— Я попрошу вас, — сказала леди Чен, протягивая руку за чашкой кофе, — основываясь на этих прикидках, разработать серию учебных упражнений… то есть, как теперь это называется, «экспериментов». — Она подмигнула, и Мартинес улыбнулся в ответ. — Мы должны нанести максимальный урон военной промышленности наксидов, по возможности избежав жертв среди гражданского населения, поскольку предполагается, что большая часть его лояльна, и такое положение следует сохранить.
— Полностью согласен, миледи, — кивнул Мартинес, думая о том, что в конечном счете настроения среди населения мало что будут решать в этой войне.
Миши нахмурилась, снова взглянув на карту.
— Я также попрошу вас провести специальные учения на случай, если в этих системах мы встретим сопротивление. Нам пока не известна точная дислокация сил мятежников, в частности, где находятся восемь кораблей, которые видели на Протипане, не говоря уже о том, что нам могут сесть на хвост…
— Понял, миледи, — снова кивнул он. — Приступлю немедленно.
— Есть вопросы?
— Когда должны пройти первые учения?
— Ну… завтра вы можете отдохнуть, а потом начинайте готовиться. Значит, через три дня.
— Я уже достаточно отдохнул, миледи, — улыбнулся он. — Можно и через два.
Леди Чен кивнула.
— Ну что ж, если вы уверены… Ещё вопросы?
Мартинес немного подумал.
— Пока нет, миледи. Хотя… Могу я спросить, что случилось с моим предшественником? Странно было бы отправиться на столь сложную миссию без помощника по тактике.
Миши вздохнула.
— Лейтенант Козинич в день мятежа на Харзапиде находился вне корабля и был ранен в голову, когда кольцевую станцию обстреляли антипротонными лучами. К моменту начала миссии он считал, что достаточно поправился, но потом… К сожалению, мы его потеряли. — Она покачала головой. — Очень жаль его, хороший был офицер.
Капитан опустил глаза. Его неслыханная удачливость, позволившая получить выгодное назначение, для кого-то означала смерть.
Распрощавшись с командующей, он отправился к себе в каюту, где Алихан уже ждал с чашкой горячего какао.
— Ну, как тебе «Прославленный»? — спросил Мартинес.
Ординарец пожал плечами.
— Классный корабль, обученная команда… Каждый знает свое дело. Вот только капитан… не понимают его люди.
Мартинес усмехнулся.
— Разве мысли начальника не должны быть тайной для подчиненных?
Алихан лишь покрутил усами, ясно давая понять, что для него ни один офицер никогда не был тайной.
— Они его не любят, — вынес он свой вердикт.
Привлеченный ароматом какао, Мартинес потянулся за чашкой.
— Если он и у них в каютах малюет младенцев с крылышками, то я их не виню, — задумчиво произнес он.
Сула ходила между рядами подержанного платья, выбирая одежду. Терранский квартал, намеченный для переезда, расположился на берегу огромного грязного водоема, заполненного дряхлыми суденышками и ремонтируемыми баржами. Уши ломило от непрерывного грохота отбойных молотков и рева моторов. Панельные жилые дома были ветхими, улицы наполняла толпа. Бродяги спали прямо на тротуаре, и при виде некоторых из них Макнамара старался держаться поближе к Суле. Трущобный Риверсайд сильно напоминал Фабы, место, где прошло ее детство, только одевались здесь совсем иначе — ярче, пестрее и в другом стиле, а сапогам предпочитали громоздкие башмаки на резной деревянной платформе. Выйдя на улицу, Сула раза два чуть не упала, поскольку за годы службы на флоте привыкла к удобной обуви.
— Знаешь, Люси… — задумчиво начал Макнамара, глядя на нее.
Теперь Сулу звали Люси Добрак. Все члены команды номер четыреста девяносто один носили новые имена.
— Да, Патрик?
— Ты ходишь, как флотский офицер. Спина прямая, плечи назад. Постарайся сутулиться хоть немножко, а то и переодеваться нет смысла.
Сула благодарно улыбнулась через плечо. Бывший пастух из горной деревушки был совсем не дурак.
— Спасибо, — сказала она, сгорбившись и засовывая руки в карманы.
В доме не было ни консьержа, ни привратника, лишь престарелый дворник-даймонг, который обитал внизу под лестницей и показывал квартиры новым жильцам. В подъезде стоял запах плесени, мебель рассыпалась на части, стены покрывали непристойные надписи, а настенный дисплей украшала большая царапина.
— Мы снимем, если вы все покрасите, — поморщилась Сула.
— Я дам вам ведро краски и кисти, — музыкально фыркнул даймонг, — красьте сами. — С видимым удовольствием он содрал с шеи полоску гнилой кожи и уронил под ноги.
— Сколько, вы говорите?
— Три в месяц.
— Чего, зенитов?! — возмутилась Сула.
Дворник издал гнусавый протяжный звук, означавший презрение.
— Тогда сами звоните хозяину и торгуйтесь.
Менеджер, лысый терранец, настаивал на своей цене, но Сула быстро поставила его на место.
— Вы сами-то здесь были? — спросила она, прекрасно зная, что не был года три, а может быть, и никогда. Потом взяла ручную камеру от компьютера и обвела ею комнату. — Какой дурак станет платить за это три зенита? Вы видите эти пятна? А может, показать кухню?
Сбив цену до двух зенитов с месячным залогом и платой за три месяца вперед, она оплатила услуги дворника, доставая из кармана одну за другой пластиковые монетки и отчаянно торгуясь. Потом потребовала расписку.
