ода, и я достал только один бутерброд… С сыром. Согласен, это не имеет значения. Да, я поссорился с полковником, нет, уже генералом, Чучкановым… Исключительно на личной почве… Он ударил меня, я уклонился и машинально ударил в ответ… Это рефлекс, меня специально учили так реагировать на удар. Нет, это имеет значение! Бытовая ссора, вот что произошло… Я не помню, из-за чего. Никакую женщину я тоже не помню. И этого не помню. Нет, действительно, тем более все, чего я не помню, не имеет значения. Если надо ответить за Чучканова, то я готов! Все остальное не имеет значения.
Сотрудники внутренней контрразведки привыкли разоблачать «кротов», а не протоколировать драки в Кремле. Они закаменевшими пальцами выписывали фамилии высших должностных лиц и морщились, выясняя рутинные подробности обычного бытового скандала.
Генерал Вострецов кипел от ярости. Если бы Вольф подрался где-нибудь на улице, он бы стер его в порошок, но обстоятельства происшедшего и круг очевидцев сковывали начальника контрразведки по рукам и ногам. К тому же неизвестно было, чем закончится столь непростое дело. Обласканному Грибачевым герою могут простить и помятую генеральскую физиономию. Поэтому он откладывал прием то на час, то на два и вызвал Вольфа уже в конце рабочего дня.
Хотя обстановка так и не прояснилась, начальник Управления КР взял себя в руки и держался по-отечески: строго, но доброжелательно.
– Вы отдаете себе отчет в том, что совершили? Что за гусарские выходки в Кремлевском дворце! Шампанское из женской туфли, драка из-за женщины! Вы бы еще саблей стали махать!
– Саблей не обучен, товарищ генерал! – Вольф зафиксировал стойку «смирно».
– Ножом разведчика – другое дело, это я умею! А драться из-за женщины лучше, чем из-за сигареты или кусочка сала.
– Кстати, она законная жена генерала Чучканова! – Вострецов повысил голос.
– Пока да.
– Что значит «пока»?!
– То, что я собираюсь на ней жениться.
Генерал вскочил с высокого кожаного кресла:
– Час от часу не легче! Ты что, не можешь жениться без скандалов? Брак с Лаурой Маркони привел к тому, что тебя отчислили из Высшей школы! И чем он закончился? Недавно ты подал рапорт о разводе! А ведь разводы в нашей системе карьерному росту никак не способствуют! И тебе все это объясняли, разъясняли, уговаривали не делать глупостей! Теперь ты затеваешь новый скандал? Неужели нельзя выбрать невесту из свободных женщин с гражданством Советского Союза?
От отеческого тона ничего не осталось. Сейчас начальник Управления устраивал обычный разнос проштрафившемуся подчиненному.
Вольф набычился:
– Это мое личное дело.
Вострецов угрожающе нагнулся, оперевшись кулаками о стол:
– Ошибаешься! У чекиста нет личных дел! Потому что иноразведки ищут любые промашки в жизни сотрудника, чтобы использовать их для вербовочных подходов! Чистота личной жизни – залог его безопасности и упешного выполнения служебного долга!
– Но ведь человек живет не для того, чтобы выполнять служебный долг, – в сердцах сказал Вольф. Ему показалось, что он повторяет чужие слова, но чьи именно, он не вспомнил. Впрочем, чьи бы они ни были, но явно противоречили кодексу чекиста и всей системе чекистской идеологии.
Вострецов побагровел:
– А для чего?! Для сладкой жизни? Чтобы жениться-разводиться?
– У меня сладостей в жизни было немного. Вряд ли найдется желающий, чтобы я с ним поделился…
Генерал снова выпрямился, обошел стол и остановился прямо напротив Вольфа. Их взгляды встретились.
– На что ты намекаешь?! Какой желающий? Чем поделился?
Мало кто выдерживал пронзительный взгляд Вострецова. Он относил это на счет врожденного гипнотизма, свойственного военачальникам и иным сильным личностям. Возможно, это объяснялось проще: служебной зависимостью. Потому что в глаза начальникам он так не смотрел. Вольф, хотя и был подчиненным по службе, взгляда не отвел.
– Я не намекаю, товарищ генерал. Я прямо говорю: вряд ли кто-то позавидует моей жизни. Я всегда выполнял приказы, всегда ходил по краю. Конфетками и шоколадками меня не закармливали.
– Какие там шоколадки! Председатель лично дал команду тщательно разобраться. Ты понимаешь, чем это пахнет?
– Хуже, чем в тюремной камере, ничего пахнуть не может, – Вольфу надоело стоять навытяжку, и он вновь принял расслабленную позу.
– Хватит напоминать о своих подвигах! – раздраженно сказал Вострецов, возвращаясь на свое место. – Ты добровольно вызвался на задание и награжден за него. Но это не дает тебе права устраивать кулачные бои в Кремле!
– Виноват.
– Виноват…
Вострецов заглянул в какие-то бумаги, недовольно прихлопнул их ладонью.
– Ты-то виноват, а вот я при чем? Сергею Михайловичу наверняка доложили… А если нет, то обязательно доложат. Как мне объяснять разложение личного состава?
– Не могу знать, – мрачно ответил Вольф.
– Вот то-то! Как дать генералу по физиономии, ты знаешь… Ладно, иди. Я доложу председателю. Он решит, какое заключение подготовить…
Несмотря на то что рабочий день закончился, озабоченный Петрунов ждал в кабинете.
