— Надо доказать?
— Это в твоих интересах.
И хлыстом нарочито многозначительно поигрывает... Ясно. Просто так от меня не отвяжутся.
Один ботинок долой. Второй. М-да, подмётки начинают болтаться, надо будет зайти к сапожнику, подновить. Штаны закатаем выше колен. Не хватало мне ещё в мокрой одежде шататься! На жаре подхватить простуду легче лёгкого, а болеть нельзя. Ни-ни.
Хорошее дно в озерце, песчаное. Правда, песок грубоват, но сейчас для усталых ступней лучшего ковра не придумаешь. Потешу публику, а заодно передохну. Рыбу, значит, хотите увидеть? Будет вам рыба.
В воде тоже есть нити. Свои. Они гуще, чем в воздухе и ощутимее, но зато и движение можно уловить издалека. Задолго до того, как твой противник почувствует опасность.
Нырк! Ладонь раздвигает водяные пласты не хуже юркого угря, следует за потревоженными нитями, нащупывает чешуйчатое тельце, пальцы подцепляют рыбину за жабры и тянут вверх. На воздух.
Карпик. Небольшой, но и такого хорошо пожарить на обед. А ещё можно сварить похлёбку.
— Вот и рыба.
Девица разочарованно кусает губу:
— В самом деле... Давай её сюда, получишь монету.
Смотрю на гордо вздёрнутый нос и уверенную посадку голову. Долго смотрю. Потом ослабляю захват, и карп, воспользовавшись случаем, выскальзывает из моих пальцев обратно в воду. Возвращается домой.
— Ой, уронил.
— Смеяться вздумал?!
И в мыслях не было. Мне сейчас вообще не до смеха.
— Давно тебе никто не показывал, как господам служить?
— Да ну, пусть его... Мы только теряем время, — попробовал урезонить девицу один из её спутников.
— Хорошо, не станем задерживаться. Ты! — Взмах хлыстом в сторону сопровождающих охоту слуг. — Поучи-ка его!
Каблуки изящных сапожек, выглянувшие из-под юбки, впиваются в лошадиные бока, поднимая животное едва ли не на дыбы, и кавалькада во главе со вспыльчивой предводительницей уносится прочь.
Ярко-жёлтые, синие, изумрудные, алые полотнища ткани над лошадиными крупами. Стая беспечных бабочек. Где-то совсем рядом люди убиты горем, но вам нет никакого дела до чужих бед... Наверное, так и следует жить. И мне пора бы научиться.
— Шутник, значит?
О, мне достался настоящий брат-близнец Дрора. Столь же сосредоточенный на исполнении приказа, пусть и дурацкого. А вот арапник, кольца которого привычно разматывают мозолистые руки, серьёзная вещь, может изуродовать. Или забить до смерти. И хотя подобной задачи перед слугой не ставили, надеяться на пощаду глупо. Потому что властью для того и наделяют, чтобы её пользовались.
— Знаем мы таких шутников... Только они долго не смеются.
С нескрываемым сочувствием вдыхаю и выдыхаю жаркий летний воздух:
— Над тобой не смеяться, а плакать впору.
— Это ещё почему?
— А ходишь по краю, сам того не замечая... Вот-вот ведь оступишься.
Он не понял шутку, потому что я не шутил. Кончик кожаного жала дёрнулся, готовясь взмыть в воздух и добраться до намеченной жертвы.
Почему меня никто никогда не слушает? Предупредил же. По-честному. А помрёт, обижаться будет... Хотя, могут ли мёртвые обижаться на живых?
С кнутом справиться не труднее, чем с ножом. Правда, уйти от удара не получится, но оно мне и ни к чему. Мне нужно поймать, удержать, подтянуть и...
Занавеси колыхнулись едва заметно, но сие обстоятельство следовало списать на везение метателя, а не на умысел, потому что и я сам не взялся бы рассчитать бросок, неспособный потревожить пространство. Соединённые шёлковым шнуром свинцовые шарики, бешено кружась, пронеслись над дорогой, наткнулись на шею моего противника и с весёлым свистом обвились вокруг неё. Мужчина почувствовал неладное слишком поздно, ослабить удавку или подставить под неё пальцы не успел и, спустя вдох, рухнул лицом в траву. Только ли от удушья? Не знаю. Говорят, незаметных глазу способов отправить человека за Порог придумано столько, что хватило бы на всех ныне живущих.
Я немного полюбовался на шею несостоявшегося палача, ядовито синеющую под витками шнура, потом повернулся к своему... м-да, спасителю, как ни крути. Хотя из этих рук я не хотел бы принимать ни жизнь, ни смерть.
— А ты беспокойный, — заметил убийца, поправляя складки лавейлы, сбившейся на сторону во время поспешного броска.
— Как хочу, так и живу.
— Смотри, если пыл не умеришь, долго не протянешь.
— Тебя не спросил!
— О, мы сменили тон? Браво! Неужели я, наконец-то, вижу на твоём лице какие-то человеческие чувства?
Он ещё будет издеваться? Сволочь. Да, я стараюсь мало двигать мышцами, потому что иначе онемение становится заметным для окружающих. А перекошенное лицо никого не красит.
— Что тебе нужно?
Беспечно пожимает плечами:
— Ничего.
— Тогда зачем ты здесь?
— По делу. Я, знаешь ли, тоже заказы беру. Только не на чарование.
— Охотишься на кого-то из этого молодняка? Скатертью дорога.
