ет разрушить мои планы.
– Мама?
Я поворачиваю голову, вижу своего прекрасного сына. Он изменился с возрастом, но его еще можно узнать. Кто-то приходил ко мне утром, незнакомка, но она быстро ушла, когда я ее не узнала. Когда я ей не подыграла. Дерзкая, безрассудная женщина.
– Как твои экзамены?
– Мои что? Ой, все хорошо. Все сдал.
– Я не твой преподаватель. Можешь не бояться, что я буду срезать тебя по своему предмету.
– Я немного… Нервничаю… когда прихожу к тебе. Никогда не знаю, как ты меня встретишь.
– Ты мой сын.
– Марк.
– Да.
– Ты помнишь, когда я последний раз приходил?
– Ты никогда сюда ко мне не приходил. Никто не приходил.
– Мам, это неправда. Фиона приходит по нескольку раз в неделю. Я прихожу как минимум по разу. Но в последний раз ты сказала, что больше никогда не хочешь меня видеть.
– Я бы так никогда не сказала. Никогда. Не важно, что бы ты ни сделал. А что ты сделал?
– Уже не имеет значения. Я рад, что это забыто. Ты была не особо… милой. Но сейчас все в порядке.
– Говори.
– Нет. Давай жить дальше. Рад, что ты сегодня в хорошем состоянии. Хотел спросить, помнишь ли ты что-то.
– Что именно?
– Что-то случившееся, когда мне было лет семнадцать. Точно больше шестнадцати, потому что я уже водил. Я взял твою машину, чтобы свозить девушку в кино. Помнишь Дебору? Она тебе никогда не нравилась. Тебе вообще-то не нравился никто из моих девушек, но Дебору, с которой я встречался всю старшую школу, ты прямо ненавидела. Тем не менее у тебя в машине были какие-то коробки с барахлом. Дебора начала в них копаться. Было ли это просто любопытство или какой-то злой умысел, не знаю, но то, что она нашла, определенно ее повеселило. Пластиковая косметичка с косметикой, по словам Деборы, очень дорогой.
– Косметика? Среди моих вещей? Очень маловероятно.
– Ну, я не разбираюсь в этом всем, но узнал тушь для ресниц, губную помаду, пудру. Разные кисти. Дебора сказала, что всем этим пользовались много раз. Она показала мне наполовину использованную помаду пурпурного цвета. Я чуть в кювет не съехал. Никогда не видел тебя накрашенной. Ни капли косметики. И тут вдруг пурпурная помада.
– Пурпурный предназначен для тех, у кого нет вкуса. Сколько мне тогда было? Под пятьдесят? Это звучит все более и более неуместно.
– Да, я тоже так подумал. Меня это обескуражило. Будто бы я застукал отца за примеркой твоих платьев. Я понял, что у тебя есть тайны. Что с какой-то стороны мы тебя никогда не знали. Для чего тебе тушь и пурпурная помада? Эти предметы никогда с тобой не ассоциировались.
– Ах. Да.
– Теперь ты вспомнила.
– Да. И я снова молчу. Лишь однажды такие вещи могли оказаться у меня.
– И?
– Сколько тебе было?
– Как я и сказал, может, лет семнадцать.
– Да. Как раз тогда я переезжала из одного офиса в другой – больница построила новое здание на улице Расина. Я вытаскивала все из шкафов, письменного стола, побросала все в коробки и отнесла в машину. Наверное, все странные штуковины принадлежали тем, кто раньше обитал в том кабинете.
– И это все, что ты скажешь?
– Да. Думаю да. Это просто история. Зачин, раз уж ты так на этом заостряешь внимание. Тут нечего обсуждать. Теперь и я кое-что вспомнила. Моя очередь. И я тоже вернусь в то же время. Когда тебе было семнадцать. Та же девушка. Дебора. Дочь наркодилера.
– Да-да, именно это очаровательное прозвище, что ты дала ей. Потому что у ее отца был магазин кухонной утвари. И я точно знаю, что ты хочешь сказать.
– Нет, мне так не кажется.
– Ты застукала нас. На месте преступления.
– Ну, было сложно вас не заметить! Прямо посреди гостиной, одежда валялась повсюду, да и шумели вы. Но важно было не это. Мне интересно то, что ты, услышав мои шаги, обернулся, будто бы ждал меня. У тебя на лице было выражение острого ликования, которое тут же сменилось разочарованием, а уж потом ожидаемым смущением.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты ждал, что вас застанет кто-то другой. Думаю, что ты ждал отца.
– С чего мне вдруг было его ждать?
– Не знаю. Что-то произошло между вами в то время. После того, как ты проходил у него практику, когда тебе было шестнадцать, как раз перед старшими курсами. Вы были так близки до тех пор. А потом начались проблемы. Одним летним вечером вы пришли вместе с работы, но друг с другом не разговаривали. И это затянулось на годы.
– Мне бы не хотелось об этом говорить.
– Даже сейчас?
– Даже сейчас.
– Если это связано с женщиной, можешь мне и не говорить. Я обо всех знала. И это не изменило ничего в наших с твоим отцом отношениях.
– А что, если это касалось не только тебя?
– Что это еще значит? Кого это могло касаться, если не меня?
– Были два члена нашей семьи. Двух других предали.
– Нет, честно. Почему для тебя это так важно? Он все еще был твоим отцом. Никакого предательства тут не было.
– Да не в этом дело.
– Перестань уже быть таким загадочным.
