика: зачем Аманда это сделала? Какой у нее был мотив?
Питеру не нравится, куда зашла беседа.
– Кто же знает? С Амандой всегда было непросто. Месть? Обман? Может, она просто думала, что поступает верно: предотвращает серьезное преступление. Или спасает друзей от опасности быть пойманными, попасть за решетку. Но ты не закончила историю.
Мне больше не нужен фильм. Остальное всплыло в моей голове.
– Назад, на пляж, – говорю я. – Старик расстроен. Мир пошатнулся.
– Извинись! Извинись за свое ужасное поведение. Мне плевать, насколько ты пьяна, нельзя просто так шутки ради ломать чужие жизни.
Его перебивает младшая женщина:
– Не нужно извиняться, потому что я не приму извинений. Никаких. Ты предала мое доверие.
– Видишь? – отвечает старшая. – Доверие не имеет значения. Предательство – это серьезно.
– Резонно. – Младшая берет яйцо. – Но семь веков назад я бы поступила иначе.
– А как? – Старшей интересно.
– Я бы похоронила его при убывающей луне на твоем дворе, как средневековые женщины поступали со своими врагами.
– И?
– И ты бы начала гнить. Хоть твои душа и тело уже прогнили. – Мужчины вслушиваются. Это серьезно. Такие слова назад не возьмешь.
– Это относится к телу. Все начнется изнутри. С сердца. А потом и с другими органами. Ты наполнишься зловонием. Гниение дойдет до твоей кожи. Она начнет распадаться. Об остальном позаботятся падальщики. О глазах. Гениталиях. Конечностях, ушах и пальцах.
На это старшая рассмеялась. Кажется, ей приятно.
– Все время забываю, что до медицины ты изучала историю Средневековья. Эффектное сочетание.
– Это не анекдот. Это предупреждение. Ты будешь к этому хорошо подготовлена. И она начинает собирать вещи, будто бы только что закончилась самая обычная беседа между самыми рациональными и логичными людьми.
Магдалена больше не пишет. Блокнот и ручка лежат у нее на коленях.
– А что же мужчины? И дети? Что они делали, пока все это произносилось? – спрашивает она.
Они – зрители. Необходимые зрители. Ведь эти женщины – блестящие драматурги.
– Но дети!
– Да, дети. Именно так.
– А что было потом?
– Ничего. Совсем ничего. Эффект вина прошел, они ехали домой в одной машине, стиснутые, локоть к локтю. Девчонка была слишком мала, чтобы запомнить. Мальчик сам для себя все решил. Никаких последствий.
Они приехали домой, вытащили все из машины. Женщины поцеловали друг друга и мужчин. Мужья обменялись рукопожатиями. Они разошлись по домам. И жили дальше так, будто бы ничего не случилось.
– То есть твой брак не рухнул? – спросила Магдалена. Но вопрос был не в этом.
Заговорил Питер:
– Может, небольшие проблемы и были. Но никто не съехал. Никто не оформлял документов на развод. Мужчина и женщина продолжали демонстрировать те же уважительные и доверительные чувства, что и раньше. Если они и притворялись, то получалось очень хорошо. Никто ничего не заметил.
– А что случилось с деньгами? Полагаю, что… кражи… или что там это было, прекратились.
– Да. Не было скандала, суда или тюрьмы. Но пара меньше ездила в дорогостоящие поездки, покупала меньше дорогой мебели, ковров, произведений искусства. И все же они продолжили жить счастливой жизнью.
– А что стало с подругами?
– То же самое. Будто бы того дня и вовсе не было. Будто бы всем стерли память. Братство четырех распалось.
Бородач снова вступает.
– А ты это помнишь. Из всего, что было, выжила эта история. – В его голосе слышится боль. – Как бы я хотел, чтобы ее вообще не было.
Он встает перед уходом, опираясь на правую ногу, и тут что-то всплывает.
– Ты – Питер, – говорю ему я.
Он садится обратно.
– Да, правильно. Правильно. – Улыбается. Приятная улыбка.
– Питер! Мой дорогой друг! – Я подвигаюсь и обнимаю его. Нет, держу его. Сложно отпускать.
– Сколько лет прошло! Почему тебя так долго не было?
– На самом деле прошло всего восемнадцать месяцев с моего отъезда. Но кажется, будто вечность. У меня не было особых причин возвращаться. До последних событий.
– Ты имеешь в виду убийство Аманды?
Смешок.
– Да, его.
– Ты как? Держишься?
– Не очень. Спасибо, что спросила. Забавно – точнее, не забавно, а наивно – люди думают, что из-за развода наша эмоциональная связь оборвалась.