Закончив с приготовлениями, Кольбейн похлопал себя по коленям, оперся о подлокотники стула и поднялся. Задерживаться в палате не имело смысла. Его выписали: больница напоминала отель в разгар сезона, и о том, чтобы позволить ему остаться, не могло быть и речи, как бы он ни умолял. За дверью уже ожидал, сидя в каталке, следующий пациент.
С чемоданчиком в руке Кольбейн прошаркал в коридор. Претендент на его место посапывал, открыв рот, в каталке. Не считая этого, все было тихо и спокойно. Наступил вечер, и другие пациенты уже спали после приема лекарств, которые раздавались, как сладости. Может, попросить добавить что-нибудь к рецепту? Если он собирается выйти в понедельник на работу, то за уик-энд нужно как следует выспаться. Хотя нет, лучше помолчать. Когда Кольбейн утром обратился с такой просьбой к врачу, тот высказался против, порекомендовав отдохнуть пару недель. Но такое невозможно. Он обязан выйти на работу хотя бы для того, чтобы положить конец слухам. В офисе, конечно, все только о нем и говорили, но его это не трогало.
Кольбейн остановился у стеклянного закутка, в котором, склонившись над бумагами, сидела дежурная сестра. Поначалу она не заметила его и, только когда он постучал по стеклу, подняла голову и улыбнулась.
– Ну что, всё? – Кольбейн кивнул, и она снова улыбнулась: наконец-то они избавлялись от него. – Как себя чувствуете?
– Как сказать… Нормально. Хотя и не очень. Не знаю.
– Такое бывает. Но самое опасное позади, и вы, несомненно, полностью выздоровеете, если будете следовать нашим советам и не станете торопиться.
– Да, конечно. – Интересно, не придется ли ему самому спрашивать о рецепте? Пока что все выглядело так, будто она забыла о нем.
– За вами приедут?
К своему собственному удивлению, Кольбейн ответил без всякого стеснения.
– Нет, я возьму такси.
– О’кей. Могу вызвать, если хотите. – Медсестра вдруг как будто вспомнила что-то. – Какая ж я глупая, совсем забыла… Ваш босс, когда звонил тогда, сказал, что пришлет за вами машину. Может быть, уже ждет – я тогда сказала, когда вас отпускают. Вы проверьте, а если нет, тогда и такси вызовете.
Глуповатая улыбка скользнула по лицу Кольбейна прежде, чем он успел ее погасить. Возможно, на работе к нему и впрямь относятся сочувственно и доброжелательно. Куда приятнее изображать жертву – беднягу Кольбейна, – чем числиться подозреваемым в причастности к отвратительному злодеянию. Злодеяние. Именно этим словом он пользовался для обозначения того, что случилось в подземном гараже. Злодеяние. Это слово выражало его почтительное отношение к инциденту, не ассоциируясь при этом с ужасным образом изуродованного тела и жутким хрустом ломающихся костей. Переборов нахлынувшую волну головокружения, Кольбейн попытался сосредоточиться на сидящей за стеклом женщине и отогнать все мысли о том, чего уже не изменишь.
– Я могу получить у вас рецепт?
– Ах да, верно. Об этом позаботился доктор, который вас выписывал.
Она достала рецепт из стоявшей на столе картонной коробки.
– У вас есть кто-нибудь, кто сможет сходить завтра в аптеку?
– Да, конечно. – Кольбейн солгал – обратиться за помощью ему было не к кому. Он забрал рецепт и бумажный пакет с несколькими таблетками.
– Этого хватит, чтобы продержаться сегодняшний вечер и завтрашнее утро, пока кто-нибудь не получит лекарство по рецепту. – Медсестра подождала, пока он положит листок в карман, напомнила о необходимости посетить кардиологическое отделение и замолчала, давая понять, что его не задерживают. Кольбейн постоял еще немного, потом неловко попрощался и направился к лифту.
Спускаясь в кабине, он тупо смотрел на человека в зеркале – сутулого, унылого, с пластмассовым чемоданчиком в руке, грязными волосами, в рубашке с неправильно застегнутыми пуговицами. Пальто свисало с плеч – так сильно он похудел в больнице. Хорошо еще, что не выставили посреди ночи, как случалось с другими пациентами… И что живет он здесь, в Рейкьявике. Мало хорошего бесцельно болтаться по городу с пластиковым чемоданчиком, убивая время в ожидании следующего рейса через всю страну. Он напоминал бродягу, и полиция имела бы все основания его задержать. У них это хорошо получается: разбираться с мелкими правонарушителями. Но поставить охрану у двери больничной палаты, в которой он лежал, беспомощный и беззащитный, они не успели, несмотря на очевидную для него опасность. Может быть, охрана будет внизу, в вестибюле?
Но внизу вообще никого не было: ни сотрудников, ни пациентов, ни посетителей, не говоря уже о полицейских. Магазин закрылся, и единственным нарушавшим тишину звуком было монотонное гудение выстроившихся у стены холодильников, заполненных всевозможными вредными для здоровья закусками и напитками. Словно заговоренный, Кольбейн остановился, уставившись на разноцветные пакетики. Он снова столкнулся со своим отражением, теперь уже в окнах вестибюля, своей формой напоминающего конскую подкову. Все то же самое. Никаких перемен к лучшему. Теперь его можно было принять за пациента учреждения для душевнобольных, застывшего перед освещенными торговыми автоматами, словно ребенок перед рождественской елкой. Нужно добраться домой и лечь в постель – чем скорее, тем лучше. Никто не должен видеть его в таком состоянии.
