Понятно. Охранные чары частенько ломаются. Потому что слишком тонкая работа.
— Как давно это было?
— Что именно?
— Как давно установлено заклинание?
— Больше ста лет назад.
Однако! Многовато. Если только маг не был настоящим гением.
— И оно до сих пор держится?
Старик помолчал дольше, чем требовалось времени на вдох или выдох.
— Да.
Не думал, что коротенькое слово способно вместить в себя столько боли. Мне всё меньше и меньше здесь нравится.
— А теперь забудем о предках, об их памяти и прочем! Что случилось?
— Мой внук... Младший. Он любит играть в этом зале. И вчера... Тоже играл.
Всё приходится вытягивать клещами! Эй, господа, я начинаю волноваться не меньше вашего, слышите?
— Но?
— Заклинание... Оно... Схватило его.
Совсем дурная новость. Я предполагал, что древний чарователь устроил нечто похожее на поделку Эвина, а выходит, всё гораздо серьёзнее. Ловушка? Но почему её до сих пор не обезвредили?
— Вы хотите сказать, мальчик...
— Всё ещё там.
«Там» было произнесено с явственным ужасом и ненавистью. Похоже, когда я разберу чары на ниточки, старик наверняка забьёт двери зала наглухо, чтобы даже не вспоминать о неприятности, случившейся со внуком. Но самое главное, охранные заклинания обычно протяжённы и состоят из многих слоёв, а значит, у меня будет много-много заготовок для своих занятий!
— Чему вы улыбаетесь, господин маг?
Улыбаюсь? О, надо лучше следить за собственным лицом. В конце концов, у человека случилась беда... Хм. Беда. Что-то я по-прежнему упускаю из вида.
— Вы говорите, всё произошло вчера?
— Да, уже ввечеру.
— Почему же вы только сегодня прислали прошение?
— Потому что сегодня... Вэлин замолчал.
Мне понадобилось сделать три вдоха и выдоха, чтобы осмыслить ответ старика:
— Что значит, замолчал?!
— Вчера, когда мы спохватились и стали искать его, нашли... по стонам.
— Мальчик стонал?
— Да.
— Возможно, поранился. Ему не помогли?
Коротышка, до этой минуты вовсю косящийся на меня, тут же пристыженно отвёл взгляд, а старик растерянно начал:
— Кавари заявил...
— И повторю, милорд! Помочь невозможно. Я делал всё, что в моих силах, я пытался... Обычно следует подождать несколько часов, чтобы натяжение уменьшилось и... Всё бесполезно. Вам следует смириться, милорд.
— Но он всё ещё жив!
Всплеск чувств словно осветил лицо хозяина и сбросил даже не десяток, а пару десятков лет со счётов старого воина. Да, этот человек в прошлом мог вести за собой целые армии.
— Никто не сможет туда войти! — испуганно взвизгнул Кавари, и то, что даже гнев убитого горем деда не заставил мага изменить мнение, сказало мне о многом. Причём, сказало в выражениях, далёких от употребления в благородном обществе.
— Вы пробовали?
— Даже на порог не встану! Да вы сами только приглядитесь: быстрее ослепнете, чем разберётесь в чехарде, которая там творится!
— Ослепну?
— Да вы попробуйте, попробуйте! — Коротышка зло дёрнул на себя одну из створок.
Когда мне предлагают, я обычно принимаю предложения. Даже не слишком любезные.
За дверью царила... темнота. Густая, с виду спокойная и мирная, но из её глубины вдруг появился и ударил мне в лицо ветер. Жаркий, как в самый разгар лета, когда дожди на целый месяц забывают о существовании Саэнны. Ударил и снова спрятался за порогом, приглашая начать игру.
— Ну, видите?! Там никто и концов не найдёт!
На беду или на счастье, не вижу. Ничегошеньки. Но возможно, именно моё уродство и поможет мне?
— Зал длинный?
— Около сотни шагов, если идти по прямой от двери, — ответил старик.
— Мне понадобится не меньше суток, чтобы очистить такое пространство.
— Сколько угодно. Мне всё равно, что вы сделаете потом, но... Мой внук.
— Ваш внук?
— Спасите его, и можете просить всё, что пожелаете.
Хорошая фраза, только недостаточная для проявления мной чрезмерного рвения. Просить, значит? Лучше бы ты сказал «получите». Мои просьбы никогда и никем не выполнялись, и верить, что на сей раз окажется иначе, не собираюсь.
— Я сделаю всё, что смогу.
Кавари сплюнул на стёртую мозаику паркета:
— Сумасшедший! Вы ещё не поняли? Сколько вы сможете держать зрение? Минуту? Две? Три? Никто, даже высшие маги Анклава здесь не справятся! Там всё залито светом, видите? Всё!
Возможно. Но я с рождения живу в темноте. И если дожил до таких лет, значит, на что-то способен.
— А для меня там царит ночь.
Коротышка отшатнулся, окончательно уверовав в моё безумие.
— Вы, правда, сможете туда войти? — переспросил старик.
— Смогу. И выйти — тоже.
— Отец! Вы нашли мага?
Пока я препирался с местным заклинателем, общество у двери злосчастного зала пополнилось женщиной, не слишком молодой, но если и старше меня, то лет на пять, не больше. Женщиной весьма привлекательной. Прежде всего тем, что она не только знала цену своим достоинствам, но и умела их показывать.
