окте, она вытянула вперед. Тыльная сторона ладони повернута к ней, как будто она смотрит на часы. На запястье висело что-то похожее на ожерелье или цепочку. Она пристально изучала украшение.
– Рональд, – сказала она через некоторое время. – Кто-нибудь знает Рональда?
Наступила тишина, но тишина, полная надежды, как будто все ждали, что кто-то ее заполнит. Молчание нарушил лай собаки. Должно быть, кто-то из прихожан привел пса с собой. Затем мужчина, сидевший через два ряда от меня, поднял руку.
– Моего отца звали Дональд, – сказал он.
– Я же не сказала «Дональд», – сурово ответила женщина. – Я сказала «Рональд».
Мужчина опустил руку.
– Рональд? – повторила она, оглядываясь по сторонам.
Но руку никто не поднимал. Женщина, казалось, ничуть не переживала.
– Я попробую еще раз, – сказала она и погрузилась в размышления о цепочке.
Прошло еще несколько минут.
– Эрик, – сказала она наконец.
Поднялось несколько рук.
– Эрик – прекрасный мальчик, – сказала женщина. – Ему около девятнадцати или двадцати лет.
Руки оставались поднятыми, белые пальцы тянулись наверх.
– Откуда ты, Эрик? – спросила женщина, наклонив голову на одну сторону. Ответ не заставил себя ждать. Эрик сказал, что он из Баклшема.
Тут раздались стоны. Все руки, кроме двух, опустились.
– Эрик скончался во Франции, – сказала женщина, – но у него остался отец. И мать тоже? Нет, не мать. Простите. Она уже с ним. Как зовут твоего отца, Эрик?
Снова ее голова опустилась на одну сторону. Эрик сказал, что его отца зовут Даг. Я услышал вздох. Одна из двух рук опустилась. Другая оставалась поднятой еще несколько мгновений. Затем и эта рука опустилась. Она принадлежала мужчине, который сидел один недалеко от входа. Хотя в церкви было ничуть не холодно – на самом деле было довольно тесно, – он был одет в пальто.
– Это вы, дорогой, не так ли? – сказала женщина в голубом.
Мужчина кивнул. Затем он что-то сказал, но я не расслышал. Женщина спустилась со сцены по ступенькам и обратилась прямо к нему:
– С Эриком все в порядке. Они оба в порядке. Эрик и мама. Эрик говорит, что очень любит вас и что вы не должны о них беспокоиться.
– Я надеюсь, что скоро смогу присоединиться к ним, – сказал мужчина серьезно.
– Вы отправитесь к ним, когда будете готовы, дорогой, – сказала женщина. – Не раньше. Меньше всего они хотят, чтобы кто-то ушел раньше времени. Понимаете?
Мужчина снова кивнул:
– Вы можете еще что-нибудь мне рассказать?
– Дайте подумать… Эрик такой красивый мальчик. Я вижу, что у него ваши глаза. И такое честное лицо. Но у него шрам на одной из рук. На всю руку. Это с войны?
– Нет. Он еще ребенком был – упал на разбитое стекло.
– Да, я так и подумала: не похоже на свежую рану. Знаете, что мне говорит ваш Эрик? Он говорит: «Я бы хотел, чтобы он больше смеялся». Ведь раньше вы часто смеялись, так?
Мужчина ничего не ответил.
– Попробуйте делать так, как говорит Эрик, дорогой. Смейтесь больше. Ведь там не все так мрачно и плохо, знаете ли. А теперь давайте посмотрим, кто еще пытается выйти на связь.
Следующим был Бернард, вскоре за ним последовала Эйлин.
– Я чувствую много жидкости, – сказала женщина, сжимая живот. – Она болела? Что-то с животом?
Так продолжалось: охи и ахи, поднимающиеся и опускающиеся руки, время от времени лаяла собака.
– Кто возьмет Брайана? Высокий джентльмен. Что-то у него в петлице. Думаю, гвоздика. Они не приходят, если их никто не ждет, вы же знаете.
Женская рука послушно поднялась.
– Вы, дорогая? Я спросила Брайана, есть ли у него сообщение, и он ответил, что нет. Он просто хотел поздороваться.
– Да, – сказала женщина, – он никогда не был особенно разговорчивым.
Тут я понял, что делать мне здесь нечего и что вмешиваюсь в чужое горе. Я встал, намереваясь выскользнуть через все еще открытую дверь. Сделал всего пару шагов, когда понял, что что-то произошло. Наверное, все дело в том, как тихо стало. Я поднял голову. Женщина в голубом снова спускалась со сцены. Теперь она целенаправленно шла по проходу. Походка у нее была какая-то перекатывающаяся. Я смотрел, как она приближается, не зная, что делать. Она подошла и коснулась моего плеча.
– Вы знали Эмили? – спросила она.
– Нет, – сказал я с облегчением. – Кажется, нет.
– Подруга вашей матери? Возможно, бабушки? Женщина лет пятидесяти? Легкая на подъем и с хорошим чувством юмора?
Из вежливости я сделал вид, что пытаюсь припомнить подобную знакомую. Однако пора было заканчивать с этим спектаклем:
– Боюсь, что вынужден разочаровать вас.
– Ясно.
Она постучала кончиками пальцев по щеке, будто бы разозлившись на саму себя.
– Я вижу зеленые поля. Да… зеленые поля, которые вы покинули ради более важной работы. Так?
Все повернулись ко мне. Люди крутились на своих стульях, их лица были полны любопытства.
– Ну, возможно, – сказал я.
