Эти массивные челюсти с крупными клыками — медведь. Вот эти, маленькие, — бобр. Из резцов бобра тоже делали подвески и долотца. А это птичьи кости. На некоторых видны кольцевые надпилы — готовили трубчатые бусины для ожерелий.
Все эти кости, кроме орудий и поделок, отправятся к зоологам на изучение.
Все черепки как будто от двух-трех сосудов, настолько керамика «стандартна». Косые узкие ямки расположены плотно друг к другу. В более поздние времена они редеют. На льяловских сосудах орнамент иной, идет зонами — горизонтальные зоны ямок разделяются полосами отпечатков зубчатого штампа. Здесь зубчатого штампа нет и ямки совсем другие. Где же я видел такой же орнамент? На Оке? В Прибалтике? Может быть, на Урале? Нет, ничего похожего… Днепро-донецкая культура? Не совсем так, но очень похоже. И время подходящее. Неужели берендеи пришли оттуда?
Важность этой догадки понимает только Таня, но она относится к ней скептически. Днепро-донецкая культура, так далеко? Там — европейцы, здесь — угро-финны. Большинство археологов по традиции считает, что неолитические племена Волго-Окского междуречья были угро-финнами, древними предками летописной мери, мордвы, чуди, веси и мещеры. Я согласен, что какими-то отдаленными предками мери и веси они могли быть, только вот и меря, и весь — вовсе не финно-угорские племена! Иначе так просто не происходило бы в этих краях их слияние со славянами, уже безусловными индоевропейцами… Нет, нет! Родина угро-финнов за Уральским хребтом, и здесь они появились уже только в железном веке, да и осели-то лишь по Оке. Испокон веков с конца палеолита до первого тысячелетия до нашей эры в Восточной Европе обитали предки индоевропейских народов… Иначе никак не объяснить сложный процесс развития и смешения различных археологических культур на этой территории. Правда, в эпоху железа можно уже видеть, что культура — это одно, а народ — совсем другое. Во время Римской империи в Центральной Европе жило много самых различных племен, говоривших на разных языках, а археологически все они принадлежали к одной культуре — латенской…
— А ты, Шурик, плохо собирал, — замечает Олег, отбирая из общей кучи кремень и каменные орудия. — Мало кремня собрал! Я же тебе говорил, что все нужно, даже маленькие отщепы.
— Я все собирал, все! — вспыхивает Шурик. — Спросите у Сергея Ивановича, мы всё брали!
— Правда, Олег, здесь кремня мало…
В самом деле, почему же так мало кремня на стоянке?
К тому же ни одной ножевидной пластинки! Для ранних неолитических стоянок они обязательны. Потом, когда появляется металл, они исчезают, но чем древнее стоянка, тем их больше. А кремня у них было действительно мало: все, что только можно, берендеи старались делать из кости или из серого сланца, тоже валунного.
Из сланца выпиливали и шлифовали тесла, долота, плоские рабочие топоры, обломки которых мы нашли.
Чем все это объяснить?
Давайте думать. Вряд ли это случайность — случайности тоже закономерны. Обитатели Плещеева озера получали свой кремень или с Оки, с юга, — темно-желтый, непрозрачный, иногда черный, или с севера, с Верхней Волги, — лиловатый, просвечивающий. Там, на Верхней Волге, под Ржевом и Старицей, открыты в районе месторождений огромные мастерские по обработке камня. Кремневые желваки, которые выламывали из известняка, обкалывали, очищали от известковых корок на месте. Оттуда расходился кремень уже в заготовках, полуобработанный, чтобы не везти лишнего груза.
Судя по орудиям добытчиков, по остаткам этих мастерских, верхневолжские месторождения были известны чуть ли не с конца палеолита.
В Белоруссии в последние годы тоже найдены неолитические шахты, служившие для добычи кремня. Но там кремень черный и зеленоватый.
У берендеев же кремень пестрый, валунный, в трещинках.
Значит, почему-то берендеи не могли пользоваться месторождениями? Не знали? Но если они действительно пришли с юга, они должны были бы знать месторождения на Оке или хотя бы на Дону. Однако и южного кремня у них нет. Что-то мешало им. Но что?
— Может быть, они двигались другим путем, минуя месторождения? — подсказывает Хотинский.
— Ну что вы, Никита Александрович! А связи с другими племенами? А торговля?
— Торговля тоже не всегда возможна, Танюша! Из этнографии мы знаем, что в тропической Африке, например, роль посредников-торговцев между большими племенами выполняли маленькие племена, владевшие к тому же каким-нибудь ремеслом, вроде кузнечного. Исполняли они и дипломатические поручения. С другой стороны, есть описания того, как раз в году эскимосы Аляски, жившие на морском берегу, отправлялись за кремнем для орудий в глубь материка по рекам. Их путь проходил по территории враждебных племен, и каждая такая экспедиция превращалась в военный поход. Но эскимосов было много, и они были хорошо вооружены…
— Может быть, берендеев не пропускали?
— Минутку, Сережа! Кажется, я начинаю догадываться. Мы забываем, что места эти были заселены давно, задолго до прихода берендеев, если они действительно пришли с юга. Где могли поселиться пришельцы? Только на болоте, у заросшего озера. Но они оказались в изоляции. Все пути — на север и на юг — были закрыты враждебными племенами.
