Дагмар слушала, не прерывая и не закатывая глаза. Слушала внимательно, опустив голову.
– Мне надо идти. Не знаю, о чем я думала…
Прежде чем она успела подняться, Фрейя ухватилась за представившийся шанс. Не признаваться же Хюльдару, что она так и не вытянула ничего интересного, а только впустую потратила время, обсуждая достоинства и недостатки системы правосудия Исландии.
– После убийства вашей дочери прошло двенадцать лет. За это время вы приходили сюда по той же самой причине? Если нет, что подтолкнуло вас прийти сегодня?
– Я увидела его. Этого мерзавца. Он ходит по тем же, что и я, улицам, дышит одним со мной воздухом… – Дагмар не договорила и покачала головой. Потом продолжила: – Он выглядел таким… довольным. Как будто те годы в тюрьме ничего для него не значили. Еще до развода мой бывший муж говорил, что я сутулюсь. Я могла бы сказать то же самое и о нем, но не стала. Знаю, я и сейчас так хожу. И он тоже.
Фрейя молчала смотрела на нее. Плечи у Дагмар дрогнули, на серые брюки упали слезинки. Какое-то время обе женщины молчали, потом Фрейя мягко спросила:
– Где вы его видели?
– Разве это важно?
– Может быть, да. Может быть, нет.
Дагмар подняла глаза.
– Так он у вас под наблюдением?
– И да, и нет, – уклончиво, не желая пробуждать ложные надежды, ответила Фрейя. Да, Хюльдар хотел поговорить с Йоуном, но это не то же, что вести наблюдение.
– Почему мне никто ничего не сказал? Почему? От этого кто-то умер бы? Или ваш бюджет не выдержал? – Дагмар в упор посмотрела на Фрейю, и в ее глазах блеснули слезы. – Мне хотелось бы приготовиться. Разве я многого прошу?
Больше всего Фрейя хотела, чтобы дверь открылась, и в комнату вошел Хюльдар. Или хотя бы Гвюдмюндюр. Да кто угодно, кто смог бы объяснить, почему система работает так, как работает. Неужели полиция не обязана информировать родственников в таких случаях? В такой стране, как Исландия, люди так или иначе, рано или поздно, сталкиваются друг с другом.
– Нет, вы не просите слишком многого. Боюсь, я не очень хорошо разбираюсь в таких вопросах. Здесь речь идет о защите личной жизни. – Она перевела дух и торопливо, пока Дагмар не сорвалась снова, продолжила: – На мой взгляд, они должны были оповестить вас и вашего бывшего мужа. И семью Йоуна тоже. Что это, ошибка или стандартная практика, я не знаю.
Дагмар медленно кивнула.
– Можете не говорить.
– Так вы скажете мне, где видели Йоуна Йоунссона?
– Это важно?
– Не знаю. Может быть.
Дагмар задумалась, как будто то, о чем просила Фрейя, было секретом, делиться которым она не хотела.
– Он шел по Боргартун. Сегодня утром.
– Где именно?
– Я видела его возле одного из офисных зданий. Как будто высматривал что-то. Может быть, собирал банки… – Она помолчала, потом с ненавистью добавила: – Надеюсь, что так.
– А это, случайно, не то здание, где находится большая бухгалтерская фирма?
– Откуда вы знаете? – Та тонкая нить доверия, что протянулась между ними, натянулась до предела.
Фрейя уклонилась от ответа, хотя и подумала, что Дагмар не отпустит ее так легко.
– Вы знаете некоего Кольбейна Рагнарссона, который работает в этом здании?
– Нет. А должна?
Фрейя снова не ответила.
– А как насчет Бенедикта Тофта, отставного прокурора?
– Нет. Что происходит? Кто эти люди? Педофилы?
– Нет, ни в чем таком они не подозреваются, – смущенно сказала Фрейя. Она уже сравнила инициалы в письме из временно́й капсулы с именами известных десять лет назад педофилов, но соответствия не обнаружила. Она также не нашла подходящих инициалов в тех делах, которые проходили через Дом ребенка.
В этот момент дверь наконец открылась, и Фрейе не пришлось объяснять, почему она упомянула этих двух мужчин. Оставалось только надеяться, что Дагмар не станет разыскивать Кольбейна на основании одного лишь подозрения в связи с Йоунссоном. На пороге стоял Гвюдмюндюр Лаурюссон.
– За вами приехал муж.
– Мой муж? – Дагмар вспыхнула, но не от смущения, а от гнева. – Да что с вами такое, а?
Мимо полицейского в комнату протиснулся мужчина лет сорока с ключами от машины, которые он держал обеими руками, как священник – четки.
– Идем, Дагмар. Я отвезу тебя домой, – сказал он, избегая смотреть женщине в глаза. – Они не знали, что мы в разводе, а я не стал объяснять. Просто хотел помочь.
– Помочь? – Женщина поправила сумку на плече и сжала ворот пальто, словно пряча грудь. – Мне не нужна от тебя никакая помощь. – Не сказав ни слова Фрейе, она прошла мимо, отодвинула плечом Гвюдмюндюра, ненароком оказавшегося на ее пути, и вышла в коридор.
– Извините ее, – смущенно, будто это он в чем-то провинился, сказал мужчина. Возможно, это он ушел от нее, когда отношения дошли до ручки, и он уже не мог жить с той, которая одним своим видом напоминала, что они потеряли. Возможно, он был готов оставить прошлое позади, но она не смогла. Или же наоборот. А может быть, любовь просто исчерпалась. – Обычно она не такая. Или была не такая. – Он кивнул и поспешил за женщиной, которую любил когда-то.
