— Занай…
Это было предупреждение, смешанное с мольбой, и все в ней хотело ответить на его потребность дать им обоим то, чего они так отчаянно желали. Она взглянула на него, наслаждаясь прекрасным напряжением мышц его тела, его лица, искаженного удовольствием, понимая, что никогда в жизни не была так возбуждена и не чувствовала себя такой сильной.
Джейден запустил пальцы в ее волосы, когда толкнулся вверх, выкрикивая ее имя резкими, ломаными слогами, проваливаясь в блаженство. Занай прижалась к его плоти, когда его тело расслабилось под ней. Она отпустила его, прокладывая поцелуями дорожку вверх по его телу, обратно к его рту, наслаждаясь тем, как он прижался губами к ее губам с таким отчаянием, даже испытав такое мощное освобождение.
Когда они, наконец, оторвались друг от друга, в глубине его глаз было что-то настолько сильное, что она чуть не отстранилась. Он запустил пальцы в ее волосы, убедившись, что она не сможет отвести взгляд, когда заглянул ей в душу и сказал:
— Я люблю тебя.
У нее не было шанса ответить. Он снова поцеловал ее, отключив ее мозг и уничтожив все страхи, которые пытались заполнить ее пугливое сердце. И когда он прижал ее к себе, она поняла, что это именно то место, где ей нужно быть. В его объятиях, где ничто и никто во внешнем мире не мог прикоснуться к ней.
Дневной свет просачивался сквозь занавески в спальне Джейдена, вырывая его из дремоты. Он потянулся, улыбаясь восхитительной боли от того, что позволил Занай использовать его тело так, как она хотела. Он был уверен, что синяки и царапины проявятся позже, но ему было наплевать на это. Она взяла все, что хотела. Она не просила, она взяла, и это бешено разожгло его желание, что его член поднимался с каждым знойным воспоминанием, которое танцевало под его закрытыми веками. Он перевернулся, его руки инстинктивно потянулись к теплой плоти. Когда всем, что он почувствовал, была прохладная постель, Джейден сел, оглядывая комнату в поисках своей королевы.
В коттедже было тихо, и Джейден понял, что он один. Он быстро взглянул на часы и увидел, что было чуть позднее семи утра. Он проигнорировал растущее в груди разочарование, потянулся за телефоном и обнаружил, что его ждет сложенный листок бумаги от Занай. Сверху было только одно слово: «Спасибо». В этом слове была окончательность, которая опустошила его. Джейден не мог дышать, не мог пошевелиться, мысль о том, что он может потерять ее, била, как безжалостный выстрел в тело, ломая что-то жизненно важное внутри его. Он снова лег, размышляя над иронией ситуации. Он хотел, чтобы она была уверена в себе, признавала свою ценность. И теперь, когда это сделала, она нашла в себе силы оставить его и его чувства позади. Он даже не пытался это отрицать. Он любил ее. Он сказал это прошлой ночью. Его сердце принадлежало ей, и мысль о том, что она, возможно, не захочет этого, заставила его лежать в постели, уставившись в потолок, гадая, как он собирается со всем этим справляться, если ее записка была прощальной. Решив, что лучше знать правду, чем строить догадки, он развернул записку и прочел.
Занай открыла дверь в дом, в котором она жила со своим отцом и его женой, медленно осознавая все вокруг себя. На стенах не было ее фотографий, никаких моментов из ее детства, выставленных с гордостью. Как будто она вовсе и не жила в этом доме. Осознание заставило ее вздрогнуть. Это был не ее дом. Люди, которые жили здесь, не были ее семьей. Она шагнула дальше в дом. Увидев, что гостиная и кухня пусты, она направилась в офис Стенфорда, расположенный в одной из самых отдаленных частей дома. Она постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, открыла ее и переступила порог. Ей было все равно, что он делал по ту сторону двери, Стенфорд найдет время, чтобы услышать то, что она хотела сказать.
— Смотрите, кто явился. Поскольку я не видел твоей машины прошлой ночью, я предполагаю, что ты провела ночь с этим парнем Латтимором, не так ли?
Занай не удостоила его вопрос ответом. Она была взрослой и наконец поняла, что могла не делиться тем, чем не хотела, и не имело значения, что человек, задающий вопрос, был ее отцом.
— Ты перешел все границы, обвинив Джейдена в попытке использовать меня, чтобы добраться до тебя.
Стенфорд взглянул на нее, небрежно фыркнув.
— Ты действительно пришла сюда, чтобы защитить своего любовника? Я предполагаю, что именно поэтому ты нашла в себе смелость ворваться в мой офис и сделать мне выговор.
Слово «выговор» было пропитано насмешкой. До Джейдена она бы съежилась под тем взглядом, который сейчас бросал на нее отец. Но сегодня она была самостоятельной женщиной и не собиралась позволять ему поливать грязью ее или Джейдена.
— Сказать тебе, что ты вел себя некультурно, оскорбив Джейдена и меня, не значит делать тебе выговор. Я говорю тебе, что ты был не прав.
— Я был не прав? — Брови Стенфорда взлетели к линии роста волос, когда вопрос повис в воздухе. — Я отдам должное этому молодому человеку. Он действительно заставил тебя поверить, что ты нечто большее, чем пустышка, которой на самом деле являешься.
Эти слова должны были ранить, но Занай уже не была той маленькой девочкой, которая искала одобрения своего отца. Став взрослой, она поняла, что одобрения она никогда не получит.
