«Стены», упоминаемые в декрете и в «Присяге» херсонеситов, долгое время считались названием определенного пункта, подобно тому как Прекрасная Гавань или сам Херсонес (по-гречески «полуостров») получили свое название от места, на котором находились. Но теперь историки пришли к выводу, что «стены» — понятие собирательное. Этим словом херсонеситы обозначали совокупность всех мелких береговых укреплений, расположенных между Керкинитидой и Прекрасной Гаванью, одним из которых было городище Тарпанчи.
Именно это городище, вернее, раскопки на нем помогли подтвердить время второго похода Диофанта. Перед скифской стеной Щеглов обнаружил большое зернохранилище. В нем находилось несколько тонн пшеницы и ячменя. По-видимому, скифы успели собрать урожай с греческих полей, но удар Диофанта был настолько неожидан и силен, что зерно не успели спрятать или увезти. Произойти это могло только осенью…
Для отдыхающих, которые ни на день не оставляли нас в покое, раскопки на вилле должны были казаться по меньшей мере странными. Работа подвигалась медленно, незаметно, потому что Щеглов, аккуратист до мозга костей, осматривал и «обнюхивал» каждый черепок, каждую пылинку, каждый уголек. Да и сами стены, вернее, их остатки выглядели отнюдь не «впечатляюще». Обычно от археолога ждут сразу каких-то грандиозных открытий — статуй, пресловутого золота, клада… На самом деле настоящая наука складывается вот из этих «мелочей», вроде виноградных косточек, обугленных зерен пшеницы в пифосах, гнезда филина на Тарпанчи. Только археолог может оценить, насколько тщательно и внимательно работал ученый, если смог заметить, а главное, понять значение такой «невзрачной» находки… И уже совсем загадочными и непонятными для посетителей являлись манипуляции Шилика. А ведь в них заключалось будущее археологии!
Еще в первый день моего пребывания на вилле Щеглов как бы между прочим спросил:
— Ты заметил, как у нас раскопы идут?
В том, что виллу копали не квадратами, а вскрывая целые комнаты, я ничего особенного не усмотрел. Но Щеглов указал мне на одну деталь: край каждого раскопа проходил точно по оси стенок. Даже новый, только что разбитый раскоп обнажал не всю стенку, а лишь ее внутренний край. Что ж, такая точность была, конечно, исключительной. Но чтобы продлить эффект, Щеглов развернул передо мной… полный план виллы: не только раскопанную ее часть, но и ту, что находилась еще под землей. Вот это меня удивило. Как я ни приглядывался, на поверхности не было ни бугров, ни впадин, по которым можно было бы угадать направление стен и, тем более, точное место дверных проемов…
— Ну как, здорово? Это все работа Шилика. Впервые археолог получает план памятника до раскопок, — произнес Щеглов, довольный эффектом.
— А насколько все это точно? — спросил я.
— Во-первых, вот перед тобой новый раскоп, заложенный по плану; во-вторых, посмотри на эти шурфы…
Маленькие квадраты шурфов, разбросанные по всхолмлению, обнажили стыки стен и их обрывы. А ведь комнаты были самых различных размеров и не повторяли друг друга.
Как достигается такая точность, я увидел на вилле своими глазами. Шилик как раз заканчивал работу по созданию этого уникального плана. Оставалось лишь найти две задние стенки дворика.
…На земле, вдоль натянутого шнура, положена желтая лента рулетки. На расстоянии полутора метров друг от друга в землю, вдоль ленты, вонзаются железные штыри. Шилик соединяет их проводами с прибором и батареями. Точно между ними ставится «циркуль», или, как его называет Шилик, «двунога». У «двуноги» такие же острые штыри-электроды, подключенные к другим клеммам прибора. Один из «змеенышей», гордый порученным ему делом, сидит возле батареи, готовый включать.
— Пускай! — кричит ему Шилик.
Тот поворачивает рукоятку, и стрелка на приборе резко выскакивает на середину шкалы. Шилик записывает показания, потом поворачивает переключатель. На этот раз стрелка сдвигается меньше. Новое переключение, и снова стрелка возвращается на то же место.
— Выключай…
Электроды меняются местами, сдвигаясь на полметра дальше. Шилик переносит «двуногу» тоже на полметра.
Снова включается ток, снова отсчеты. Цифры показаний почти не меняются. Еще один шаг в сторону вдоль шнура. На этот раз изменение есть: стрелка только чуть вздрагивает.
— Вот и стена! — говорит удовлетворенно Шилик. — Теперь проверим обратный ход…
— Ну как? — подходит Щеглов. — Получается?
— Точно по плану! Кажется, мы с тобой в этом месте ее наметили?
— Ага! А дальше она должна повернуть…
Шаг, включение, отсчет; переключение, отсчет; еще переключение, отсчет, следующий шаг.
— Все! — объявляет Шилик. — Начинается ров. Дальше стен нет…
Пройдена еще одна линия, параллельная предыдущей. На графике, который тут же вычерчивается по показаниям прибора, стена возникает на том же отрезке, что и первый раз. А дальше, за виллу, — пусто.