Волосы роскошные? Значит, не нужно помещать их в плен шпилек и заколок, довольно будет одной атласной ленты, не позволяющей пепельным локонам закрывать лицо. Фигура стройная? Пусть платье станет для неё изящным футляром, а не гробницей. Черты яркие и выразительные? Не надо прибегать к услугам краски, разве что, самым ничтожным. Все эти тайны мне открывала Келли, когда я любовался её приготовлениями. Келли... Она могла бы сравниться с этой госпожой. Во всём, кроме одного. За спиной у дочери старого воина — десятки поколений, прожитых с гордостью и честью, а потому светло-серые, с лёгким сиреневым оттенком глаза смотрят на мир совсем с другим выражением. С такой глубиной уверенности в себе, которой моей прежней возлюбленной никогда не добиться.
— Надеюсь, что так, Иннели.
Женщина подарила мне только один быстрый взгляд и снова вернула всё внимание старику:
— Есть надежда?
— Я не знаю, милая моя. И никто не знает. Возможно, только господин маг...
Э нет, не вынудите!
— Я не буду ничего обещать.
Она негодующе фыркнула, но благоразумно оставила при себе все колкие замечания по поводу моей дерзости.
Всем всегда нужно много, сразу и желательно, даром. Знаю, сам такой. Но обычно нахожусь с другой стороны. Той, что оказывает услуги, а не снисходительно принимает их. Доволен ли я своим местом? А кто меня спрашивает? Всё, пора приниматься за работу.
Прохладно здесь, но разоблачаться всё равно необходимо. Бр-р-р-р! По голой спине сразу прошёлся сквозняк, вздыбив волоски, между которыми весело начали скакать взад и вперёд стада мурашек. А пол-то какой холодный! Радует одно: ощущения скоро станут совсем другими, не принадлежащими каменным плитам и сырому воздуху.
— Вы собираетесь раздеться догола?!
А если и так, в чём трудности? Ах, рядом находится дама... Но ведь её можно увести, пусть исполнить это будет трудновато.
— Не волнуйтесь, штаны снимать не буду.
— Вы считаете, что этим заставите меня волноваться?
А она хороша. Особенно, когда злится. Сразу становится похожей на женщину, а не на оживший парадный портрет.
Можно было бы ответить остроумно или зло, но предпочитаю просто улыбнуться, потому что в моём исполнении улыбка всегда получается кривоватой, а потому угрожающей независимо от того, какие чувства я в неё вкладываю. Иногда это помогает справиться. Нет, не с противниками. Со странным чувством, стягивающим в комок мышцы живота. Неужели боюсь? Нет. Предвкушаю. Что? Посрамление всех магов мира калекой, который не может видеть. Но зато и не может ослепнуть.
— Ффу-у-у-у!
Обычно я так не делаю. Но Кавари был прав: в здешней путанице трудно разобраться. А моё дыхание, отправленное в полёт и вынуждающее занавеси пространства колыхаться, возвращается ко мне отражённым теплом, рассказывающим о... Всё-таки, это был гений.
Заклинания не могут действовать вечно, потому что кончики составляющих их нитей нельзя сомкнуть полностью, исключая утечку Силы, так и норовящей ускользнуть прочь, на свободные от плена чар кружевные островки, чтобы раствориться в них и вернуться в свой Источник. Но маг, построивший охранную ловушку, извернулся, не став соединять нити кольцом, а вплетя их в природный узор и сделав своё творение частью пространства. Почти родной частью. Просуществовать эти чары смогут ещё долгие и долгие века в неизменности. Если, конечно же, отобрать у них жертву, потому что сейчас передо мной хищная пасть, в сомкнутых челюстях которой где-то почти в самом конце зала, если верить ощущениям, бьётся... Да, сердце ещё бьётся, я тоже чувствую.
Достаточно даже тыльной стороной ладони коснуться натянувшихся нитей. Горячие. Очень горячие. И очень острые. Если бы они могли ранить, каждый раз я заканчивал бы свою работу с окровавленными и прорезанными до костей руками. Но к счастью, плоть остаётся целой. И даже то, что внутри неё, не разрушается. Хотя иногда бывает, сутками ничего не могу взять в пальцы просто потому, что теряю осязание.
Сначала нужен холод. Много маленьких льдинок растворяется в крови и холодит меня изнутри. Всё тело, не только руки. А иначе я не смог бы сделать здесь и шага, верно? Но холод нужен только сначала, только для первого вдоха, только для определения самых опасных мест паутины чар. А ещё они липкие на ощупь, норовят приклеиться намертво, и приходится бороться с отвращением и желанием сразу же оттолкнуть их прочь. Мне было трудно. Когда-то давным-давно. Но я быстро привык, ведь другой возможности чувствовать чары мне не дано.
Как всё запутано! Пальцы снуют в воздухе, и хорошо, что вокруг кромешная темнота: голова бы закружилась, вздумай я уследить за движениями собственных рук. А им не нужно зрения. Гладкие, словно шёлковые, нити бегут друг рядом с другом, переплетаются узлами, отдаляются друг от друга, сближаются... Ага, вот и первый кончик. Запомним его местонахождение по ощущениям, благо это легко, потому что природные нити воздушнее и много пушистее на ощупь, чем те, что составляют заклинание.