Судья Освальд обратился к Питу:
— Мистер Бэннинг, вы против ходатайства о перенесении места суда?
Тот встал.
— Да. Я хочу, чтобы меня судили здесь.
— То есть вы предпочитаете игнорировать совет своего адвоката?
— Я не игнорирую моего адвоката. Я просто с ним не согласен.
— Ясно. Можете сесть. Продолжайте, мистер Уилбэнкс.
Джон разочарованно закатил глаза и прокашлялся.
— Во-вторых, что, по крайней мере с моей точки зрения, более важно для должной защиты: я планировал заявить суду о невменяемости клиента, но он не принял моего предложении. Намеревался представить факты нечеловеческих, неописуемых условий, в которых ему приходилось выживать во время войны. Я связался с двумя психиатрами, чтобы те обследовали моего клиента и выступили на суде. Но клиент снова отказался сотрудничать и потребовал не разрабатывать данную линию.
— Это так, мистер Бэннинг? — спросил судья.
— Я не сумасшедший, — ответил, не вставая, Пит. — И для меня было бы бесчестьем притворяться ненормальным.
Освальд кивнул. Судебный репортер строчил в блокноте, сохраняя для истории слова подсудимого. Для защиты они были губительны, но это было его последнее высказывание, которое не будет забыто.
— И вот еще что… — Это прозвучало так, словно только что пришло в голову, хотя Пит в любой ситуации взвешивал каждое слово. — Я знаю, что делаю.
Джон Уилбэнкс взглянул на судью и, словно сдаваясь, пожал плечами.
Глава 14
Присяжный номер один представлял собой сплошную загадку: женат, занятий — никаких, адрес — сельская дорога из населенного пункта Бокс-Хилл почти уже в округе Тайлер, согласно анкете — баптист. Во время утреннего заседания он никак себя не проявил и о нем никто ничего не знал. Ни Джон Уилбэнкс, ни Майлз Труитт не желали тратить время на расследование, и Джеймс Линдси был избран первым присяжным для заседания суда.
Судья Освальд назвал второго присяжного. Им стал Делберт Муни, представитель расползшегося по здешним землям клана Муни из Каррауэя — второго из двух городов в округе с самоуправлением. Возраст — двадцать семь лет, из них два года служил в сражавшейся в Европе армии, дважды ранен. Его очень одобрял Джон Уилбэнкс, а Майлз Труитт — нет и применил против него первое право отвода.
Они находились по-прежнему в зале суда, но одни: судья Освальд и юристы. Подсудимого отправили обедать и — до дальнейших указаний — в тюрьму. Бейлифа, судебного репортера, секретарей и помощников отослали. Последняя стадия отбора присяжных проходила приватно, в присутствии только судьи и представителей сторон, и не под протокол. Они откусывали кусочки от сандвичей и запивали холодным чаем, но им тоже хотелось на обед.
Судья назвал фамилию претендентки на роль присяжной номер три — одной из двух оставшихся женщин. Некоторые правила были прописаны, другие подразумевались. В случаях серьезных преступлений коллегию присяжных составляли из двенадцати белых мужчин. Не обсуждалось и не оговаривалось, как к этому прийти, просто подразумевалось, что так должно быть.
— Отведем по уважительной причине, — предложил Джон Уилбэнкс. — Как полагаете, Майлз? — Обвинитель тотчас согласился.
Отвод по уважительной причине предполагал, что человек совершенно не подходит на роль присяжного. Но чтобы не травмировать кандидата отказом на публике, это делалось кулуарно. И, что еще важнее, не сокращало квоты отводов сторон. Судья вычеркивал кандидата, и этот метод никогда не оспаривался.
Спешить было некуда. При нескольких свидетелях стороны обвинения и, возможно, никого со стороны защиты процесс, начавшись, продлится недолго. Они называли другие фамилии, одних отводили, других принимали, профессионально спорили, но неизменно продвигались вперед. В три часа судье Освальду опять потребовалось перекурить, и он решил сообщить ожидавшей в коридорах и на лестнице публике, что суд начнется завтра утром ровно в девять часов. В половине пятого двери открылись, вместе с присяжными в зал вошли несколько белых зрителей, на балкон поднялись черные. Привели Пита Бэннинга и усадили на свое место. Судья Освальд объявил, что присяжные избраны, и те заняли места.
Двенадцать белых мужчин. Четыре баптиста, два методиста, два пятидесятника, один пресвитерианин, один член церкви Слова Христова. Двое неверующих, чей путь вел прямиком в ад.
Каждый с поднятой правой рукой поклялся исполнять свой долг. Затем их отпустили домой, строго наказав ни с кем не говорить о деле. Судья Освальд прервал заседание и ушел. Когда зал суда опустел, Джон Уилбэнкс спросил шерифа Гридли, позволит ли тот ему побыть с клиентом пять минут наедине. За столом защиты это сделать было проще, чем в тюрьме, и Никс согласился.
Пока Пенрод подметал пол у скамей зрителей, а Эрни Доудл возился с радиаторами отопления, команда защиты занялась со своим клиентом.
— Мне не понравилось, как ты повел себя в суде, — заявил Рассел.