– Ну что?
Вольф пожал плечами:
– Сказал, доложит председателю, а тот решит, какое заключение готовить…
– Да уж решит, это точно…
– Позвонить можно?
– Какой разговор! Садись на мое место, чтоб удобней… Александр Иванович вскочил, уступая кресло.
– Конечно, надо звонить, самое время! Если Грибачев не вмешается, они тебя точно выгонят!
– Да сидите, к чему эти церемонии…
Примостившись на краешке стола, Вольф набрал номер. Петрунов завороженно следил за каждым его движением.
– Да-а, – певуче откликнулась Софья.
– Увидимся прямо сейчас? Я по тебе соскучился…
Петрунов в сердцах сплюнул, постучал согнутым пальцем по лбу и вышел из кабинета, сильно хлопнув дверью.
– У него остался синяк и припухлость вот здесь, – Софья показала на свою скулу. Именно в это место и должен был прийтись удар. – Николай Павлович просто вышел из себя. Он написал рапорт, хотя Костик его отговаривал. Сказал, что ты личный знакомый Грибачева и лучше с тобой не связываться. Но Чучканов закусил удила…
– Какой Костик?
– Ну, Константин Павлович. Раскатов.
– А…Тот, который присылал тебе генеральские букеты в Рохи-Сафед? Почему ты его так ласково называешь?
– Ой, ну какая разница! – Софья допила свое шампанское. – Костик или Константин Павлович… За глаза как только людей не зовут!
Они сидели в новом кооперативном кафе «Козерог» – уютном подвальчике недалеко от площади Дзержинского. Волк жадно ел жареное мясо и пил водку. Софья лениво ковырялась во фруктовом салате.
– Ты трахаешься с ним?
– Что за глупости? – возмутилась она. – Я его референт, у нас хорошие отношения, только и всего… Во всяком случае, он дал полезный совет. Для тебя полезный.
– Мне плевать. Кожу они с меня не сдерут, гвоздь в ухо не загонят.
– Что? Какой гвоздь?
– Ерунда. Давай еще выпьем. А где сейчас твой благоверный?
– В командировке. Они с Раскатовым вместе поехали. Дня на четыре.
– Очень хорошо. Тогда ты поедешь ко мне. На все четыре дня.
– Только на четыре? – Софья лукаво улыбалась. – Потом я тебе надоем?
– Нет. Я хочу на тебе жениться.
–Что?
– Же-нить-ся. На те-бе. Хо-чу.
– Ты опьянел!
– Да, немного. Но говорю по-трезвому.
– А Николай Павлович?
– Разведешься. Он старый и толстый, хотя и генерал.
– А я молодая?
– Конечно!
Софья загадочно прикрыла веки, улыбка исчезла.
– Месяц назад мне исполнилось тридцать восемь.
– Сколько?!
– Тридцать восемь. Я старше тебя на тринадцать лет. Вот такие пироги, дружок.
– Ерунда, – растерянно пробормотал Вольф. – Полная ерунда… Какое это имеет значение… Мы поженимся, и все будет хорошо!
– Да. Сейчас я молодая генеральша, а стану лейтенантской старухой. Действительно, очень хорошо. Ты сделал мне очень выгодное предложение.
У Софьи испортилось настроение. У Вольфа – тоже. Он долил себе водки, а ей шампанского.
– Ну, по части выгоды я действительно не очень… И предлагаю тебе не из-за выгоды. От сердца предлагаю. А не согласишься – украду и увезу на край света. Мне без тебя жизни нет… Давай выпьем, чтобы все у нас сладилось!
– Что ж, давай, – Софья смотрела с каким-то новым выражением. – Ты бешеный, ты и вправду можешь украсть… А вообще мне никто не говорил такого…
Грубая татуированная рука стиснула нежную узкую кисть, Софья поморщилась.
– Поедем ко мне.
– Нет. Николай Павлович может звонить. Я должна быть дома.
Лицо Волка окаменело. Софья рассмеялась.
– Но ты можешь быть вместе со мной.
Вольф просиял.
«Ты как мальчик, в натуре», – укоризненно сказал кот.
– Ты… трахаешься… с Раскатовым? Честно…
– Если… честно… да…
Горячее распластанное тело Софьи ритмично билось под ним, из приоткрытого рта с размазанной помадой сильно пахло спиртным. Перед тем как лечь в постель, они еще выпили, и Вольф незаметно влил водки в бокал с шампанским. Алкоголь и секс сыграли роль сыворотки правды.
– Давно?
–Да…
– Как… это… было? В первый раз?
– Ухаживал… цветы… дарил… Потом… взял… в командировку… А вечером… пришел… в номер… Так и пошло…
– А с Шаровым?
– Нет… Только несколько раз… Давно…
– А с Серегиным?
– Один раз…
– А еще с кем?
Откровенные признания Софьи возбуждали Волка. Он трудился изо всех сил, но до финиша было еще далеко.
– Ты их не знаешь… Ой… Ой… Ой!
Вольф несколько раз почти подлетел к потолку, как на качелях. Потом упругое тело обмякло.
– А муж знает?
Софья лежала неподвижно и обессиленно молчала. Волк будто споткнулся на бегу. Ему нужен был допинг.
– Отвечай, сука! Муж знает?! – тяжелая ладонь хлопнула по мягкой щеке. Хотя он и сдерживался, голова Софьи мотнулась по подушке. Она открыла глаза, приходя в себя.