Виктор Федорович кивнул и снова стал греть коньяк в ладони.
– Нарисованный на женщине паук изменил ее личность. Я пытаюсь понять, изменили ли вас эти картинки?
– Не знаю. Разве такое возможно?
– Вы слышали про акупунктуру? Раздражая иглой определенные точки на теле, удается вылечить многие болезни, продлить молодость. То есть изменить человека! А ведь что такое татуирование? То же самое иглоукалывание! Только не по медицинской методике, а по художественному замыслу. Так, может, изображение паука и должно превратить его носителя в насекомое? А тюремные наколки привить аппетит к тюремной пище?
Вольф почувствовал раздражение.
– Это полная… В общем, это не так! Я не привык к тюрьме и не полюбил баланду. Хотя… Кое-что во мне действительно изменилось.
– Что? – насторожился доктор.
Действительно, что? В двух словах этого не расскажешь. Особенно постороннему человеку.
– Да нет, ничего… Значит, я здоров?
– Практически да. Вам надо отдохнуть и восстановить силы.
– А что надо делать, чтобы избавиться от голосов? Психиатр снова развел руками:
– Это область не науки, а мистики. В мистике, к сожалению, я не силен. Но ведь они вам не очень досаждают?
– Ну, как сказать…
– Если их подсказки несколько раз спасли вам жизнь, то, по-моему, все неудобства окупились с лихвой. Не так ли?
– Пожалуй, так.
– Тогда научитесь сосуществовать с вашими картинками. И постарайтесь максимально использовать ту пользу, которую они могут принести. Я бы с удовольствием встретился через полгода-год и поговорил с вами на эту тему.
Вольф встал.
– Спасибо за консультацию, доктор. Может быть, я еще зайду к вам.
Психиатр пожал ему руку.
«Правильный мужик, ты его слушайся», – сказал кот.
В восемнадцатиэтажной крестообразной башне на Юго-Западе ничего не изменилось, даже код замка остался прежним. Светлые площадки, стерильная чистота просторных коридоров. Все как тогда, когда празднично наряженный, с чистой белой кожей, Вольф первый раз пришел к Лауре, зажав в кулаке купленные в подземном переходе розы. Кажется, что это было сто лет назад. Сейчас Вольф маскировался под сантехника: старая стеганка, черный комбинезон, фибровый чемоданчик с инструментами. На руках коричневые вязаные перчатки, скрывающие знаки принадлежности слесаря к уголовному миру.
На шестнадцатом этаже кремовую чистоту панелей оскверняли грубые черные числа, крупно выписанные на высоте человеческого роста. 884, 884, 884 – то ли заклинание, то ли кабалистические знаки. Четверки были одинаково кривоватыми, с непонятными хвостиками сверху. Всмотревшись, опытный сантехник понял, что цифровой оболочкой закамуфлировано ключевое слово советской настенной живописи, обозначающее отношение к жизни и окружающему миру значительной части россиян.
«Хороший цифровой код для радиообмена, – подумал Вольф. – На нереальную задачу передаешь руководству: „884“ – и все понятно… Если бы я в свое время ответил Петрунову: идите-ка вы, друзья, на 884, глядишь, и ходил бы с неиспорченной шкурой…»
Рядом с дверью бывшей квартиры Лауры стояли мешки с песком и цементом. Значит, ремонт вот-вот начнется… А может, уже идет и плитка в ванной сбита. Тогда тайник раскрыт, а значит, бриллианты и пистолет попали в чужие руки… Чьи? Ремонтников? Хозяев? А может, хозяева заявили в милицию, и уголовный розыск ждет, кто придет за закладкой?
Он приложил ухо к замочной скважине. Тишина. Похоже, никого нет дома. Лаура говорила, что в сорок третьей квартире живет редкая сплетница, Вольф позвонил туда. Когда он жил здесь, то с соседями не общался, к тому же в таком виде вряд ли кто-то его узнает.
– Кто там? – послышался женский голос.
– Сантехника вызывали? Воду отключать для ремонта?
– Мы нет, это, наверное, соседи, – дверь распахнулась, низенькая полная дама в синем халате указала на мешки. – Вот грязь разведут!
– Стучат, небось, целыми днями? – сочувственно спросил сантехник.
Соседка махнула рукой. Ей было около сорока, крашеные волосы, выщипанные брови, отвисшие щеки, подвижный рот, недовольное выражение лица.
– Пока тихо… Когда начнут, голова развалится!
Вольф перевел дух и оценивающе вгляделся в лицо источника информации. С ним продуктивно работать на негативе.
– Да, народ порядка не любит… Смотрю я, у вас стены испачканы. Дом приличный, никогда тут такого не было!
– А это сынок ихний, оболтус! К нему такие же приходят, курят на черной лестнице, плюются. А на стене, думаете, цифры нарисовали? Ругание матерное! Это уже мой муж замазал…
Сантехник осуждающе покрутил головой.
– Непорядок. А когда они дома-то бывают?
Женщина плотнее запахнула халат и сложила губы сердечком.
– Его вообще неделями не бывает, ее не поймешь – то дома сидит, то уходит до вечера. А сынок ихний – с утра в школе, потом по улицам гойдает, уже под ночь свою музыку дурацкую включает!
Вольф сочувственно покивал. Разведдопрос закончен. Теперь надо выйти из ситуации, зачистив следы.
– Ладно, зайду вечером. Хотя странно, у них точно уже идет рем0нт… Это ведь восемнадцатый дом?