Выйдя на улицу, Кольбейн огляделся – не ожидает ли его кто-то из фирмы. Вызвать такси он не мог, поскольку телефон был разряжен, а подниматься наверх и просить дежурную медсестру оказать ему эту услугу хотел меньше всего на свете.
Как оказалось, беспокоился он зря. Неподалеку от входа уже стоял автомобиль с работающим двигателем. Фары были направлены точно на него, и из-за их света Кольбейн не видел водителя и не мог понять, кому из коллег поручили встретить его и отвезти домой, если, конечно, это не таксист. Второй вариант выглядел предпочтительнее. Разговаривать сейчас с изнывающим от любопытства коллегой у него не было сил.
Кольбейн медленно подошел к машине и забрался на заднее сиденье. В какой-то момент мелькнула мысль, что сесть, наверное, следовало впереди, но сил перебираться вперед уже не было. Ничего не поделаешь. Водитель, не говоря ни слова, подождал, пока Кольбейн закроет дверцу, и тронулся с места. К счастью для пассажира, все его внимание заняла некая скучная политическая дискуссия по радио. Коллегу в нем Кольбейн в любом случае не признал, и вероятность того, что пути их еще пересекутся, близилась к нулю. Похоже, молчание устраивало обоих.
Когда автомобиль остановился наконец у дома, Кольбейн по крайней мере попытался поблагодарить водителя и пожелать ему спокойной ночи. Ответом было неразборчивое бормотание. Ну и ладно, подумал Кольбейн и, захлопнув за собой дверцу, проковылял к входу. Наклонившись за ключом, который Хейда обещала оставить под ковриком, поймал себя на том, что не услышал звука отъезжающей машины. Странно. Может быть, водитель хочет убедиться, что его пассажир благополучно вошел в дом? Предосторожность нелишняя, поскольку в последнее время Хейда стала рассеянной и могла позабыть о ключе. Кольбейн приподнял коврик, и под ним мелькнуло что-то металлическое. Он вставил ключ в замок, открыл дверь и только тогда повернулся – узнать, что же нужно водителю. Вроде бы все сделано, только что за поездку не уплачено.
А не заплатил он, предположив, что об этом позаботились.
Если водитель вспомнил про деньги, то повел он себя странно. Подойдя ближе, опустил голову и устремился к Кольбейну, как обезумевший бык. Отреагировать должным образом тот не успел. Услышал лишь собственное «о…», произнесенное с какой-то спокойной неспешностью, но даже не попытался отступить. За мгновение до того, как незнакомец втолкнул его в дом, Кольбейн лишь успел подумать, что уж лучше б провел эту ночь на скамье в центре города, подложив под голову пластиковый пакет вместо подушки.
Глава 25
Не в первый раз Хюльдар просыпался в такой неловкой ситуации. И, как всегда, больная голова демонстрировала полную неспособность придумать хоть какой-то план, чтобы если не избежать, то хотя бы облегчить неотвратимое. В итоге он просто лежал, голый, в чужой постели, не представляя, что делать дальше, и понимая, что будет тяжело. Вообще-то Хюльдар просыпался и раньше, разбуженный своим же телефоном, но, не найдя в себе ни сил, ни решимости встретить лицом к лицу новый день, поворачивался и снова засыпал. Теперь он проснулся окончательно. Не в лучшем состоянии, но хотя бы живой.
Хюльдар приоткрыл один глаз и огляделся. В постели он был один. С одной стороны, это хорошо, но с другой… С кем же он провел ночь? Впрочем, напрягать память и вспоминать, кто именно стал его последним партнером, Хюльдар не стал. Хотелось еще немного насладиться утренней амнезией. Но потом взгляд зацепился за рубашку на спинке кресла. Висела она так, словно пролетела через всю комнату. А еще в ней было что-то знакомое. Настолько знакомое, что он невольно вздохнул. Полицейская рубашка. Размером намного меньше, чем его, с более короткими рукавами и более узким кроем. Воспоминания хлынули широким потоком, и Хюльдар закрыл глаза.
Эртла.
Ну вот, он побил собственный рекорд опрометчивости и неблагоразумия. Дошел до того, что переспал с боссом. Это ее одеяло сбилось к ногам, и на ее подушке лежала его рука. Отодвинувшись, он попытался, но так и не смог повернуться на спину. Надо бы собраться с силами, но пока Хюльдар был бы рад просто прикрыть одеялом наготу. Хотя в комнате никого больше не было, Эртла определенно находилась где-то поблизости и могла нагрянуть с минуты на минуту. А вдруг она уже вышла из дома и сидит в машине, горюя и печалясь, и ожидая, когда он наконец уйдет? Миг сладкой надежды оборвал звук падающей воды; кто-то принимал душ. «Беги, – кричал внутренний голос. – Воспользуйся шансом и беги». Но побег дал бы ему лишь короткую передышку. Вечно бегать не будешь. Хюльдар вздохнул. И как, черт побери, ему выбираться из этой заварушки? Они вместе работали и виделись каждое утро. Может быть, если так обернется расследование, им и сегодня придется работать бок о бок. И наверняка завтра, хотя завтра уже выходные. Итак, подготовиться к тому, что сейчас произойдет, уже не успеть. Если он не поговорит с ней сейчас, то единственным достойным выходом из этого недоразумения будет увольнение по собственному желанию. И о чем он только думал?