– Тебя кто-то спрашивал? – рявкнула Эртла. Сопляк не только имел наглость бросить тень на ее способности руководителя, но еще и влез без приглашения в ее машину.
– Мы разговаривали с офисом прокурора. Они придерживаются того мнения, что если завяжутся слишком крепко, то может возникнуть конфликт интересов, и тогда им придется назначить новых следователей, а у прокуратуры и без того проблемы с бюджетом. У нас, кстати, то же самое. Где мы найдем средства, чтобы обеспечить этому наглецу круглосуточную охрану? Кроме того, в списке его инициалы не значатся.
Гвюдлёйгюр подался назад, прячась в тени, и Эртла повернулась к Хюльдару.
– Я им там сказала, без обиняков, чтобы завтра утром все файлы по тому давнему суду были у нас. Если нужно, пусть ищут хоть всю ночь. Те бестолочи в окружном суде Рейкьянеса отговариваются, мол, никаких материалов у них нет, так что давить на них бесполезно. Уж пусть прокуратура почешется да подвигает булками.
Хюльдар оптимизма Эртлы не разделял и очень сомневался, что прокуратура отыщет что-то за уик-энд. По его мнению, рассчитывать на что-то раньше вторника или среды не стоило. Но не будет ли слишком поздно? Не появится ли к этому времени еще один труп?
– Как насчет адвоката Йоуна? Возможно, у него нет больше тех файлов, но само дело он помнить должен. Возможно, он знает имя того ребенка – или детей, – который пострадал тогда. Возможно, он даже сможет сказать нам, где найти Йоуна. А если он не захочет с нами говорить, можно обратиться к семье. Если хочешь, я могу этим заняться и совсем не против потревожить их в выходные. Сомневаюсь, что они ходят по воскресеньям в церковь. – Этот короткий спич отнял у Хюльдара последние остатки резервов и завершился широким зевком.
– Если кто и услышит завтра слово Господа, будь уверен, это будет судья, – пообещала Эртла. – Но для общения с ним тебе понадобится медиум. Когда я разговаривала с теми недотепами в окружном суде и попросила организовать встречу с ним, мне ответили, что это невозможно. Оказывается, он ушел от них несколько лет назад. На повышение, в Верховный суд. А теперь вот кормит червей…
Хюльдар собирался отпустить подходящую случаю ремарку, но удержать ее в памяти не смог. Он откинулся на спинку кресла, заморгал и почувствовал, как последний кусочек пиццы выскользнул из пальцев. Сон объял его, и он уже не слышал, как Эртла выгнала Гвюдлёйгюра из машины.
Глава 30
Из всех, кому было приказано явиться на работу в воскресенье, Хюльдар явился последним – сказался недосып прошлой ночи. Организм вел строгий учет часов отдыха и, как только возникал дефицит, предъявлял свой безжалостный ультиматум. Будильник телефона был бессилен перед лицом этого аудита, когда зазвонил в назначенное время, задолго до рассвета. Пошарив рукой по прикроватному столику, Хюльдар сбросил его на пол, и теперь через экран пролегала трещина. Всплыв наконец из глубин сна, он ощутил себя отдохнувшим. И даже чувство вины съежилось и затаилось. А уж после горячего душа, побрившись, он почти вернулся в человеческое состояние.
Хорошее настроение держалось недолго. Поначалу Хюльдар думал, что коллеги окрестят его из-за опоздания Спящей Красавицей. Позже, сев на часок за стол, он понял, что они обсуждают его сидение в машине Эртлы. Тогда Хюльдар очнулся один; Эртла и Гвюдлёйгюр вернулись в дом с остальной командой. Потерев закоченевшую шею, он припомнил, как она пыталась его разбудить, как гладила по волосам и щеке… Какое счастье, что у нее ничего из этого не вышло!
– Эй, Спящая Красавица! – Один из коллег, держа в руке чашку с кофе, насмешливо ухмылялся за ближайшим столом. – Эртла сегодня не в духе. Что, кто-то не сумел исполнить мужской долг прошлой ночью? Разоспался, а? – Язвительную подколку сопровождал смешок.
Хюльдар не ответил, но почувствовал, как истощается с каждой минутой и без того скромный запас терпения. Что ж, следующему, кто захочет продолжить в том же духе, придется оторвать башку. Обработать его, как боксерскую грушу, – не единственный способ выпустить пар.
Решение Эртлы дать ему отоспаться в ее машине, пока другие вынуждены терпеть вонь в доме, лишило Хюльдара последнего шанса сделать вид, что между ними ничего не было. С любым другим, кто уснул бы за рабочим столом, она поступила бы просто и, не задумываясь, вылила на голову чашку кофе, а не стала бы шикать на тех, кто осмелился его потревожить.
– Ты чего смотришь? – раздраженно спросил Хюльдар, отрывая глаза от экрана; потом, вспомнив, чем обязан Гвюдлёйгюру, сбавил тон. – Извини, надо позвонить кое-кому.
– Конечно. – Гвюдлёйгюр смущенно улыбнулся. – Хотел только сказать, что знаю, как умер тот судья, Ингви Сигюрхьяртарсон. Пока это только предположение, но я практически не сомневаюсь.
– Выкладывай. – Хюльдар только обрадовался задержке; разговор с Эртлой был не единственным, которого он опасался.