Сердечко растянулось тонкой резинкой.
– Прям-таки! Шестнадцатый. Вы что, своих домов не знаете? Пить надо меньше!
Дверь захлопнулась.
Удовлетворенно улыбнувшись, «сантехник» направился к лифту. Завтра утром можно повторить визит. Дверь довольно хлипкая и проникнуть в квартиру не составит труда…
В хорошем настроении он вышел на улицу. Яркое солнце слепило глаза, искрился пушистый снежок. Вольф глубоко вдохнул чистый морозный воздух и улыбнулся. Сейчас возможность дышать полной грудью уже не казалась роскошью. Оказавшийся на дороге мрачный парень недоуменно смотрел на его улыбку. Вольф обошел его, но еще один мрачный человек в надвинутой на глаза кепке и поднятым воротником снова оказался на пути.
– Не дергайся, а то получишь маслину, – тихо и очень уверенно сказал он. – Садись в машину.
Голос был серьезным, рука глубоко засунута в карман, пальто топорщилось. Сквозь толстую ткань Вольф непостижимым образом рассмотрел пистолет, направленный ему в живот.
«Зуб даю, он и вправду шмальнет! – обеспокоенно сказал кот. – Лучше бы шкуру не дырявить…»
– Пошел! – первый мрачный парень толкнул его в спину, направляя к подъехавшей «Волге».
Вольф не собирался садиться в машину. Зачем? Ясное дело: вывезут в безлюдное место и грохнут. Лучше уж «подергаться» здесь. Вряд ли они станут стрелять среди бела дня на глазах десятков прохожих… Кто они? Впрочем, сейчас это неважно. Первым срубить этого, в кепке, потом с разворота – второго, прыгнуть за угол дома и зигзагами к метро. Тело привычно напряглось, секунды стали растягиваться… Дверь «Волги» распахнулась.
– Здорово, Волк! – Серж смотрел на него в упор и криво улыбался.
Вольф расслабился.
– Здорово, Серж! – ответная улыбка получилась искренней и спокойной. – Что это за карусель? Я уж чуть было не начал воевать!
– Это на тебя похоже, – буркнул Серж. Он явно ожидал другой реакции. – Садись, прокатимся.
– С удовольствием, братишка. Только без этих быков. Они мне не нравятся.
Серж замешкался, но только на мгновение.
– Ладно, давай без них. Хотя это мои друзья, отличные ребята. Они поедут следом.
Вольф сел на заднее сиденье, водитель сразу набрал скорость. Мрачные парни прыгнули в зеленую «шестерку» и повисли на хвосте. Машины свернули на узкую улочку и через несколько минут остановились на пустыре возле строящегося дома. По знаку Сержа водитель вышел, оставив их наедине.
– Что же это, братишка, – холодно начал Серж, развернувшись на переднем сиденье. – Я тебе доверил камушки, а ты меня кинул? Очень удивительно – на тебя это не похоже! Хотя на больших суммах люди часто ломаются.
«Этот тоже в нас целится, – сказал пират. – Они что, совсем оборзели?»
Подключичными глазами Вольф уже и сам увидел сквозь мягкую спинку кресла оружие в руках Сержа.
– Я не думал тебя кидать, – по-прежнему спокойно ответил Волк, снимая перчатки. – И убери свою пушку.
– Не думал, говоришь? – Серж не пошевелился. – А где камни? Куда ты пропал? Почему квартиру поменял? Или все это случайно? Знаешь, как такие случайности называются? Фуфло!
Волк ощерился и положил руки на спинку сиденья, прямо перед лицом Сержа. Тот застыл, уставившись на синие перстни.
– Фуфло, значит? – «блатным» голосом с развязной угрожающей интонацией проговорил Вольф, расстегивая свою телогрейку. – Пока вы, бультерьеры, по гадиловкам в рыжих ошейниках лукаетесь, где-нибудь в Коми люди баланы катают и рады, если выйдет гуляшом приколоться… Ты хоть рубишь, что такое гуляш? Э-эх… Тебя бы сейчас в лагерную тройку вбить, тогда бы и базарил про фуфло… Ну что ты чичи напузырил? [77]
Расстегнувшись до пояса, Вольф рывком обнажил грудь. Огромные синие глаза впились безжалостным взглядом в изумленное лицо Сержа. Непристойная женщина на кресте строила ему рожи и показывала язык, трехкупольный храм подавлял своим величием, звезды вокруг сосков излучали уверенность и силу.
Серж потерял дар речи.
– Ты кто?! – Он облизал пересохшие губы. – Двойник Волка? Когда тебя сделали?
– Да я это, я! – ответил Волк своим обычным голосом и рассмеялся обычным смехом. – Это я в Рохи Сафед тебя от стариковской присяги освободил! И Чувака я отмудохал!
Серж потряс головой и с силой провел ладонью по лицу.
– Но откуда… у тебя… это все? И татуировки, и говор уркаганский…
– От верблюда! Камушки твои я спрятал, а меня на задание отправили! В крытых парился, в тюрьмах то есть. А под легенду и роспись навели! Вернулся в Москву, а мои бабы квартиру поменяли! Вот пришел обстановку разведать, прикинуть, как камни выручать… А тут – ты со своими дружками.
Дружки неподвижно стояли полукругом чуть в отдалении, внимательно контролируя происходящее в машине. Их было пятеро. Руки все держали в карманах.