— Выглядело заносчиво и высокомерно, — быстро добавил Джон. — Насторожило присяжных. Еще ты проявил неуважение к судье Освальду. Подобное не должно повториться.
— После того, как завтра утром начнется заседание, половину времени присяжные будут смотреть на тебя.
— Почему? — удивился Пит.
— Потому что они любопытны. Потому что их работа — тебя судить. До этого им ничего такого делать не приходилось, и они испытывают благоговение к окружению, в которое попали. Впитывают буквально все, и очень важно, чтобы тебе удалось вызвать у них сочувствие.
— Сомневаюсь, что у меня это получится, — отозвался Пит.
— А ты постарайся, — попросил Джон. — Делай замечания, вороши документы — пусть им кажется, будто тебя интересует процесс по своему делу.
— Кто выбирал эту коллегию присяжных?
— Мы. Юристы и судья.
— Неужели? Уж больно похоже, что у них имеется готовое решение. Я что-то не заметил дружеских лиц.
— Продемонстрируй им такое. — Джон огорченно отвернулся. — Помни одно: эти люди будут решать, как ты проведешь остаток жизни.
— Этот вопрос уже решен.
Во вторник в половине десятого утра радиаторы отопления Эрни ворчали вовсю, когда Майлз Труитт встал и во вступительной речи обратился к присяжным. В зале было тепло, народу набилось не меньше, чем накануне, и истопник с вахтером, скрючившись в углу переполненного балкона, с интересом наблюдали за развитием событий.
Публика притихла. Труитт был в темно-коричневом костюме с жилетом. Из жилетного кармана свисала золотая цепь. Новый костюм он специально купил для этого процесса — самого важного в его юридической карьере. Встав перед присяжными и, тепло улыбнувшись, поблагодарил их за службу его клиенту — штату Миссисипи. Их старательно отобрали, чтобы заслушать показания, оценить свидетельства и в итоге решить, виновен подсудимый или нет. Большая ответственность. И он снова поблагодарил их за работу.
Убийство первой степени — самое тяжкое преступление в своде законов штата Миссисипи. Труитт прочитал формулировку по книге: «Намеренное, сознательное, заранее продуманное несанкционированное законом лишение жизни другого лица любыми средствами и действиями». Он повторил еще раз, четко и медленно выговаривая каждое слово, и оно эхом отдавалось в зале суда. «За совершение убийства первой степени присяжные выбирают наказание: либо казнь на электрическом стуле, либо пожизненное заключение без права досрочного освобождения».
Труитт повернулся, указал на подсудимого и продолжил:
— Господа присяжные, преподобного Декстера Белла убил Пит Бэннинг и за это заслуживает смертной казни. — Ожидаемое заявление, тем не менее, драматически яркое.
Труитт перешел к рассказу о Декстере, о его детстве в Джорджии, о призвании к пастырству, о браке с Джеки, прежней службе в церквах, о его детях, впечатляющих службах, его сострадании ко всем, лидерстве в сообществе и его популярности в Клэнтоне. В нем не было изъянов, и он не сбивался с пути. Молодой священник следовал влечению и вере, и в итоге оказался убит ветераном-стрелком. Какая потеря! Милые детишки остались без любимого отца.
Для штата Миссисипи дело не вызывает сомнений, и, когда закончат давать показания свидетели, он, Майлз Труитт, вернется к этому моменту и потребует правосудия. Правосудия для Декстера Белла и его семьи. Правосудия для Клэнтона ради человечности.
Джон Уилбэнкс с восхищением наблюдал за представлением. Все правильно: факты на стороне Майлза Труитта, а это значительное преимущество. Но обвинитель подошел к вопросу тонко: подчеркивал их важность, а не шел напролом. Убийство было настолько ужасным, что не требовало дополнительной драматизации. Глядя на лица присяжных, Джон лишний раз убеждался в том, что давно понял: к его клиенту сочувствия не возникнет. Без собственных фактов защита в тупике, как и подсудимый.
Майлз Труитт сел, и зал притих. Судья Освальд посмотрел на Джона Уилбэнкса и объявил:
— Слово предоставляется защите.
Джон, теребя узел изящного шелкового галстука, поднялся и шагнул к скамье присяжных. Ему нечего было сказать, и он не собирался нести чушь о якобы случившемся недоразумении или придумывать фальшивое алиби. Поэтому Джон улыбнулся и произнес:
— Господа присяжные, правила проведения судебных заседаний позволяют защите перенести вступительную речь на более поздний момент, когда закончит выступать обвинение. Защита предпочитает воспользоваться этим правом.
Судья Освальд пожал плечами:
— Согласен. Мистер Труитт, вызывайте первого свидетеля.
Тот встал и возгласил:
— Штат Миссисипи приглашает предстать перед судом миссис Джеки Белл.
Из второго ряда за столом обвинения поднялась Джеки и направилась к краю скамьи. Она сидела рядом с Эрролом Маклишем, который в воскресенье привез ее из Рома, штат Джорджия. Дети остались с бабушкой и дедушкой. Отец Джеки хотел сопровождать ее в суд, но она отказалась. Вызвался Эррол, и Джеки поехала с ним. Она остановилась у подруги из церковной общины, а Эррол снял номер в гостинице «Бедфорд» на Клэнтон-сквер.