— Держись подальше от Джейдена. Мои отношения с ним тебя не касаются.
— Ты приходишь в мой дом и говоришь мне, что мне делать, а чего нет? Маленькая девочка, ты забываешься. Ты — никто, и это я решаю, что тебе делать, а что — нет. И моя благожелательность достигает своего предела.
Грубая и ослепляющая истина открылась ее глазам. Этот человек, ее собственный отец, считал, что она должна подчиняться ему.
— Если бы ты очистила свою голову от всего этого мальчишеского обаяния, ты бы поняла, что я на самом деле пытаюсь защитить тебя. Мы оба знаем, что ты не во вкусе этого человека. Какая еще у него могла быть причина быть с тобой, кроме как добраться до меня?
Занай опустила взгляд в пол не потому, что боялась посмотреть на Стенфорда; даже не потому, что ее задели его жестокие слова. И снова сожаление наполнило ее, когда подумала о том, сколько времени она потеряла, беспокоясь о мнении этого мужчины.
— Если бы ты поддержал меня и проявил хотя бы малую толику веры в меня, это бы тебя убило?
— Это бы тебя убило, если бы ты дала мне хоть один повод для веры в тебя!
Нрав этого человека был невыносим. Почему Занай была удивлена, она не знала. Стенфорд никогда не проявлял к ней никакой доброты.
— Почему ты ненавидишь меня? Что я такого сделала, что ты меня разлюбил?
Он небрежно переплел пальцы вместе, как будто они вели обычную беседу, которая не имела никаких последствий.
— Ты слаба, Занай, а я презираю слабость. Я изо всех сил старался избавить тебя от этого, но ничего не получалось. Я отдал тебе все, а ты не удостоилась поблагодарить меня. Ты слишком похожа на свою мать. Ты все еще не можешь найти в себе силы. И точно так же, как ее, мир сожрет тебя и выплюнет, потому что ты сломленная. Попомни мои слова, пройдет совсем немного времени, и ты выберешь легкий путь, как это сделала она.
Упоминание о ее матери в таком контексте вызвало у Занай бурю ярости в крови.
— Ты довел мою мать до самоубийства, а затем нажился на ее смерти. Никогда больше не говори о ней так. Ты — бессердечное создание, которое никогда не заслуживало красоты и изящества, которые она воплощала. Мое единственное утешение в том, что жизнь накажет тебя гораздо сильнее, чем я могу. Когда это произойдет, поверь, что я сяду на стул и буду жевать попкорн, наблюдая, как все, что ты ценишь, сгорает дотла.
Возможно, это было немного драматично, но Занай говорила искренне каждое слово этой тирады. Она не знала, как и когда, но ее отец получит по заслугам. Зная, как страдала ее мать из-за их ядовитых отношений, Стенфорд Джеймс должен был сгореть в аду.
— Впечатляет, — он кивнул, устраиваясь поудобнее на своем сиденье, — но с меня хватит.
Ты прекратишь общаться с Латтимором, и все. Он либо пытается вмешаться в мой бизнес, либо, что еще хуже, он и ему подобные хотят выставить меня в плохом свете через тебя. В любом случае я слишком усердно работал, чтобы позволить Латтиморам что-то у меня отнять.
— Ради бога, он владелец ранчо. Что ему могло понадобиться от твоего бизнеса?
Стэнфорд пожал плечами:
— Не знаю. Мне все равно. Но такой человек, как он, ни за что не спустится со своего трона, чтобы валяться в канаве, если это не принесет ему пользы.
Его эгоцентричная паранойя не имела абсолютно никакого смысла. Занай поняла, что попытка копнуть глубже не даст никаких результатов, поэтому она наклонила голову и спросила:
— Это твое последнее слово?
Занай напряглась, как будто ожидала удара. Стенфорд никогда не поднимал на нее руку за всю ее жизнь. Это не означало, что он не оставил неизгладимых следов в ее душе.
— Это мое последнее слово.
— Что ж, — фыркнула она, — это очень плохо. Потому что я ни за что на свете не позволю уйти лучшему, что когда-либо случалось со мной. Особенно для какой-то воображаемой угрозы, которую состряпало твое подсознание. Вопреки тому, что бы ты ни придумал, ты не соперник Латтиморам. Ни в финансовом плане, ни в человеческом. У тебя нет способов воздействовать на этих людей. Да и на меня тоже. И я отказываюсь слушать твою чушь еще хоть минуту.
Кривая усмешка расползлась по лицу Стенфорда, пока не превратилась в злобный смех, который должен был запугать ее.
— Занай, я потратил на тебя уже много времени. С меня хватит. Это мой дом, ты моя дочь, и ты будешь повиноваться мне. В противном случае ты можешь оставить ключ на столе и убираться ко всем чертям.
Она посмотрела в его бездушные глаза и поняла, что ее отец говорил всерьез. Мысль о потере дома должна была напугать ее, должна заставить сдаться. Но когда она увидела, с каким удовольствием отец издевался над ней, она поняла, что есть судьба похуже, чем быть выгнанной из дома Стенфорда. В частности, на ум пришла угроза потерять себя навсегда, если она останется у него под каблуком. Занай не могла этого сделать. Она не могла больше ни минуты сомневаться в себе и подвергаться издевательствам со стороны так называемой семьи. Не говоря больше ни слова, Занай сняла ключи от дома с металлического кольца и повернулась к двери.