Фрейя вдруг вспомнила, что так огорчило Дагмар и заставило прийти в участок. Выбежав в коридор, она крикнула вслед мужчине:
– Йоун Йоунссон вышел из тюрьмы. Вот что ее разозлило. Поэтому она и пришла сюда. Я подумала, что вам надо знать.
Орри остановился и медленно повернулся. От недавнего спокойствия не осталось и следа; глаза полыхнули безумием, как будто он был гранатой, из которой Фрейя вырвала чеку. Он шагнул к ней.
– Что вы сказали? – Голос его тоже изменился, замедлился и понизился. Возможно, они и не были такими уж разными, Орри и Дагмар.
Фрейя машинально отступила на пару шагов, поближе к Гвюдмюндюру. И зачем только она так разговорилась… Возможно, именно поэтому людям в их положении не сообщают о выходе заключенных на свободу.
Глава 20
Как часто бывает, мнение Эртлы относительно возможной связи Йоуна Йоунссона с убийством в подземном гараже и отрубленными руками изменилось под влиянием не какого-то одного значимого события, но ряда мелочей. Хюльдара такой поворот дела обрадовал, а о причинах, его вызвавших, он не думал. Эртла руководила расследованием, и без ее поддержки руки у него были бы связаны; слишком много узелков предстояло распутать, слишком много задач решить. Как ни трудно это давалось, Хюльдар старался не радоваться слишком уж явно. Он чувствовал себя так, словно забил победный гол в матче против команды другого класса. Проблемы остались позади, горизонт был чист. В возрасте девяти лет Хюльдар ставил целью сделать карьеру профессионального футболиста за рубежом, не ведая, как выяснилось позднее, что своего пика в этой области он уже достиг. Так же и теперь он не сомневался, что, преодолев упрямство Эртлы, совершит прорыв в расследовании убийства. И хотя цели эти различались, ощущение триумфа было тем же, что и в детстве, когда он отметил успех кокосовым трюфелем.
Надежды встрепенулись еще тогда, когда они с Эртлой стояли в коридоре после того, как их выгнали из больничной палаты Кольбейна. Не отличаясь изобретательностью в выстраивании личных отношений, она была хорошим детективом и неплохо разбиралась в людях. Разумеется, ложь Кольбейна не осталась незамеченной. Имя Йоуна Йоунссона словно включило лампочку у него в голове.
Еще одним способствующим фактором стал звонок из патологоанатомической лаборатории. После осмотра обнаруженного в гробу тела патологоанатом пришел к выводу, что причина смерти не соответствует той, которая указана в свидетельстве, выданном на имя Эйнара Адальбертссона. Сообщать по телефону какие-либо детали эксперт отказался, но предложил Эртле либо приехать в лабораторию самой, либо прислать своего представителя.
Третьим обстоятельством стал телефонный разговор Эртлы с дочерью Эйнара. Ничуть не огорчившись известию о том, что гроб ее отца совершил незапланированное путешествие на свалку, женщина заявила, что, как по ней, так пусть он остается там, где ему самое место, вместе с другим мусором. На этом разговор и закончился.
И, наконец, последним фактором, окончательно повлиявшим на мнение Эртлы, стала ее попытка найти Йоуна Йоунссона. Хюльдару она сказала, что всего лишь подозревает его в похищении гроба отчима, но Хюльдар знал, что это отговорка. У нее зародились сомнения. Сидя в офисе, он наблюдал за тем, как она набирает номер за номером и каждый раз получает один и тот же ответ. Никто не знал, что случилось с недавним заключенным. Дети и бывшая жена не отвечали, тюремная служба ничем не могла помочь. Та же история повторилась и с Литла-Хрёйн, и с социальными службами Рейкьявика, и ночлежками для бездомных – Йоуна нигде не видели, о нем нигде не слышали, и никто понятия не имел, что с ним случилось. Как будто земля поглотила бывшего заключенного, стоило ему только выйти из тюремной машины свободным человеком в центре города.
Слушая разговоры Эртлы, Хюльдар и сам принял телефонный звонок от Гвюдмюндюра Лаурюссона. Бывший босс рассказал, что мать Ваки, девочки, убитой Йоунссоном, устроила сцену в полицейском участке Хлеммюр. Хюльдар решил остаться с Эртлой, чтобы, пользуясь ситуацией, ковать железо, пока горячо. Но и любопытство не давало покоя – что же все-таки сказала мать Ваки? – и он попросил Гвюдмюндюра позвать Фрейю. Ни тот, ни другая не перезвонили, и Хюльдар отложил звонок на время, когда все успокоится. В глубине души он понимал, что настоящая причина – в случившемся между ними прошлым вечером. Нужно было объяснить свое внезапное бегство таким образом, чтобы показать себя в хорошем свете. Разве он этого не заслужил? Проблема заключалась в том, что он не мог привести в свою защиту такой аргумент, как желание избавить их обоих от взаимной неловкости, неизменного следствия пьяного секса. На Фрейю вряд ли произведет впечатление ссылка на длинный и разнообразный список его побед. Представляя, чем может обернуться предстоящий разговор, Хюльдар начал сомневаться в правильности своего решения. Наверное, лучше было остаться и провести с ней ночь. По крайней мере, получил бы удовольствие. Но теперь уже поздно. Хюльдар отогнал эту мысль. Надо сосредоточиться на расследовании.