— Видел, как это делается? — оборачивается ко мне Шилик. — Каждый предмет, каждая порода имеют свою электропроводность, иначе говоря, свое сопротивление, которое можно измерить. На этом и основан принцип электроразведки. Сначала я пропускаю ток от батарей через дальние электроды, и прибор показывает общее сопротивление этого участка почвы. Потом я переключаю контакты и узнаю сопротивление участка между ногами «двуноги». Ну, и так далее!.. А расчет идет по этой формуле…
Шилик открывает блокнот, рисует схему, пишет формулу. Но мне его обозначения не нужны. Главное, что прост и понятен принцип работы. Разница в электрическом сопротивлении среды и крупных включений в ней: камней, завалов черепицы, выкопанных и засыпанных когда-то ям. Там, где сопротивление больше или меньше, прибор всегда отметит разницу. Конечно, на деле все не так просто, как выглядит в объяснениях. Вот почему приходится все время экспериментировать, искать наилучшее расстояние между контактами, учитывать грунт — сухой он или влажный?..
— А за что ты получил выговор от Фронжулы? Так ты и не рассказал тогда, — вспоминаю я.
— Ну это история уже с магнитомером. Саша! Александр Николаич! Иди сюда, я о Фронжуле рассказывать буду…
— О Михаил Антоныче? — отзывается Щеглов из кладовой, где он обмеряет и зарисовывает пифосы. — Подожди немного, я скоро кончу…
— Подождем! Так о чем я?.. Ага! А ты знаешь что-нибудь о магниторазведке?
О магниторазведке я догадывался весьма смутно. Больше знал, пожалуй, о палеомагнетизме, на который многие возлагали тогда большие надежды. Но палеомагнетизм к разведке, насколько я понимал, не имел никакого отношения. Это был метод определения возраста, на первый взгляд столь же далекий от археологии и истории, как определение возраста по радиоактивному углероду или пыльце растений. Основан метод палеомагнетизма, или археомагнетизма, на том, что если сильно нагреть обыкновенную глину, она становится слабым магнитом. Вернее, не сама она, а те мельчайшие соединения железа, которые в ней находятся. Так происходит с такими предметами, как печи, горшки, основания очагов… При нагревании в глине как бы фиксируется направление силовых линий магнитного поля Земли. Но известно, что магнитные полюса нашей планеты весьма непостоянны. Они «кочуют» и в разные исторические эпохи находились в разных местах земного шара. Вместе с ними изменялось направление силовых линий. На этом и построен весь метод.
Скорость перемещения полюсов и направление, в котором они двигаются, хорошо известны. Следовательно, известно и местоположение полюсов в различное время в прошлом. Таким образом, если определить направление когда-то зафиксированных силовых магнитных линий, скажем, в печном поде, и сравнить их с современными, то по величине отклонения можно определить время, которое прошло между последней топкой печи и сегодняшним днем.
Угол между прежним положением магнитных линий и современным — таким образом определяют возраст предмета.
— Верно! — одобрительно заметил Шилик, когда я изложил свои знания о палеомагнетизме. — А магнитная разведка основана на несколько ином свойстве природных тел. Практически все предметы обладают какими-то, пусть даже очень слабыми, магнитными свойствами. Разница этих свойств создает те или иные аномалии. Например, Курская магнитная аномалия. Но точно такие же аномалии, только гораздо меньшей силы, создают древние печи, скопление черепков, даже известняк после нагрева. Магнитомер, работающий в постоянном магнитном поле Земли, отмечает усиление этого поля над такими объектами. Естественно, напряженность поля уменьшается с удалением от центра аномалии. Делая точно такие же замеры, как при электроразведке, мы получаем план аномалии, который образуют изодинамы — линии, соединяющие точки с одинаковой напряженностью поля. А аномалии вызывают любые объекты, даже такие стены, как здесь, хотя они очень мало нагрелись во время пожара…
— Ну что, уже рассказал? — прибежал запыхавшийся Щеглов. — Интересная штука получается с этими пифосами. По ним мы все херсонесские измерить сможем…
— Так вот что у меня произошло с магнитомером у Фронжулы. Ты знаешь средневековое поселение на горе Сокол, возле Нового Света? — спрашивает Шилик Щеглова.
— Знаю. Вернее, видел у Михаила Антоновича средневековые черепки оттуда…
— Ну, а теперь это не средневековое селище, а античное.
— Да ну?! А что, раскопали вы его?
— Вот слушай. Я Фронжуле несколько печей средневековых нашел возле Судака, которые он потерял — никак не мог найти, хотя сам же и открыл их несколько лет назад. После того как магнитомер на печах выдержал экзамен, Михаил Антоныч меня зауважал и захотел, чтобы я ему и на этом поселении печи нашел. «Ты мне, говорит, печи найди, а дом по ним я и сам раскопаю!..» Поехали. Прошел я с магнитомером по склону — действительно есть аномалии! Ну, одну решили тут же раскопать. Мне тоже было интересно, потому что аномалии были какие-то не такие, какие дают печи: послабее и как бы «размытые»… Раскопали. И представь себе: лежит небольшой остаток печи, а вокруг двенадцать разбитых греческих амфор!