Убийца тряхнул вороной чёлкой и с деланным возмущением обратился к синей вышине:
— Как низко пал наш мир! Даже простой благодарности за благое дело не дождёшься.
— Я не просил помогать. Сам бы справился.
— Знаю. Только не твоё это призвание, убивать. Да и... Слышал, как говорят? Мастер, проливающий чужую кровь, теряет свой Дар. С каждой капелькой.
— Я не верю в легенды.
Во взгляде, удивлённо вернувшемся с небес на землю, сверкнуло искреннее сожаление:
— А они в тебя? Вдруг да верят? Так что оставь мне моё, а сам делай то, что у тебя хорошо получается!
— Зачем ходишь за мной? Следишь, чтобы не сбежал? Выжидаешь, пока клинок будет готов, а потом прикончишь? Так вот, господин Тень, мне твои игры уже поперёк горла стоят. Хотел убить, убей. Или я убью тебя.
Он задумчиво склонил голову набок, в очередной раз осматривая меня с носков до макушки. Прошёлся полукругом, упруго пружиня на каждом шаге.
— А зачем?
— Что?
— Зачем убьёшь? Разве я тебе хоть чем-то угрожал?
— А и угрожать не надо. Довольно того, что сделал. Думаешь, я совсем дурак и не догадался, почему ты притащился в лавку в одном из своих обличий?
Убийца заинтересованно предложил:
— Ну-ка, объясни! Послушаю с удовольствием!
— Потому что собираешься убрать свидетелей. И убрать всех подчистую, потому что меня одного тебе показалось мало. Вот что я скажу: сейчас у тебя есть возможность это сделать. Здесь. Потому что как только доберусь до города, охотник и добыча поменяются местами. Думаешь, не смогу одержать над тобой верх?
Он скрестил руки на груди, печально рассматривая примятую траву под своими ногами. Постоял, вздохнул, глубоко и протяжно, потёр переносицу усталым жестом учителя, уроки которого никак не хотят усваивать нерадивые школяры.
— Может, и сможешь. Я видел, на что ты способен, так что зарекаться не буду. Но боги... какой же ты идиот! Значит, свидетели мне не нужны? Вот умора... И ты ни мгновения не думал, что я не стал прятать лицо просто потому, что... Доверяю тебе. Как другу.
Алый шёлк лавейлы взвился, дразня взгляд затейливой вышивкой. Тень уходила. Туда, где фыркал и переступал с ноги на ногу невидимый мне из-за деревьев конь. Уходила не торопясь, словно до последнего мгновения ждала вдогонку каких-то слов. Хотя бы одного. Словно на что-то надеялась.
Но я мог только молчать и смотреть.
— А ну иди сюда сейчас же! Спускайся, кому говорят?!
Ха, так она и послушалась! Феечки — народец непоседливый, а воздушные — самые беспокойные из всех. Зато они хорошие посланники. Самые быстрые. Хотя злые языки поговаривают, что лучше отправлять с поручениями земляных faye: уж те точно доберутся до указанного места и не переврут ни единого слова, пусть и запоздают на день-другой...
И всё-таки, детям воздуха охотно прощается легкомысленность и беспечность. За красоту прозрачных крыльев и словно сотканное из тумана тельце, желанное, как летняя прохлада. Я, когда был маленьким, как и все юные маги, мечтал вырасти и приручить не один десяток феечек, которые весело парили бы под потолком просторного и богатого дома, радуя глаза и сердце своим неугомонным нравом...
Мечтал. И что случилось с моими мечтами? Ничего. Благополучно скончались, так и не приблизившись ни на шаг к воплощению. А вот этому пареньку повезло много больше.
Хотя, судя по взлохмаченным рыжеватым вихрам и изрядной усталости на лице, сам он считает иначе. И азартно мечущаяся из угла в угол феечка делает всё, чтобы её хозяин проклял тот день, когда занялся приручением. Вот ведь зараза! Главное, озорует не со зла, а просто в силу невесомого, как пух, характера. Но если не успокоится, рискует разозлить мага, и тогда... Добьётся развоплощения. Полного. Правда, краем уха я где-то слышал, что многие феечки были бы рады вернуть себе прежнее существование, лишённое сколько-нибудь осязаемой плоти, а потому вполне можно заподозрить в полупрозрачном создании стремление вернуться к истокам. Хм. В другое время я бы не стал препятствовать чужому желанию, но сейчас вынужден. Хотя мне и неприятно вмешиваться.
Ледяные ручейки скользнули в сосуды, вытесняя кровь, и кожу ладоней начало пощипывать. Говорят, в северных землях не все дни в году тепло, а бывает эта... как её? «Зима». Когда вокруг становится очень холодно. Наверное, то, что я чувствую, готовясь к охоте, очень похоже на мороз. Эх, хотелось бы сравнить! Может, когда-нибудь выберусь из Саэнны посмотреть мир. Или лучше сразу отбросить дурацкие надежды? Всё равно, пока и носа не смею высунуть. Кому во всём остальном мире нужны мои умения? Вот когда научусь заклинать хоть немного полезных вещей, тогда и... Буду думать о путешествиях.
Ну, хорошая моя, иди сюда!
Феечка замедлила кружение, взмахнула крыльями раз, другой, попадая в ритм холодной реки, прячущейся у меня под кожей, попыталась увернуться от цепких коготков занавесей, всколыхнувшихся по моей воле, но не успела сбежать и была поймана и препровождена волной кружев прямо мне в руки.