– Мам, ну же. Даже ты должна признать, что дочка наркодилера была ну очень хороша. Думаешь, папа этого не заметил? А раз заметил, ты знаешь, что он сделал?
– Он начал с ней заигрывать. Он со всеми заигрывал.
– Забудь.
– Или проблема в том, что у него все получилось?
– Я сказал, забудь. Мне не стоило заводить с тобой эту беседу. Мне очень жаль, что ты ее не запомнишь. Мне бы хотелось, чтобы она осталась в твоей памяти.
– Как ты разозлился. А пришел ведь в мирном расположении духа. А сейчас вот хочешь сжечь все мосты?
– Они снова построятся. И снова сгорят. Это бесконечный цикл.
– Просто будь аккуратнее.
– Почему? Потому что ты можешь это запомнить?
– Да. В каком-то роде я уверена, что ты это запомнишь.
Он встает и стряхивает что-то с брюк. Его лицо меняется, становится хитрым. Голос звучит тише и сдержаннее.
– Думаю, что ты это помнишь. Как и Фиона. Как и то, что случилось с Амандой.
– Я не отвечаю.
– Ты ведь знаешь, вот сейчас, да? Что она умерла?
– Киваю.
Он понижает голос, подходит еще ближе. Почти касается меня.
– А что еще ты знаешь об этом? Что именно ты помнишь?
– Убирайся.
– Скажи мне. – Он так близко, что я чувствую тепло его тела.
– Я сказала, убирайся.
– Нет. Пока ты мне не скажешь.
Я тянусь к красной кнопке над кроватью. Он видит, что я задумала, его рука перехватывает мою.
– Нет. Ты с этим разберешься.
Я пытаюсь вырваться, но у него крепкая хватка. Я выкручиваю кисть, освобождаю ее и бью по кнопке. Он вскрикивает от злости и снова хватает мою руку, прижимая ее к бедру. Мне больно.
– Ты же знаешь, что ты виновна? Ты знаешь, что выхода нет. Признание ничему не поможет. И никому.
Мы слышим топот снаружи. Он отпускает мое запястье, отходит.
– Вон отсюда!
– До свидания, раз так. – И он исчезает.
Моя дверь закрыта, но я не одна. Хоть вокруг и полумрак, я вижу, как по комнате движется тень. Даже танцует. Когда мои глаза привыкают к освещению, я вижу, что это девушка, худенькая, с торчащими каштановыми волосами, она наклоняется и покачивается, едва не врезаясь в мебель. Руки подняты над головой, пальцы движутся в такт. У нее явно хорошее настроение. Маниакальное, я бы даже сказала. Это нездоровое состояние. Она не может это контролировать.
– Добрый день, – говорю я.
Она перестает кружиться, и вдруг она уже у моей постели. Берет меня за руку, но стоит, несмотря на кресло с ней рядом.
– Мам! Ой, мам, ты проснулась! – Она замолкает и смотрит на меня. – Мам, это Фиона. Твоя… Не важно. Я заглянула поздороваться.
Слова вырываются в стаккато, даже сейчас она не может контролировать свои связки, в таком она настроении, она бурно жестикулирует, пока говорит.
– Прости, я не заходила на этой неделе – у меня сессия. Но теперь у меня есть немного свободного времени. И я решила взять отпуск. Только неделю, пока занятия снова не начнутся. Но вечером я уже улетаю. Пять дней в раю! Не волнуйся, я буду на связи. Я знаю, что ты больше не говоришь по телефону, но я буду созваниваться с Лаурой дважды в день. И доктор Дзиен согласился присмотреть за тобой, пока я буду в отъезде.
Она пытается сохранить серьезное выражение лица, пока рассказывает мне это, но уголки ее губ ползут вверх. И я все еще назвала бы это состояние скорее лихорадочным, чем здоровым возбуждением.
Я говорю, что мне нужно проконсультироваться с коллегами. Ваш случай мне интересен. Но ваше состояние не в моей компетенции.
Девушка издает смешок, почти истерический.
– Мама, ты, как всегда, прежде всего врач.
Она переводит дыхание, проводит руками по телу, расправляя платье. И садится рядом со мной.
– Прости. Это сочетание предвкушения и расслабления. Немного времени на то, чтобы пожинать плоды своих трудов, ты знаешь, как редко мне это удается. Но вчера мне в голову стукнуло: почему бы и нет? Так я забронировала поездку на Багамы. Вы с папой брали нас в Новый Провиденс пару раз, помнишь? Я туда не вернусь. Я и так слишком уж зациклилась на прошлом. Хотя будущее не самое радостное. Ты. Марк вот-вот разорится. Я не хочу об этом думать. Так что теперь будут эти пять дней. Думаю, ты должна меня понять.
Мне сложно уловить смысл. Ее лицо ускользает.
– Да, просто засыпай. Уже поздно. Я не хотела тебя будить, просто решила попрощаться. И это только на несколько дней. Я вернусь в следующую среду и заеду в четверг. У них тут будет мой номер телефона.
Она встает, собираясь уйти, все еще как наэлектризованная.
– Пока, мам. Мы снова увидимся еще даже до того, как ты поймешь, что я уезжала. – Снова смешок, хлопает дверь, в моей комнате пусто.
Меня вызывают, мне пора в больницу. Где же моя одежда? Моя обувь? У меня есть время только на то, чтобы сполоснуть лицо. Кофе куплю в закусочной «Тип-Топ», что на Фуллертон-стрит. Так. Сумочка и ключи от машины.