– И песок. Песок и зеленые поля. Скажите, кто-то мешает вам в ваших делах?
Я ничего не ответил.
– Да, – сказала она. – Так я и думала.
Она снова прикоснулась ко мне. На этот раз ее веки дрогнули, как будто ее глаза закатились назад. Затем она вновь заговорила, полностью уверенная в своих словах:
– Вот вам мое послание: вы должны постоять за себя. Поняли?
Я снова кивнул.
– Хорошо. Не позволяйте никому вам мешать. Иногда нужно просто идти вперед несмотря ни на что.
Она развернулась и пошла обратно к пюпитру. После этого слово взял мужчина. Он сказал, что хочет от имени всех нас поблагодарить мисс Флоренс Томпсон за замечательный пример работы медиума. Он уверен, что всем это принесло огромное утешение. По толпе побежал согласный шепоток.
Когда в зале снова стало тихо, мужчина попросил нас встать и открыть гимн под номером 308 в сборнике гимнов. С одной стороны сцены раздались звуки органа. Над низким занавесом виднелась копна светлых волос, предположительно принадлежащая органистке, которая раскачивалась из стороны в сторону. Сначала она исполнила один куплет, чтобы познакомить нас с мелодией. А затем мы все вступили:
Веди, добрый свет, средь окутывающего мрака,
Веди меня вперед, ночь темна, и я далеко от дома,
Веди меня вперед…
Не знаю, сколько времени мне понадобилось, чтобы вернуться в особняк Саттон-Ху. Гораздо меньше, чем чтобы дойти до Вудбриджа, – это точно. Когда я свернул на подъездную дорожку, часы показывали чуть больше половины восьмого. Не считая нескольких облачков, небо все еще было ясным. Если повезет, то, по моим расчетам, светло будет еще часа полтора. Машина миссис Претти стояла у задней двери. Должно быть, она вернулась, пока меня не было.
На месте раскопок все было так, как мы оставили. Это радовало. Я зажег трубку и спустился по лестнице. Добравшись до дна, я убрал лестницу с края траншеи и положил ее на землю. Не знаю точно почему. Вроде бы никто больше прийти не должен был. Тем не менее мне хотелось остаться одному.
Я убрал брезент: квадрат нежелтого песка виделся все так же отчетливо. Я опустился на колени и принялся за дело. Ждать пришлось недолго. В двух футах от того места, где я нашел монету, я наткнулся на зеленоватую полосу. Как будто остатки куска меди. Затем появилась еще одна зеленая полоса. Более тусклая, чем первая – даже после того, как я прошелся по ней щеткой. Но примерно такой же ширины и длины, как и предыдущая. Бронзовые обручи. Вот что я нашел. Бронзовые обручи от бочки.
Свет начинал угасать. Я посмотрел на часы – девять часов. Я прикинул, сколько времени понадобится, чтобы сходить в дом и принести фонарик, и решил, что никуда не пойду.
Пот стекал по лицу и капал на землю. Не могу сказать, сколько прошло времени, когда я наткнулся на кусок дерева. Сначала решил, что это, должно быть, бочка. Или ее остатки. Однако деревяшка оказалась больше и более плоской, чем я ожидал. Но если это не бочка, то что же? Была, конечно, и другая вероятность – часть обвалившейся крыши погребальной камеры.
Я продолжал счищать землю. А затем остановился – всего на мгновение, и, как только опустил щетку, я его увидел. В левом верхнем углу куска дерева виднелось небольшое отверстие – едва ли больше той монеты, которую я нашел в тот день. Пока я смотрел на эту дырку, размышляя, что делать дальше, почувствовал, что рядом кто-то есть.
Сначала я попытался не обращать внимания. Какая разница, кто это. А потом раздался шепот:
– Мистер Браун.
Я поднял голову. Роберт, в тапочках и халате, сидел на одной из насыпей.
– Ты как здесь?
– Я увидел огонек вашей трубки. Что вы нашли?
– Ничего.
– Можно я подойду посмотреть?
– Нет, нельзя.
– Пожалуйста, мистер Браун!
– Не сейчас, – сказал я, гораздо громче, чем хотел. – Разве не видишь, я занят? Иди в кровать и не мешай.
Понимаю, что говорил грубо, но мне слишком хотелось вернуться к работе, и времени заглаживать вину не было, так что я попросту вновь принялся за дело. Когда я снова поднял голову, Роберта не было.
Свет быстро исчезал, последние проблески угасали. Может, если бы времени было больше, я бы и не сделал то, что сделал. Не знаю. А может, это все отговорки. Но сказать себе «нет» точно не мог. Да я ведь даже почти не осознавал, что делаю. Засунул палец в отверстие, и тут у меня возникло странное ощущение, будто палец попал из одной стихии в другую. Через несколько минут – хотя понятия не имею, сколько я так просидел, – палец я вынул. Подходя к дому, я почувствовал, как пот холодит кожу. Над крышей дома луна была такой бледной, что казалась почти белой. Я позвонил в звонок. В дверях появился Грейтли, свет отражался от стен.
– Ты знаешь, который час, Бейзил?
– Не важно, мне нужно ее увидеть.
Задумавшись, он помолчал. Затем посмотрел на меня:
– Извини, Бейзил. Придется подождать до утра.
На следующее утро случилось то, чего не случалось уже несколько недель – я проспал. Когда проснулся, было уже шесть часов, а когда оказался на месте раскопок, была уже почти половина седьмого. Следующие два часа я провел, работая вокруг деревяшки. Дело шло медленно: дерево продолжало расслаиваться.