Вот почему у них не хватало кремня! Они могли достать только валунный, который собирали на ближних холмах, так же как и серый сланец. На стоянках, где много кремня, сланец встречается редко. Может быть, местные жители не умели его как следует обрабатывать? А берендеи, если судить по этим каменным и костяным орудиям, по остаткам строительного искусства, по керамике, были на голову выше окружавших их соседей.
Если это так, если предположительная дата Хотинского окажется верной, мы разрешаем и самый важный вопрос: откуда появилась в Волго-Окском междуречье у неолитических племен керамика.
— От берендеев? — с сомнением протянула Таня. — Но ведь льяловская, вы же знаете, Андрей, она гораздо хуже и грубее! И форма сосудов проще, и орнамент другой, и техника… Разве может так быть?
— Конечно, Таня! Берендеевская керамика когда-то прошла долгий путь развития. Перед нами черепки — как бы итог этого пути, результат высоких профессиональных навыков берендеевских гончаров. Эти навыки передавались из поколения в поколение, они совершенствовались… Теперь представьте, что вы познакомились с гончаром, который делает великолепные горшки и миски, кувшины, котелки… Вы будете сидеть рядом с ним, смотреть, учиться готовить глину: как ее копать, месить, лепить. Но у вас никогда не получатся такие красивые и звонкие горшки — обжигать их еще надо! — как у него. Здесь то же самое. Была взята не керамика — идея глиняной посуды. И естественно, что подражание вышло гораздо хуже, чем оригинал. Кстати, я совсем не уверен, что к местным племенам попали берендеевские гончары…
— Как так?!
— Мое предположение, что берендеи в конце концов смешались с местными племенами, только одна из возможных гипотез. Точно мы этого никогда не узнаем, никакие раскопки не помогут. Гораздо вероятнее менее счастливый конец берендеев. Доказательства лежат сейчас у Никиты Александровича Хотинского в полиэтилене.
— А что такое? Сваи?
— Да, сваи. У некоторых обуглен верхний конец.
— Поселок погиб от пожара?
— Совершенно верно! Следы огня есть не только на сваях, но и на некоторых костяных орудиях, например на наконечниках стрел, причем совершенно целых, — не сломанных и выброшенных за ненадобностью, а целых. Вы все видели, что в культурном слое множество угольков, торф, похоже, местами горелый. Если наши предположения верны, можно думать, что вражда с окрестным населением привела берендеев к катастрофе. Однажды ночью на поселок напали враги, и он погиб в огне. Берендеев было слишком мало, чтобы они могли уцелеть. Впрочем, пожар мог быть и случайным!..
— Вот видишь, Шурик, какую интересную стоянку ты нашел? — Сергей потрепал мальчишку по вихрастой голове, и тот радостно засмеялся.
— Значит, и копать теперь вам здесь не надо, так, что ли? — подвел итог разговору Виктор Михайлович, со вниманием прислушивавшийся к каждому слову.
— Копать, Виктор Михайлович, обязательно надо! — отозвался я. — То, о чем мы сейчас говорили, — всего лишь гипотеза. Ее надо проверять. Но в этом году начинать работу нет смысла. Раскопки начнем следующим летом. Что мы можем сейчас? Заложить небольшой раскоп? А надо вскрывать сразу всю площадь поселения. И работы здесь хватит не только археологам, но и палеоклиматологам, и геологам, и химикам…
Всю зиму мы готовились к раскопкам на Берендеевом болоте. Нас особенно интересовали результаты анализов. Первоначальная дата, полученная в лаборатории по радиоуглероду, казалось, подтвердила наши предположения о большой древности Берендеева. Но повторный анализ в двух лабораториях указал иное, более точное время — середину III тысячелетия до нашей эры, чему соответствовала и пыльцевая диаграмма, составленная Хотинским.
Труднее всего приходилось мне как археологу. Мало получить дату — нужно найти место новой стоянки в ряду уже известных памятников и культур. Однако счастье нам улыбнулось. Разбирая материалы раскопок предыдущих лет, я обнаружил, что берендеевская керамика присутствует в коллекциях с некоторых стоянок, а на многослойном поселении Польцо, расположенном на Вексе возле Купанского, образует целый слой. И по своему залеганию слой этот полностью соответствует полученной дате и пыльцевой диаграмме.
Самое удивительное, что на этом открытия не закончились. В ту же зиму я смог написать статью, объясняющую загадку волосовской культуры — одной из интереснейших и наиболее ярких культур эпохи неолита в наших краях.
Дата, полученная нами для Берендеевского поселения, определяла время не только слоя с такой же керамикой на Польце, но позволяла наметить время и последовательность других культур, оставивших здесь свои следы.
Волосовская культура, названная так по деревне Волосово около Мурома на Оке, была одной из первых неолитических культур, открытой более ста лет назад. Довольно скоро археологи заметили, что поселения этой культуры встречаются не только на Оке, но гораздо шире. Сейчас они известны от Казани до Карелии и Белого моря и от Приуралья до Балтики. Самыми характерными признаками волосовской культуры считается керамика — обломки толстостенных пористых сосудов, украшенных геометрическими узорами: «елочкой», зигзагом, треугольниками, оттиснутыми длинным и широким, иногда двойным зубчатым штампом. Однако и остальные предметы, не меньше керамики, отличаются от набора вещей других культур. Для волосовской культуры характерны прекрасные, ювелирной выделки, кремневые наконечники стрел, дротиков и копий, большие плоские кинжалы и сегментовидные ножи, оформленные тончайшей «струйчатой» ретушью, широкие и узкие желобчатые долота, маленькие кремневые скульптуры и, что особенно интересно, янтарные украшения.