Наконец старый даймонг зашаркал прочь, оставляя за собой сладковатый запах гниющего мяса. Сула повернулась к товарищам. И у Макнамары, и у Спенс лица были кислые.
— Слушай, Люси, — начал, помявшись, Макнамара. — Зачем нам эта дыра?
Сула усмехнулась.
— Вычистим, покрасим, и будет конфетка. Вы заметили, что здесь есть второй выход из кухни, на заднюю лестницу?
— Но тут вокруг такое… — Спенс покрутила носом.
Сула подошла к окну. Внизу шумела оживленная улица.
Хриплая музыка, крики разносчиков, детский визг… Время словно повернуло вспять.
— Все отлично, лучше не придумаешь, — сказала она, вытаскивая из кармана ещё одну монетку и протянула Макнамаре. — Только здесь мы можем по-настоящему затеряться… Вот, возьми и купи на углу выпивки покрепче, на сколько хватит. Бери что подешевле — лучше всего ярогут.
Неохотно взяв деньги, Макнамара вскоре вернулся с шестью пластиковыми бутылками, в которых плескалось бурое отвратного вида пойло. Этикетки были приклеены криво и поцарапаны. Сула поставила одну бутыль на полку, а остальные вылила в раковину. Воздух наполнился резким запахом сивухи и травяных экстрактов. Пустые бутылки в прозрачном пакете Макнамара выставил за дверь на лестницу.
— Теперь вопросов ни у кого не будет, — удовлетворенно заметила Сула. — Патрик, ты отвечаешь за пустые бутылки — каждый день выставляй от трех до пяти штук.
Макнамара вытаращил глаза.
— Так много? Нас всего трое.
— Для нормального алкоголика три бутылки в день — это норма, — объяснила она со знанием дела, — а мы только начинающие. — Да, ещё одно. Купи тех курительных палочек — знаешь? — которые с запахом гашиша.
Шона Спенс вдруг странно посмотрела на нее.
— Люси, что у тебя с голосом?
— С голосом?
— Ты стала говорить совсем как местные. Впечатление, что родилась здесь.
Сула с улыбкой пожала плечами.
— Наверное, у меня дар подражания. Наслушалась и сама не заметила, как заразилась.
Когда-то она забавляла Кэролайн Сулу, изображая ее сестру-близняшку Марго с Терры… а потом семь лет изображала саму Сулу.
Квартиру они вымыли, вычистили и покрасили, сменили сантехнику и мебель. На логово пьянчуг она теперь никак не тянула, но Сула не могла заставить себя жить в грязи.
Купив яркий пластиковый горшок с вьющимся цветком, она поставила его на южное окно.
— Это значит «здесь никого, будьте осторожны». — Передвинула на противоположный край. — Это значит «кто-то здесь, все чисто». — Переставила на северное окно. — «Надо срочно встретиться». — Другой край окна. — «В условленном месте оставлено сообщение».
Сула обернулась к Макнамаре и Спенс.
— Так, далее. Если цветка нет совсем или он на кухонном окне, это означает опасность, нужно уходить и устанавливать связь подругам каналам… Если вы здесь и вас придут арестовывать, отбивайтесь до тех пор, пока не собьете горшок, будто случайно. Сделайте, к примеру, вид, что хотите выпрыгнуть в окно.
Оба кивнули.
— Есть, командир.
— Теперь ещё одно. Мы будем использовать эту квартиру только для встреч. Жить будем в разных местах. Каждый снимет себе отдельное жилье, так, чтобы другие не знали, и воспользуется там отдельным паспортом.
— Снимать обязательно в этом квартале? — спросила Спенс.
Сула задумалась.
— Квартира должна быть тайной, иметь больше одного выхода, и расплачиваться вы должны только наличными. — Она улыбнулась. — Если найдете такую в квартале почище, то пожалуйста.
— А как насчет цены? — спросил Макнамара.
— Главное — анонимность, — ответила Сула. — Не следует привлекать к себе лишнего внимания. Я бы заплатила больше трех, только если место очень уж удобное…
Она дала каждому по десять зенитов мелочью.
— И вынимайте понемногу. Помните, что честный человек, который вне подозрений, всегда беден… Так, теперь… Патрик, ты ведь рос в деревне?
— Да, в горах.
— С деревом приходилось работать, с металлом?
Он кивнул.
— Я хороший плотник и трубы могу паять.
— А можешь, например, сделать где-нибудь тайник?
Макнамара озадаченно моргнул.
— Да, наверное.
— Отлично.
Сула огляделась. Похоже, здесь предстоит ещё немало работы…
Отправившись ночевать в свою новую крошечную квартирку, также вычищенную до блеска, она долго лежала без сна, прислушиваясь к пьяным выкрикам соседей за тонкой перегородкой. Сколько таких же ночей пришлось ей провести в детстве? Грохот опрокинутого стула, треск разбитого стекла, удары кулака о мягкую плоть… Однако теперь все это ее не пугало. И вовсе не потому, что Сула провела без малого два месяца, обучаясь выпускать людям кишки, и не только людям. Со своим страхом она справилась гораздо раньше, справилась раз и навсегда — проломив ему голову ножкой кресла и сбросив в реку. Пугало другое — ошибка, разоблачение, страшная правда. Правда хранилась в Генном банке пэров и неумолимо напоминала, что Сула на самом деле никакая не Сула, а Гредель, которая родилась на Спаннане и выросла в точно такой же панельной трущобе, слушая каждую ночь такие же звуки за тонкой перегородкой.