Накануне, когда мысли тормозили в тумане усталости, потревожить адвоката в воскресный день казалось сущим пустяком, но теперь момент пришел, и он не мог решить, что сказать. Он был не в том настроении, чтобы терпеть снисходительные упреки или намеки на непозволительность звонить в нерабочее время. Но поскольку никаких документов из прокуратуры не поступило, то и выбирать было не из чего.
– В извещении о смерти сказано, что умер он внезапно. Верховный суд выпустил короткий пресс-релиз, в котором констатируется только факт смерти, а далее говорится о его образовании и карьере. Я также познакомился с некрологами. Их тонны. Но ни в одном не сказано, от чего же он умер; большинство тему замазывают или просто упоминают о преждевременной смерти.
– У меня такое уже было. Один приятель покончил с собой, и никто, чтобы не причинять боль родителям, не говорил, что он убил себя сам. – Гвюдлёйгюр перевел дух. – Лично я думаю, что судья совершил самоубийство. Непохоже, что он имел отношение к этому делу, но все равно как-то немного странно.
– Когда это было? – Хюльдар мало что знал о некрологах и извещениях о смерти и не мог решить, верно ли заключение Гвюдлёйгюра и насколько оно важно.
– Относительно недавно. Два месяца назад.
Получалось, что свой шанс поговорить с судьей они упустили. Опоздали всего-то на два месяца. Подозрительно.
Неужели он знал о надвигающейся грозе и решил уйти сам? По меньшей мере странное совпадение…
– Женат был?
– Да.
– Хорошо. Позвони вдове и расспроси, что случилось. Выясни, как он умер.
– Что? – ужаснулся Гвюдлёйгюр.
– Вперед. Ты сможешь. Вспомни, как разговаривал с родителями того своего друга на похоронах. Слова выбирай осторожно. Эта женщина наверняка еще оплакивает мужа. Скажи ей правду – что его имя всплыло в ходе расследования, хотя, конечно, его ни в чем не подозревают.
– Ладно, – кивнул побледневший как смерть Гвюдлёйгюр. – Только дайте мне минутку… подготовиться. – Он сел и исчез из виду.
Хюльдар потянулся к телефону.
Адвокат ответил после третьего гудка. Голос его звучал так, словно он возлагал на предстоящий разговор большие надежды.
– Ждал от вас звонка. Значит ли это, что его нашли?
– Извините… вы сказали, что ждали этого звонка?
– Да. А разве полиция не объявила Йоуна в розыск? Я решил, что вы его поймали, а он попросил уведомить меня. Что он натворил на этот раз?
– В розыск Йоунссона объявили, потому что после освобождения его никто не видел, – быстро сориентировался Хюльдар. – Вообще-то я звоню вам по другому делу.
– Так он вышел? Боже, как летит время…
– Хотите сказать, что вы не знали?
– Нет. Подумал, что он сбежал и вы его ищете. Я не слышал о нем с тех пор, как приговор вернули в Верховный суд.
– Что? – Хюльдар покопался в лежавших возле компьютера исписанных листках. – Мне сказали, что вы переписывались. Обсуждали, как я полагаю, его дело. Так, по крайней мере, говорило тюремное начальство.
– Кто? Я? Никогда ему не писал и ничего ему не посылал. Они, должно быть, что-то перепутали.
Хюльдар вскинул брови. В голосе адвоката слышалась не только уверенность, но и удивление. Похоже, он и впрямь ничего не писал.
– Вероятно, я неправильно их понял. Впрочем, звоню не поэтому. Не могли бы вы рассказать о том времени, когда окружной суд Рейкъянеса оправдал вашего подзащитного? У нас возникли затруднения с получением информации о том процессе, и я наделся, что вы не откажетесь поделиться подробностями. Понимаю, сегодня воскресенье, но дело неотложное.
– Ясно. Могу я спросить, с чем связана эта неотложность?
– С ведущимся сейчас расследованием одного серьезного происшествия.
– Бенедикт Тофт.
– Да. В том деле, о котором я упомянул, он выступал от стороны обвинения. Мы пытаемся установить, не могла ли его работа иметь отношение к убийству.
– То есть вы думаете, что убийца – Йоун Йоунссон?
– Может быть. Это одна из версий. Вы помните, как проходил суд? У вас сохранились какие-то бумаги?
– Разумеется. Все документы до сих пор у меня. Никогда ничего не выбрасываю. Вы можете получить копии любых бумаг, кроме тех, которые касаются моих конфиденциальных отношений с клиентом.
– Спасибо, мы были бы весьма признательны; но поможет и краткое резюме. Сейчас нам известно лишь, что речь на процессе шла о сексуальном насилии в отношении несовершеннолетних.
– Понятно. С этим проблем не будет. Само дело было настолько необычным, что врезалось мне в память, хотя времени прошло немало. – Хюльдар услышал шаги на другом конце линии, звук закрывшейся двери и скрип кожи – адвокат, похоже, сел. Что-то звякнуло. Кубики льда? Он представил мужчину со стаканом виски. Оно и к лучшему, ведь алкоголь развязывает язык. – Йоуна обвиняли в насилии над его собственными детьми, сыном и дочерью. Их имен я не помню. Началось с того, что девочка – ей было шесть – пошла в школу и рассказала учительнице. Случай весьма необычный. Детям предлагают рассказать в классе о родителях – кто они, где работают, – а она, должно быть, поняла вопрос по-своему. Прежде чем учительница успела ее остановить, девочка описала определенные действия, изложив их, скажем так, довольно откровенно. Учительница отвела ее в сторонку, расспросила, выслушала всю историю и, убедившись, что ребенок ничего не придумал, отвела ее в полицию.